По дороге в Пушкинские Горы
Среди других картинок на стене висит подаренный офорт В.Зорина. Смотрю на него и вспоминаю как чуть больше трёх лет назад я приехала в Питер. Неожиданно для меня вся моя предполагаемая насыщенная программа накрылась, потому что мы с друзьями вдруг поехали в Пушкинские Горы. По дороге заехали к станционному смотрителю Самсону Вырину, а потом в Рождествено, к Владимиру Набокову.
Глаза прикрою - и мгновенно,
весь легкий, звонкий весь, стою
опять в гостиной незабвенной,
в усадьбе, у себя, в раю.
И вот из зеркала косого
под лепетанье хрусталей
глядят фарфоровые совы -
пенаты юности моей.
И вот, над полками, гортензий
легчайшая голубизна,
и солнца луч, как Божий вензель,
на венском стуле, у окна.
По потолку гудит досада
двух заплутавшихся шмелей,
и веет свежестью из сада,
из глубины густых аллей,
неизъяснимой веет смесью
еловой, липовой, грибной:
там, по сырому пестролесью,
- свист, щебетанье, гам цветной!
А дальше - сон речных извилин
и сенокоса тонкий мед.
Стой, стой, виденье! Но бессилен
мой детский возглас. Жизнь идет,
с размаху небеса ломая,
идет... ах, если бы навек
остаться так, не разжимая
росистых и блаженных век!
А потом было туманное утро в Пушгорах, засыпанные яблоками тропинки старого сада, хрустящая ароматная антоновка, принесённая с утреннего морозца, тёплые разговоры...
Глаза прикрою - и мгновенно,
весь легкий, звонкий весь, стою
опять в гостиной незабвенной,
в усадьбе, у себя, в раю.
И вот из зеркала косого
под лепетанье хрусталей
глядят фарфоровые совы -
пенаты юности моей.
И вот, над полками, гортензий
легчайшая голубизна,
и солнца луч, как Божий вензель,
на венском стуле, у окна.
По потолку гудит досада
двух заплутавшихся шмелей,
и веет свежестью из сада,
из глубины густых аллей,
неизъяснимой веет смесью
еловой, липовой, грибной:
там, по сырому пестролесью,
- свист, щебетанье, гам цветной!
А дальше - сон речных извилин
и сенокоса тонкий мед.
Стой, стой, виденье! Но бессилен
мой детский возглас. Жизнь идет,
с размаху небеса ломая,
идет... ах, если бы навек
остаться так, не разжимая
росистых и блаженных век!
А потом было туманное утро в Пушгорах, засыпанные яблоками тропинки старого сада, хрустящая ароматная антоновка, принесённая с утреннего морозца, тёплые разговоры...