Мое выступление на премии "Соратник"
Здравствуйте.
Всегда очень страшно выступать на публике, особенно если это художники.
Хотелось бы сказать, что за последний год в современном искусстве произошел зримый сдвиг: арт-тусовка, бывшая до этого разреженной и малосвязанной средой, по сути, стала политическим институтом. Произошло это не сразу, это такой долгий сюжет, тянущийся с конца девяностых. Он начался с рубки икон Авдеем Тер-Оганьяном, постепенно нарастал и кульминировал историей с Pussy Riot.
Стартовой точкой послужила серия агрессивных политизированных акций: рубка икон Авдеем Тер-Оганьяном, «Баррикада» Анатолия Осмоловского, акция Олега Мавромати, реакция на это ФСБ и ментов. Тогда, как мы помним, дело закончилась тем, что двум художникам пришлось эмигрировать, а одному отказаться от политического искусства.
Потом ситуация затихла на три года, пока репрессивная государственная машина сама не добралось до выставки «Осторожно, религия», как бы нанеся ответный удар. Реакция художников была достаточно растерянная. Но уж со следующим процессом над «Запретным искусством-2006», сообщество стало активно сопротивляться и даже контратаковать: художники круга Профсоюза уличного искусства с весны 2007 делали все более дерзкие и политизированные акции. В конечном итоге эта многолетняя игра в тяни-толкай с государством трансформировала художественную среду в политический институт.
Стоит вспомнить ситуацию, когда премия «Соратник» только начиналась. Мне тогда понравилась эта инициатива, поскольку это был хороший инструмент для скрепления среды, которую мало что связывало. В ситуации нулевых не было понятно, что есть современное искусство. Десятью годами ранее, в девяностые были ясные сюжеты, которые связывали ситуацию: в первую очередь борьба между акционистами и концептуалистами, а также институциональное строительство. В нулевых же мы оказались в разрежающейся ситуации, когда все расходилось за отсутствием скреп.
Сейчас же такие скрепы появились: художников объединяет этот долгоиграющий сюжет противостояния с государством. Особенно это стало явно где-то в 2010 году, когда был суд над Артемом Лоскутовым, арт-группой «Война» и несколько параллельных художественных процессов. И в этот сюжет влились другие процессы над активистами, благодаря чему стало возможно стало говорить об артивизме, особом поле между политикой и искусством.
Кульминацией этого пятнадцатилетнего сюжета стал суд над Pussy Riot, когда стало очевидно, что из-за сворачивания строительства демократических институтов, которое интенсивно идет с начала нулевых, арт-среда осталась едва ли не единственным пространством, где возможна свобода высказывания.
Если честно, я до сих пор не понимаю, как так получилось, что мы, художники, перехватили её у писателей. Не понимаю, но получилось. Возможно, это связано с развитием медиа, с тем, что современный художник, с его провокативным инструментарием, он более реактивен и поэтому более медиен.
Сейчас, когда сюжет отыгран, стало вдруг видно, как что-то похожее происходит в Китае. Потому что у них тоже была проблема с искусством - куча коммерческого искусства, такого пустого, и неожиданно возникшая на этом фоне фигура Ай Вэйвэя, который на равных общается с властью и может эффективнее ей противостоять, чем все упакованные в бюрократический сериал демократические и правозащитные институты.
Становится ясно, что артивистские практики взаимодействия художников и социальных активистов не должны уйти в никуда. Они должны использоваться для общественной пользы и им необходимо институциональное закрепление. Исходя из вышесказанного, мне бы хотелось сказать следующее:
• во-первых, о поддержке социального искусства. Потому что все то, с помощью чего художники противостояли власти, может использоваться для локальных задач. Как правильно говорят девушки из Pussy Riot, это тема гендерного неравноправия, поддержки маргинальных групп, то, как развивается или не развивается местное самоуправление, защита прав трудящихся и так далее.
• Во-вторых, что стало понятно, когда вылезло большое количество художников - новых, не институциональных - что у художника в России практически нет прав. Куратор и галерист зарабатывают деньги на художниках, а права художников никак не защищены.
И, соответственно, хотелось бы поставить перед сообществом два вопроса. Первое - поддержка ангажированного социального искусства и второе - вопрос о поддержке прав художников.
И я надеюсь, что мои слова будут услышаны.
Спасибо.
Доклад прочитан 21 октября 2012. на церемонии премии «Соратник». Москва