[Выдумалось всё сейчас]
Утомила музыка.
Так, что прямо ужас.
Хорошие люди, за которых хочется держаться, всегда приходят с музыкой.
А потом или человек теряется, и от звуков больно, или она перестаёт иметь значение, смысл перехлёстывает за три минуты, выливается и всё, и в песне не слышно больше слов.
А в каких-то случаях на одного человека столько музыки, что вообще ничего уже не понятно.
Оно, конечно, и так ничего не понятно, и чем вроде ясней и человечней, тем сильнее я путаюсь, но от музыки когда-то становилось легче. А теперь просто смотреть в окно на степь далёкую и, чёрт возьми, ну наконец-то!, не думать.
Смешно путаться в очевидном, возводить какие-то странные и никому не нужные сложности, которые потом так и висят мёртвым грузом, потому что ничего с ними не сделать, узелки не развязать, но без них же так скучно, не правда ли?
Такой путь пройден, и вот именно теперь становится страшно.
Последний день. И не чего-то там, а июля, проникнетесь.
Так, что прямо ужас.
Хорошие люди, за которых хочется держаться, всегда приходят с музыкой.
А потом или человек теряется, и от звуков больно, или она перестаёт иметь значение, смысл перехлёстывает за три минуты, выливается и всё, и в песне не слышно больше слов.
А в каких-то случаях на одного человека столько музыки, что вообще ничего уже не понятно.
Оно, конечно, и так ничего не понятно, и чем вроде ясней и человечней, тем сильнее я путаюсь, но от музыки когда-то становилось легче. А теперь просто смотреть в окно на степь далёкую и, чёрт возьми, ну наконец-то!, не думать.
Смешно путаться в очевидном, возводить какие-то странные и никому не нужные сложности, которые потом так и висят мёртвым грузом, потому что ничего с ними не сделать, узелки не развязать, но без них же так скучно, не правда ли?
Такой путь пройден, и вот именно теперь становится страшно.
Последний день. И не чего-то там, а июля, проникнетесь.