Тропа войны
Когда у тебя сопли, и главный спутник твоих дней - носовой платок, то спрятать пару слезинок не составляет труда.
Продышалась, в темпе вальса доела булочку, ибо еда - это святое, и лишь выскочив за дверь позволила истерике прорваться наружу. Хоть в чем-то я молодец, не показала, что довел, доставлять старому мудаку удовольствие - последнее, чего бы мне могло хотеться в этой жизни. А выведение меня из себя явно доставляет ему радость. И мне кажется, что это немного нездорово. Ударения можно поставить по-разному, суть не пострадает.
Мне обещали, что эта практика будет прекрасна. Так говорили все: студенты кафедры, коллеги по лаборатории. Помню высказывания о том, что если я буду на кафедре одна со своего курса, то мне, возможно, смогут организовать практику на Картеше вместе с приятными и дорогими мне коллегами. Но увы, нас трое, и на соседнюю базу, до которой на моторке 15 минут хода, меня пускают с потрясающей козьей мордой и только до часу ночи. Руководитель практикой должен проконтролировать, дескать, что ночь я провожу в корпусе. Оказалось, на третьем десятке лет я должна спрашивать разрешения, чтоб выйти погулять. Оказалось, что во внеучебное время я со взрослыми людьми, сотрудниками кафедры, сотрудниками моей же лаборатории, не могу отправиться на полноценный сбор объектов даже, про потусить и выпить я молчу. Мне кажется, здесь что-то не так.
А аргументом к тому, чтобы меня не отпустить, была забота о моей жизни и здоровье, при том, что старый козел еще пару дней назад, когда я лежала с температурой, заявлял, что я филоню, и он, дескать, был бы сам не прочь так болеть. Я искренне желаю ему осуществления желания.
По его мнению, топить печку каждый вечер при средней температуре на улице +7 - это в корне неправильно и расточительно. По его мнению, мы все делаем не так: подметаем, говорим, настраиваем микроскоп. Он считает своим долгом отчитать нас по любому поводу, придраться к любому неточному слову. Он не только знает все лучше всех, но и считает своим долгом всем не только это доказать, но и научить, как правильно, даже если придется творить эти добрые дела насильно.
Никогда бы не подумала, что первым мужчиной, который сможет трижды довести меня до слез, станет не объект несчастной любви или не деспотичный домочадец, а заведующий кафедрой. Никогда бы не подумала, что взрослый человек, преподаватель, может позволить себе использовать студента в качестве оружия для своих махинаций в песочнице, подставляя ничего толком не знающего о системе человека под удар. Никогда бы не подумала, что нормальный человек может сознательно гнобить младшего по возрасту и званию, который ровным счетом никак не проявил себя с отрицательной стороны. Впрочем, о какой адекватности мы говорим. Петрович, как вчера сказали коллеги, - "неудачно получился".
Коллегам, впрочем, тоже не до меня особо. Я их, конечно, очень всех люблю, но их же тоже нельзя втягивать в эту "политическую борьбу". И мне приходится терпеть. Я, конечно, несколько драмматизирую. И воспринимаю все слишком остро и принимаю близко к сердцу. Но это просто какой-то пиздец. Взрослый мир, взрослые игры.
У меня, конечно, есть два потрясающих таланта: болеть невовремя и нарываться на нелюбовь всех, кого только можно, и желательно, чтоб начальствующих надо мной.
Вот так волшебный мир Белого моря превратился для меня в минное поле, а время практики - в школу выживания.
В довершении картины меня только что кусил шершень. Дважды. Я вообще не склонна задаваться этим вопросом, но ежки-кошки, ЗА ЧТО МНЕ ВСЕ ЭТО?! Пристрелите меня, что ли, чтоб не мучилась.