Полоса о НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ
Оригинал взят у abrod в Полоса о НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ
Моя первая русская статья на бумаге. Ура!
АЛЕКСАНДР БРОДСКИЙ
Бозон Хиггса как унитаз Дюшана.
Нобелевская премия по физике вручена за теорию, «доказавшую» саму себя
Скептические замечания по поводу неизбежного вручения Нобелевской премии первооткрывателям бозона Хиггса стали раздаваться не только до присуждения им этой награды, но и до того даже, как, собственно, была открыта эта элементарная частица.
Одной из причин скепсиса оказалась отчаянная спешка с этим самым открытием. Вызвана она была, похоже, началом всемирного экономического кризиса, когда руководители Евросоюза, очевидно на фоне введения режима экономии в Греции, потребовали от работавших на Большом адронном коллайдере ученых хоть каких-то результатов за выделенные им девять миллиардов евро. Панику, которая после этого охватила европейское научное сообщество, легко представить, если вспомнить, что обнаружению бозона Хиггса предшествовало спешное открытие сверхсветовых нейтрино, оказавшееся впоследствии результатом систематической ошибки аппаратуры.
Имеется и более важная причина этого скепсиса. Экспериментальное обнаружение бозона Хиггса послужило окончательным подтверждением так называемой Стандартной модели - теоретической конструкции в физике элементарных частиц, объясняющей электромагнитное, слабое и сильное взаимодействия как проявления симметрии относительно трех типов так называемой калибровочной инвариантности. И скепсис этот относится не столько к механизму Хиггса или его бозону, сколько к самой Стандартной модели, в силу ее способности похоронить научный метод, а с ним и всю физику как науку.
Понять, что законы сохранения зарядов вышеупомянутых полей являются проявлением соответствующих симметрий, не так уж и сложно, особенно тем, кто помнит из школьного курса физики, что закон сохранения энергии вытекает из произвольности в выборе начального момента времени в любой инерциальной системе отсчета, называемой симметрией по отношению к переносу начала времени. Значительно труднее понять, почему описание поведения частиц и полей в нашей Вселенной с помощью волновой функции, являющейся комплексным числом, оказывается первоисточником всех законов природы. Именно это утверждение, во взаимодействии с не менее фундаментальным, но действительно очевидным утверждением, что эту комплексность никак нельзя наблюдать, так как все измеримые величины являются реальными числами, оказывается сутью калибровочной инвариантности.
Получается, что Стандартная модель, используя для извлечения физического смысла принципиально ненаблюдаемые величины, хоронит такую важную часть научного метода, как Бритву Оккама, не допускающую "умножение сущностей без необходимости". А ведь именно этот инструмент сам Уильям из Оккама использовал для уничтожения универсалий, Ломоносов и Лавуазье - для отсечения теплорода (открыв таким образом закон сохранения вещества), а Эйнштейн - для обоснования отсутствия эфира в специальной теории относительности.
Сама по себе работа Хиггса достойна всяческих наград и является весьма изящным применением к калибровочно-инвариантной теории электрослабого взаимодействия другого принципа - спонтанного нарушения симметрии, обладающего глубоким физическим смыслом, в отличие от принципа калибровочной инвариантности, физическим смыслом принципиально не обладающим.
Дело в том, что и калибровочная инвариантность, и Стандартная модель генетически связанны с методом перенормировок, названного изобретателем этого метода великим Ричардом Фейнманом «заметанием мусора под ковёр». И Фейнман, говоря так, был очень серьёзен, так как метод перенормировок закрывал дыры в теории ценой введения свободных параметров, которые уж очень соблазнительно было использовать для подгонки теории под эксперимент. А с помощью подгоночных параметров можно любую теорию подогнать под любой эксперимент и это делало теорию принципиально не верифицируемой. Наука теряла другую важнейшую часть научного метода - возможность проверять теорию экспериментом.
Зато Фейнман был весьма ироничен, назвав возникший таким образом научный метод «заткнись и вычисляй». Но научное сообщество предпочло притвориться, что оно не видит эту иронию, подобно тому, как анти-буржуазную иронию дюшановского унитаза буржуазная же художественная критика нейтрализовала, притворившись, что она приняла этот унитаз всерьез, заплатив за него кучу денег и породив миллионы последователей «унитазного Дюшанства» среди молодых художников. Причины этого довольно просты: калибровочная инвариантность и принцип «заткнись и вычисляй» как нельзя лучше соответствовали американскому технологизму, превратившему науку в набор интеллектуальных трюков наподобие фигурного катания, когда ученые доказывают свою научную состоятельность, совершая интеллектуальный тройной тулуп с переворотом и грузом на плечах возможно большего количества сведений.
В конце концов, успехи калибровочной физики оказались доказательством преимущества западной науки и важным фактором победы Запада в Холодной войне. После чего эта теория окончательно приобрела не только идеологический, но и сакральный характер, так что любой ученый, отрицающий ценность перенормировок, немедленно подвергается остракизму, как кощунник.
Стоит ли после этого удивляться тому, что разлет осколков некоего бозе-конденсата с массой, близкой к предсказанной, спином 0 и положительной четностью, не дожидаясь выявления всех каналов распада, был однозначно идентифицирован как бозон Хиггса, на том только основании, что в рамках Стандартной модели, доказанной обнаружением бозона Хиггса, никакого другого теоретического объяснения этой картинке нет? Говоря иначе, эта самая картинка, то есть обнаружение бозона Хиггса в Большом адронном коллайдере, подтвердила Стандартную модель ровно потому, что никакая другая теория в такой ситуации попросту не могла бы быть опубликована в западной научной литературе!
Получается, что бозон Хиггса доказал себя сам. Доказал, получил Нобелевку, закрыл коллайдер на ремонт и исчез…
Моя первая русская статья на бумаге. Ура!
АЛЕКСАНДР БРОДСКИЙ
Бозон Хиггса как унитаз Дюшана.
Нобелевская премия по физике вручена за теорию, «доказавшую» саму себя
Скептические замечания по поводу неизбежного вручения Нобелевской премии первооткрывателям бозона Хиггса стали раздаваться не только до присуждения им этой награды, но и до того даже, как, собственно, была открыта эта элементарная частица.
Одной из причин скепсиса оказалась отчаянная спешка с этим самым открытием. Вызвана она была, похоже, началом всемирного экономического кризиса, когда руководители Евросоюза, очевидно на фоне введения режима экономии в Греции, потребовали от работавших на Большом адронном коллайдере ученых хоть каких-то результатов за выделенные им девять миллиардов евро. Панику, которая после этого охватила европейское научное сообщество, легко представить, если вспомнить, что обнаружению бозона Хиггса предшествовало спешное открытие сверхсветовых нейтрино, оказавшееся впоследствии результатом систематической ошибки аппаратуры.
Имеется и более важная причина этого скепсиса. Экспериментальное обнаружение бозона Хиггса послужило окончательным подтверждением так называемой Стандартной модели - теоретической конструкции в физике элементарных частиц, объясняющей электромагнитное, слабое и сильное взаимодействия как проявления симметрии относительно трех типов так называемой калибровочной инвариантности. И скепсис этот относится не столько к механизму Хиггса или его бозону, сколько к самой Стандартной модели, в силу ее способности похоронить научный метод, а с ним и всю физику как науку.
Понять, что законы сохранения зарядов вышеупомянутых полей являются проявлением соответствующих симметрий, не так уж и сложно, особенно тем, кто помнит из школьного курса физики, что закон сохранения энергии вытекает из произвольности в выборе начального момента времени в любой инерциальной системе отсчета, называемой симметрией по отношению к переносу начала времени. Значительно труднее понять, почему описание поведения частиц и полей в нашей Вселенной с помощью волновой функции, являющейся комплексным числом, оказывается первоисточником всех законов природы. Именно это утверждение, во взаимодействии с не менее фундаментальным, но действительно очевидным утверждением, что эту комплексность никак нельзя наблюдать, так как все измеримые величины являются реальными числами, оказывается сутью калибровочной инвариантности.
Получается, что Стандартная модель, используя для извлечения физического смысла принципиально ненаблюдаемые величины, хоронит такую важную часть научного метода, как Бритву Оккама, не допускающую "умножение сущностей без необходимости". А ведь именно этот инструмент сам Уильям из Оккама использовал для уничтожения универсалий, Ломоносов и Лавуазье - для отсечения теплорода (открыв таким образом закон сохранения вещества), а Эйнштейн - для обоснования отсутствия эфира в специальной теории относительности.
Сама по себе работа Хиггса достойна всяческих наград и является весьма изящным применением к калибровочно-инвариантной теории электрослабого взаимодействия другого принципа - спонтанного нарушения симметрии, обладающего глубоким физическим смыслом, в отличие от принципа калибровочной инвариантности, физическим смыслом принципиально не обладающим.
Дело в том, что и калибровочная инвариантность, и Стандартная модель генетически связанны с методом перенормировок, названного изобретателем этого метода великим Ричардом Фейнманом «заметанием мусора под ковёр». И Фейнман, говоря так, был очень серьёзен, так как метод перенормировок закрывал дыры в теории ценой введения свободных параметров, которые уж очень соблазнительно было использовать для подгонки теории под эксперимент. А с помощью подгоночных параметров можно любую теорию подогнать под любой эксперимент и это делало теорию принципиально не верифицируемой. Наука теряла другую важнейшую часть научного метода - возможность проверять теорию экспериментом.
Зато Фейнман был весьма ироничен, назвав возникший таким образом научный метод «заткнись и вычисляй». Но научное сообщество предпочло притвориться, что оно не видит эту иронию, подобно тому, как анти-буржуазную иронию дюшановского унитаза буржуазная же художественная критика нейтрализовала, притворившись, что она приняла этот унитаз всерьез, заплатив за него кучу денег и породив миллионы последователей «унитазного Дюшанства» среди молодых художников. Причины этого довольно просты: калибровочная инвариантность и принцип «заткнись и вычисляй» как нельзя лучше соответствовали американскому технологизму, превратившему науку в набор интеллектуальных трюков наподобие фигурного катания, когда ученые доказывают свою научную состоятельность, совершая интеллектуальный тройной тулуп с переворотом и грузом на плечах возможно большего количества сведений.
В конце концов, успехи калибровочной физики оказались доказательством преимущества западной науки и важным фактором победы Запада в Холодной войне. После чего эта теория окончательно приобрела не только идеологический, но и сакральный характер, так что любой ученый, отрицающий ценность перенормировок, немедленно подвергается остракизму, как кощунник.
Стоит ли после этого удивляться тому, что разлет осколков некоего бозе-конденсата с массой, близкой к предсказанной, спином 0 и положительной четностью, не дожидаясь выявления всех каналов распада, был однозначно идентифицирован как бозон Хиггса, на том только основании, что в рамках Стандартной модели, доказанной обнаружением бозона Хиггса, никакого другого теоретического объяснения этой картинке нет? Говоря иначе, эта самая картинка, то есть обнаружение бозона Хиггса в Большом адронном коллайдере, подтвердила Стандартную модель ровно потому, что никакая другая теория в такой ситуации попросту не могла бы быть опубликована в западной научной литературе!
Получается, что бозон Хиггса доказал себя сам. Доказал, получил Нобелевку, закрыл коллайдер на ремонт и исчез…