Архитектура Древней Руси. Торжество Православия.
Оригинал взят у sergeytsvetkov в Ярослав Мудрый и Мстислав: созидание будущего
1. Соперники и соправители
Летней ночью 1024 года у города Листвена (севернее Чернигова) в ожесточенном бою столкнулись два последних претендента на великое киевское княжение - князья Ярослав и Мстислав. В разгар сражения над полем битвы разразилась гроза: «И бывши нощи, бысть тьма, молонья и гром, и дождь». В кромешной тьме, прорезаемой вспышками молний, дружина Мстислава охватила Ярославову рать с флангов: «И бысть сеча силна, яко посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча силна и страшна». Теснимые со всех сторон, воины Ярослава сломали строй и побежали. На рассвете Мстислав осмотрел поле битвы, заваленное телами союзных ему черниговцев (северян) и «варягов» Ярослава, и произнес слова, которые Карамзин посчитал «недостойными доброго князя», но которые тем не менее отлично характеризуют «государственное» мышление дружинного вождя начала XI века: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела».
Разбитый Ярослав укрылся в Новгороде.
После всего происшедшего можно было бы ожидать очередного летописного сообщения о вокняжении победителя в Киеве, «на столе отьни», и новом витке междоусобной брани. Вместо этого мы читаем поразительные строки: «И посла Мстислав по Ярослава, глаголя: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейший брат, а мне буди си сторона». Этим поступком Мстислав заслужил славу если не «доброго князя», то, по крайней мере, трезвого политика. Он предпочел не превращать династический спор с Ярославом в войну на уничтожение, тем более, что силы его противника отнюдь не были исчерпаны. Действительно, в 1026 году Ярослав подошел к Киеву с сильным войском, состоявшим из новгородцев. Однако возобновления военных действий не последовало. Очевидно, сыграла свою роль всеобщая усталость от десятилетнего кровопролития.
Мир был заключен во время личной встречи Ярослава и Мстислава у Городца*. Стоявшие за спиной обоих князей дружины воочию удостоверяли, что здесь не победитель диктует свои условия побежденному, а равный разговаривает с равным. Стороны договорились о полюбовном разделе Русской земли «по Днепр»: Ярослав принимал под свою руку правобережье с Киевом, Волынью и Новгородскую землю, Мстислав становился князем всего левого берега - Черниговской, Переяславской, Радимичской, Вятичской и предположительно Ростово-Суздальской земель.
* В Русской земле было два Городца - один подле Киева, другой в 26 верстах от Чернигова. Скорее всего, мир был заключен в «киевском» Городце.
Многолетний период вооруженной борьбы за наследство Владимира завершился. Русь наконец вздохнула спокойно: «И начаста жити мирно и в братолюбьстве, и уста усобица и мятеж, и бысть тишина велика в земли».
Городецкий договор стал знаменательной вехой в развитии древнерусской политической системы. Впервые члены великокняжеского рода уладили династические споры чисто политическими средствами, не полагаясь больше на неписаный закон старшинства и отказавшись от взаимоистребления в междоусобной драке. Раздел «отьнего и деднего» достояния в установленных границах был признан приемлемой заменой единовластию и увековечен в двусторонних договорах (возможно, письменных), которые окончательно вытеснили родовой принцип послушания младшего старшему из государственной сферы в область нравственных предписаний. Не нужно забывать, что это был также первый опыт политического согласия правящей элиты, достигнутого с оглядкой на христианские государственно-правовые нормы. В частности, вместо языческой клятвы на оружии князья несомненно прибегли к крестоцелованию.
Со стороны могло казаться, что соправители Русской земли пребывают между собой в совершенном согласии и братском единении. На самом деле это было не совсем так. Недаром Ярослав вообще остерегался подолгу жить в Киеве, в близком соседстве с Мстиславом, несмотря на видимое дружелюбие последнего, и проводил большую часть времени в Новгороде, оставляя киевлян на попечение своих посадников. Момент соперничества в их взаимоотношениях отнюдь не исчез и после заключения Городецкого мира, только теперь состязание между ними приняло более мягкие формы, целиком переместившись в культурно-религиозную плоскость.
2. Философия в камне
Обосновавшийся в Чернигове Мстислав задумал придать этому городу великолепие столицы. При нем в Чернигове появились первые каменные здания. В княжем детинце было начато строительство пышного дворцового комплекса, центром которого должен был стать гигантский по меркам того времени Спасо-Преображенский собор (33,2 х 22,1 м), превзошедший своими размерами прежнюю гордость древнерусской архитектуры - Десятинную церковь в Киеве.
Десятинная церковь
Чернигов. Спасский собор. Реконструкция западного фасада.
По Ю. С. Асееву.
Над сооружением черниговского Спаса трудились приглашенные из Византии архитекторы и мастера. Пятиглавый храм с тремя апсидами и тремя нефами* представлял собой в плане крест, вписанный в четырехугольник - по образцу одного из наиболее распространенных в Византии типов культовых строений (так называемая «крестово-купольная» конструкция). Возведение стен осуществлялось с применением византийской строительной техники: чередования слоев плоского кирпича и необработанного камня. В оформлении интерьера главную роль должны были играть фрески, мозаики, привозные мраморные колонны, а также шиферные резные плиты, добываемые в окрестностях древлянского Овруча - единственный «роскошный» строительный материал, который тогда могла предложить греческим зодчим Русская земля. Вместе с княжеским детинцем изменился и облик всего города: Мстислав обвел его внушительным валом высотой около четырех метров и протяженностью больше двух километров.
* Неф - часть внутреннего пространства храма, ограниченное с одной или двух сторон рядом колонн или столбов.
Спасский собор предназначался для митрополита Руси, чья резиденция со времен Владимира находилась в Переяславле на Трубеже. По Городецкому разделу Переяславль отошел к Мстиславу, который, таким образом, получил возможность непосредственного вмешательства в дела митрополичьего двора и церковную политику в целом. В его намерения явно входило перемещение митрополичьей кафедры из Переяславля в Чернигов, что обеспечило бы последнему статус не только светской, но и церковной столицы Руси. Глава Русской Церкви в 20-х - первой половине 30-х гг. XI века, грек Иоанн I, кажется, благоволил к черниговскому князю, поскольку не выказал ни малейшего желания перебраться от него на другую сторону Днепра, в Киев.
Планы Мстислава грозили Киеву утратой его главенствующего положения в Русской земле. Чтобы не допустить этого, Ярослав должен был поставить великокняжеский стол на такую материальную и культурную основу, которая сделала бы неоспоримым превосходство Киева над другими русскими городами и укрепила престиж великого князя.
В ответ на вызов, брошенный Мстиславом «матери городов русских», Ярослав развернул в Киеве крупномасштабное строительство. Его обширные начинания далеко превзошли строительную программу Мстислава в Чернигове. Ярослав произвел коренную перепланировку Киева. Укрепленная часть города была значительно расширена, в результате чего прежний городской центр - княжеский замок на Старокиевском холме - превратился всего лишь в северную цитадель новой крепости, занявшей около 70 гектаров земли. С востока, юга и запада ее обнимала трехкилометровая линия мощных земляных валов, достигавших у основания тридцатиметровой ширины и увенчанных деревянными палисадами, благодаря чему городская стража наблюдала за окрестностями с высоты 16 метров. Выполнение подобного объема земляных работ потребовало бы от тысячи человек неустанного труда в течение четырех лет. Три въезда в город - через Лядские, Золотые и Жидовские ворота - охраняли надвратные башни, по крайней мере одна из которых (над Золотыми воротами) была каменной. Хорошо укрепленный «город Ярослава»* надежно прикрыл низменный район Подола от нападений со стороны степи.
* Принятый археологический термин, обозначающий городскую площадь Киева, присоединенную Ярославом к «городу Владимира».
Градостроительная деятельность Ярослава была изумительна не только по своему размаху, ее отличала еще и идейная новизна. Если Мстислав в своем стремлении превзойти дворцовый комплекс Владимира состязался, в сущности, с прошлым, то Ярослав созидал будущее. Благодаря ему городской ландшафт Киева преобразился не просто за счет расширения площади застройки. Обновленному городу Ярослав дал новое сердце, - как в топографическом, так и в духовном смысле. Первым из русских князей он перенес центр церковного великолепия с княжего двора в самую гущу городской общины. Каменный храм Святой Софии Премудрости Божией*, - эта новая христианская святыня, призванная затмить величие Спасского собора в Чернигове, - был заложен на месте одноименной деревянной церкви, прямо посередине «города Ярослава», на перекрестье улиц, идущих от трех городских ворот.
* Идея Святой Софии Премудрости Божией была воспринята христианами из Ветхого Завета («Премудрость созда себе дом и утверди столпов седьм», Притчи Соломоновы, IX, 1) и в древности понималась двояко. По самому распространенному толкованию, Премудрость Божия есть Христос, утвердивший свою Церковь («дом») на семи таинствах и семи вселенских соборах. В одной из церковных молитв на праздник Святой Софии говорится: «Непостижимая и Вспетая Премудрость Божия, София Преименитая, девственных душа, сиречь Единородный Сын Слово Божие». Но некоторые боголовы разумели под Софией - Богородицу, соделавшуюся «домом» для воплотившегося в ней Христа. Церковная служба на праздник Святой Софии дает основание к такому пониманию, когда провозглашает: «Велия и Неизреченная Премудрости Божией Сила, София Преименитая, Пречестный Храме, Огнезрачный Престоле Христа Бога нашего, в тя бо вселися неизреченно Слово Божие и плоть бысть». Именно этого толкования идеи Святой Софии Премудрости Божией придерживались в древней Руси. Храмовый праздник киевского собора Святой Софии отмечался в день Рождества Богородицы (8 сентября). В киевской редакции иконографии Святой Софии видим изображение Богородицы под седмистолпной сенью, стоящей на амвоне с семью ступеньками.
Древний Киев. Макет, фрагмент. Город Ярослава. Художник Д. Мазюкевич
По замыслу Ярослава, Софийский собор должен был поражать воображение своими размерами и благолепием. Главное здание храма изначально представляло собой огромный куб (29,3 х 29,3 м в основании), центральный купол которого, вздымавшийся почти на тридцатиметровую высоту, был окружен двенадцатью верхами поменьше, собранными в четыре группы*. С трех сторон (кроме восточной, алтарной) к храмовому зданию примыкала двухэтажная галерея, увеличивавшая его общую длину до 41,7, а ширину до 56,4 метров. Лестницы в двух угловых башнях вели во внутреннюю галерею (хоры), тянувшуюся на уровне второго этажа по северной, западной и южной стенам. Количество колонн, поддерживавших «парусные» своды и арки, было значительно увеличено, вместо обычных трех апсид и трех нефов устроили пять.
* Конструктивное назначение малых глав состояло в том, чтобы способствовать лучшему освещению интерьера. Но многоглавие церкви входило также в число основных эстетических критериев образного строя древнерусского зодчества. Главы украшали храм наряду с прочим художественным убранством, и, например, «Житие Бориса и Глеба», повествуя о построении Вышгородской церкви во имя святых мучеников, так и говорит: «Христолюбивый же князь украсил церковь 5 верхами и всякими красотами, иконами и иными письмены».
Софийский собор в Киеве. 1017-1037. Реконструкция. Макет
Со временем внешние украшения и облицовка храма погибли, исчезли мраморные и алебастровые колонны переднего притвора, здание собора подверглось перестройкам, отчего сегодняшняя киевская София внешне мало чем напоминает свой древний первообраз. Но внутри помещения все еще можно видеть уцелевшие фрагменты фресковой живописи и мозаичных изображений. Среди последних особенно сильное впечатление оставляет огромный погрудный образ Христа Вседержителя, помещенный в куполе, внутри радужного круга,
и не менее величественная фигура Богородицы «Нерушимая стена»* в алтаре, под которой Христос причащает апостолов.
* Этот иконописный образ являет Богоматерь стоящей во весь рост на золотом камне как на незыблемом основании («нерушимой стене»), с молитвенно поднятыми руками и без младенца Иисуса. По-видимому, господствующее положение Богородицы в алтаре Святой Софии отсылало к словам из Притчей Соломоновых: «Премудрость созда себе дом», то есть, в данном случае, храм.
Цветовая гамма софийских мозаик насчитывает 177 оттенков с преобладанием синих, зеленых и золотых тонов.
Из фресок, покрывавших некогда остальное пространство храма, сохранились отдельные фигуры апостолов и святителей Церкви, 15 (из 40) погрудных изображений севастийских мучеников в медальонах на подпружных арках, сцена Благовещения и ряд других многофигурных композиций на сюжеты Священной и церковной истории.
Благовещение
Сошествие во ад
Св. Адриан
Совершенно иной характер имеет живопись, украшающая две лестницы, по которым Ярослав и Ингигерд поднимались на хоры. Здесь всецело господствует мирская стихия. Показаны излюбленные княжеские развлечения: охота на кабана, волка, медведя, дикую лошадь, выступление скоморохов, музыкантов, танцоров и акробатов;
к этому добавлены сцены из придворного и городского быта Константинополя: василевс, сидящий на троне, выход императрицы в сопровождении свиты, ипподром с четырьмя закрытыми воротами, готовые к ристанию квадриги. Выбор данных сюжетов подсказан вкусовыми пристрастиями византийских императоров, любивших украшать свои дворцы сценами разных увеселений и военных подвигов.
Ипподром
Почти одновременно со Святой Софией, достроенной в 1037 году, были закончены постройкой еще две каменные церкви, меньших размеров: святого Георгия (в честь небесного патрона Ярослава) и надвратная Благовещенская (на Золотых воротах). Подсчитано, что возведение «города Ярослава» со всеми его укреплениями и храмами обошлось княжеской казне примерно в 50 тысяч гривен. Об экстраординарности этой суммы можно судить хотя бы по тому факту, что ежегодный «урок», выплачиваемый великому князю таким крупным торговым городом как Новгород, составлял 2 тысячи гривен.
Очевидно, что Ярослав не жалел средств на городское и храмовое строительство, придавая исключительную важность этой стороне своей государственной деятельности.
Но не одни колоссальные затраты и внешний блеск должны были обеспечить Киеву достойное место среди признанных мировых столиц. Идея его «столичности» была заключена в самой пространственной организации «города Ярослава», которая наглядно воплощала средневековые представления о странствующем Граде, или translatio Hierosolimi («перенос Иерусалима»), особенно популярные на православном Востоке. Считалось, что после того, как «ветхий» Иерусалим утратил свою провиденциальную роль в деле спасения человечества, сакральная столица мира переместилась (не в метафорическом, а в буквальном смысле) в Константинополь, ставший отныне земным олицетворением Града Божьего, Небесного Иерусалима.
Уже при Юстиниане I (527-565) городская структура Константинополя была приведена в соответствие с этой идеей. В центре византийской столицы был сооружен грандиозный собор Святой Софии Премудрости Божией, превзошедший свой ветхозаветный прототип - Иерусалимский храм Господень, а городскую стену украсили парадные Золотые ворота, через которые, как ожидалось, в богоизбранный город войдет Христос, дабы завершить земную историю человечества, подобно тому, как некогда Царь мира въехал в Золотые ворота «ветхого» Иерусалима, чтобы указать людям путь спасения. Бесценная реликвия - частица Святого Креста, вправленная в статую Константина Великого, у подножия которой совершалось ежегодное празднование дня «обновления» Константинополя (11 мая)*, - придавала образной системе уподобления Царьграда столице «нового Израиля» неотразимую убедительность и завершенность.
* В этот день в 330 г. император Константин Великий посвятил свою новую столицу Богоматери.
Собор Св. Софии в Константинополе. Первоначальный вид
Золотые ворота в Константинополе. Створки ворот были покрыты золотыми пластинами,
откуда врата и получили свое названия
«Варварские» народы, принявшие крещение от греков, получали идею translatio Hierosolimi в готовом виде, вместе с византийской культурой и письменностью. Русь не была тут исключением, о чем свидетельствуют самые ранние произведения древнерусской словесности, где Константинополь без обиняков именуется Новым Иерусалимом. Поэтому для исторического самосознания и политического мышления первых христианских правителей Русской земли в той или иной степени было характерно стремление к имитации «ромейской парадигмы», с той разницей, что за первообраз, подлежавший translatio, брался уже не «ветхий» Иерусалим, а Константинополь.
В «городе Ярослава» эта аналогия легла в основу его архитектурного плана. Русский Царьград обзавелся собственными Золотыми воротами, храмом Святой Софии и, подобно Царьграду греческому, был вручен покровительству Богородицы («Предал народ твой и город святой всеславной Богородице, скорой на помощь христианам», - сказано о Ярославе в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона; о том же говорит Ипатьевская летопись: «Сии же премудрыи князь Ярослав того деля створи Благовещение на вратех [Золотых воротах], дать всегда радость граду тому святым благовещением Господним и молитвою святыя Богородица»).
Но меньше всего тут было простого внешнего подражательства. Перенималась глубинная символика византийской столицы как духовного центра христианского мира. В архитектурных формах киевской Софии Ярослав вовсе и не думал ученически воспроизводить знаменитый византийский образец. Несмотря на то, что вести строительство было поручено византийским зодчим, Софийский собор Киева отличала замечательная архитектурно-каноническая самобытность, истоки которой, по мнению искусствоведов, следует искать в изначальном замысле князя и русского духовенства - подлинных создателей храма*.
* Средневековый архитектор не был автором проекта, а лишь исполнял замысел заказчика. Заказчику важнее было внутреннее устройство храма, зодчему же была более близка архитектурная форма. Заказчик мыслил более общими категориями, среди которых первое место принадлежало требованиям церковного канона. Далее следовали требования к размерам, внешнему облику храма, венчанию и т. д. Задачи зодчего заключались в том, чтобы, соблюдая требования канона, придавать вполне конкретным пожеланиям заказчика архитектурное воплощение. Это было обширное поле деятельности, требовавшее сугубо профессиональных знаний, навыков и мастерства. Реализация замысла оставляла архитектору достаточно большую свободу действий, позволявшую ему использовать в процессе работы весь свой опыт, талант и изобретательность.
То, чем была для них киевская София, проясняет греческая надпись из Псалтири, нанесенная при жизни Ярослава на алтарную арку храма: «Бог посреди нее, и она не поколеблется. Поможет ей Бог с раннего утра».
По преданию, этот стих был начертан на кирпичах, из которых были возведены подпружные арки и купол Софии Константинопольской. Но в сочинениях отцов Церкви его толковали еще и как пророчество о Небесном Иерусалиме (в греческом языке слово полис, «город», женского рода, отсюда - «она»). И при взгляде на киевскую Софию с точки зрения этой духовной традиции в ее чертах явственно проступал идеальный образ нерушимого Храма Господня. Подобные сопоставления в то время воспринимались буквально. Создавая каменный Киев, Ярослав в прямом смысле слова переносил «Град Божий» в Русскую землю, - в полном соответствии с идеей о translatio Hierosolimi*. И хотя вся киевская София с ее тринадцатью верхами могла уместиться под единственным куполом одноименной константинопольской святыни, у Ярослава не было повода бояться сравнений: в современной ему Византии, как впрочем и в «полунощных» странах, где в первой половине XI века. тоже бурно развивалось церковное зодчество**, не было создано ничего, сопоставимого по размерам и великолепию с его каменным шедевром. Недаром немецкий хронист Адам Бременский восхищенно называл Киев «соперником константинопольского скипетра» и «одним из великолепнейших украшений Греции», то есть восточно-православного мира.
* В этом отношении характерно, что у неизвестного автора «Казанской истории» (60-е гг. XVI в.) Москва названа не только третьим Римом, но и вторым Киевом: «И возсия ныне стольный и преславный град Москва, яко вторый Киев… и третий новый великий Рим…»
** Чудесное преображение европейских городов, произошедшее на глазах одного-двух поколений, описано в знаменитом отрывке из хроники бургундского монаха Рауля Глабера: «С наступлением третьего года, последовавшего за тысячным, почти все земли, но особенно Италия и Галлия, оказались свидетелями перестройки церковных зданий; хотя большая часть из них была хорошей постройки и в этом не нуждалась, настоящее соперничество толкало всякую христианскую общину к тому, чтобы обзавестись церковью более роскошной, чем у соседей. Мир как будто стряхивал с себя ветошь и повсюду облачался в новое белое платье церквей».
Архитектурная мысль Средневековья всегда следовала политическим идеям своего времени, и «сакрализация» Киева преследовала вполне определенную политическую цель: воспрепятствовать росту духовного значения Чернигова после предполагавшегося переноса туда митрополичьего двора. Неизвестно, во что бы вылилось соперничество киевского и черниговского князей, продлись оно и дальше. Но щекотливая ситуация двоевластия разрешилась сама собой. В 1034-м, или, по другим известиям, в 1036 году, охотясь в черниговских лесах, Мстислав «разболеся и умре». Тело князя привезли в Чернигов и похоронили в недостроенном Спасском соборе, стены которого, по свидетельству летописи, были доведены к тому времени до такой высоты, что стоящий на лошади всадник мог дотянуться до их верха рукой («яко на кони стояще рукою досящи»)*.
* Год окончания строительства храма в летописи не указан.
Мстислав не оставил наследника. Единственный сын его Евстафий умер годом раньше. Поэтому по смерти Мстислава «перея власть [волость] его всю Ярослав и бысть самовластець Русьстей земли».
Источник:
Цветков С. Э. Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого. М.: Центрполиграф, 2012.
1. Соперники и соправители
Летней ночью 1024 года у города Листвена (севернее Чернигова) в ожесточенном бою столкнулись два последних претендента на великое киевское княжение - князья Ярослав и Мстислав. В разгар сражения над полем битвы разразилась гроза: «И бывши нощи, бысть тьма, молонья и гром, и дождь». В кромешной тьме, прорезаемой вспышками молний, дружина Мстислава охватила Ярославову рать с флангов: «И бысть сеча силна, яко посветяше молонья, блещашеться оружье, и бе гроза велика и сеча силна и страшна». Теснимые со всех сторон, воины Ярослава сломали строй и побежали. На рассвете Мстислав осмотрел поле битвы, заваленное телами союзных ему черниговцев (северян) и «варягов» Ярослава, и произнес слова, которые Карамзин посчитал «недостойными доброго князя», но которые тем не менее отлично характеризуют «государственное» мышление дружинного вождя начала XI века: «Кто сему не рад? Се лежит северянин, а се варяг, а дружина своя цела».
Разбитый Ярослав укрылся в Новгороде.
После всего происшедшего можно было бы ожидать очередного летописного сообщения о вокняжении победителя в Киеве, «на столе отьни», и новом витке междоусобной брани. Вместо этого мы читаем поразительные строки: «И посла Мстислав по Ярослава, глаголя: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейший брат, а мне буди си сторона». Этим поступком Мстислав заслужил славу если не «доброго князя», то, по крайней мере, трезвого политика. Он предпочел не превращать династический спор с Ярославом в войну на уничтожение, тем более, что силы его противника отнюдь не были исчерпаны. Действительно, в 1026 году Ярослав подошел к Киеву с сильным войском, состоявшим из новгородцев. Однако возобновления военных действий не последовало. Очевидно, сыграла свою роль всеобщая усталость от десятилетнего кровопролития.
Мир был заключен во время личной встречи Ярослава и Мстислава у Городца*. Стоявшие за спиной обоих князей дружины воочию удостоверяли, что здесь не победитель диктует свои условия побежденному, а равный разговаривает с равным. Стороны договорились о полюбовном разделе Русской земли «по Днепр»: Ярослав принимал под свою руку правобережье с Киевом, Волынью и Новгородскую землю, Мстислав становился князем всего левого берега - Черниговской, Переяславской, Радимичской, Вятичской и предположительно Ростово-Суздальской земель.
* В Русской земле было два Городца - один подле Киева, другой в 26 верстах от Чернигова. Скорее всего, мир был заключен в «киевском» Городце.
Многолетний период вооруженной борьбы за наследство Владимира завершился. Русь наконец вздохнула спокойно: «И начаста жити мирно и в братолюбьстве, и уста усобица и мятеж, и бысть тишина велика в земли».
Городецкий договор стал знаменательной вехой в развитии древнерусской политической системы. Впервые члены великокняжеского рода уладили династические споры чисто политическими средствами, не полагаясь больше на неписаный закон старшинства и отказавшись от взаимоистребления в междоусобной драке. Раздел «отьнего и деднего» достояния в установленных границах был признан приемлемой заменой единовластию и увековечен в двусторонних договорах (возможно, письменных), которые окончательно вытеснили родовой принцип послушания младшего старшему из государственной сферы в область нравственных предписаний. Не нужно забывать, что это был также первый опыт политического согласия правящей элиты, достигнутого с оглядкой на христианские государственно-правовые нормы. В частности, вместо языческой клятвы на оружии князья несомненно прибегли к крестоцелованию.
Со стороны могло казаться, что соправители Русской земли пребывают между собой в совершенном согласии и братском единении. На самом деле это было не совсем так. Недаром Ярослав вообще остерегался подолгу жить в Киеве, в близком соседстве с Мстиславом, несмотря на видимое дружелюбие последнего, и проводил большую часть времени в Новгороде, оставляя киевлян на попечение своих посадников. Момент соперничества в их взаимоотношениях отнюдь не исчез и после заключения Городецкого мира, только теперь состязание между ними приняло более мягкие формы, целиком переместившись в культурно-религиозную плоскость.
2. Философия в камне
Обосновавшийся в Чернигове Мстислав задумал придать этому городу великолепие столицы. При нем в Чернигове появились первые каменные здания. В княжем детинце было начато строительство пышного дворцового комплекса, центром которого должен был стать гигантский по меркам того времени Спасо-Преображенский собор (33,2 х 22,1 м), превзошедший своими размерами прежнюю гордость древнерусской архитектуры - Десятинную церковь в Киеве.
Десятинная церковь
Чернигов. Спасский собор. Реконструкция западного фасада.
По Ю. С. Асееву.
Над сооружением черниговского Спаса трудились приглашенные из Византии архитекторы и мастера. Пятиглавый храм с тремя апсидами и тремя нефами* представлял собой в плане крест, вписанный в четырехугольник - по образцу одного из наиболее распространенных в Византии типов культовых строений (так называемая «крестово-купольная» конструкция). Возведение стен осуществлялось с применением византийской строительной техники: чередования слоев плоского кирпича и необработанного камня. В оформлении интерьера главную роль должны были играть фрески, мозаики, привозные мраморные колонны, а также шиферные резные плиты, добываемые в окрестностях древлянского Овруча - единственный «роскошный» строительный материал, который тогда могла предложить греческим зодчим Русская земля. Вместе с княжеским детинцем изменился и облик всего города: Мстислав обвел его внушительным валом высотой около четырех метров и протяженностью больше двух километров.
* Неф - часть внутреннего пространства храма, ограниченное с одной или двух сторон рядом колонн или столбов.
Спасский собор предназначался для митрополита Руси, чья резиденция со времен Владимира находилась в Переяславле на Трубеже. По Городецкому разделу Переяславль отошел к Мстиславу, который, таким образом, получил возможность непосредственного вмешательства в дела митрополичьего двора и церковную политику в целом. В его намерения явно входило перемещение митрополичьей кафедры из Переяславля в Чернигов, что обеспечило бы последнему статус не только светской, но и церковной столицы Руси. Глава Русской Церкви в 20-х - первой половине 30-х гг. XI века, грек Иоанн I, кажется, благоволил к черниговскому князю, поскольку не выказал ни малейшего желания перебраться от него на другую сторону Днепра, в Киев.
Планы Мстислава грозили Киеву утратой его главенствующего положения в Русской земле. Чтобы не допустить этого, Ярослав должен был поставить великокняжеский стол на такую материальную и культурную основу, которая сделала бы неоспоримым превосходство Киева над другими русскими городами и укрепила престиж великого князя.
В ответ на вызов, брошенный Мстиславом «матери городов русских», Ярослав развернул в Киеве крупномасштабное строительство. Его обширные начинания далеко превзошли строительную программу Мстислава в Чернигове. Ярослав произвел коренную перепланировку Киева. Укрепленная часть города была значительно расширена, в результате чего прежний городской центр - княжеский замок на Старокиевском холме - превратился всего лишь в северную цитадель новой крепости, занявшей около 70 гектаров земли. С востока, юга и запада ее обнимала трехкилометровая линия мощных земляных валов, достигавших у основания тридцатиметровой ширины и увенчанных деревянными палисадами, благодаря чему городская стража наблюдала за окрестностями с высоты 16 метров. Выполнение подобного объема земляных работ потребовало бы от тысячи человек неустанного труда в течение четырех лет. Три въезда в город - через Лядские, Золотые и Жидовские ворота - охраняли надвратные башни, по крайней мере одна из которых (над Золотыми воротами) была каменной. Хорошо укрепленный «город Ярослава»* надежно прикрыл низменный район Подола от нападений со стороны степи.
* Принятый археологический термин, обозначающий городскую площадь Киева, присоединенную Ярославом к «городу Владимира».
Градостроительная деятельность Ярослава была изумительна не только по своему размаху, ее отличала еще и идейная новизна. Если Мстислав в своем стремлении превзойти дворцовый комплекс Владимира состязался, в сущности, с прошлым, то Ярослав созидал будущее. Благодаря ему городской ландшафт Киева преобразился не просто за счет расширения площади застройки. Обновленному городу Ярослав дал новое сердце, - как в топографическом, так и в духовном смысле. Первым из русских князей он перенес центр церковного великолепия с княжего двора в самую гущу городской общины. Каменный храм Святой Софии Премудрости Божией*, - эта новая христианская святыня, призванная затмить величие Спасского собора в Чернигове, - был заложен на месте одноименной деревянной церкви, прямо посередине «города Ярослава», на перекрестье улиц, идущих от трех городских ворот.
* Идея Святой Софии Премудрости Божией была воспринята христианами из Ветхого Завета («Премудрость созда себе дом и утверди столпов седьм», Притчи Соломоновы, IX, 1) и в древности понималась двояко. По самому распространенному толкованию, Премудрость Божия есть Христос, утвердивший свою Церковь («дом») на семи таинствах и семи вселенских соборах. В одной из церковных молитв на праздник Святой Софии говорится: «Непостижимая и Вспетая Премудрость Божия, София Преименитая, девственных душа, сиречь Единородный Сын Слово Божие». Но некоторые боголовы разумели под Софией - Богородицу, соделавшуюся «домом» для воплотившегося в ней Христа. Церковная служба на праздник Святой Софии дает основание к такому пониманию, когда провозглашает: «Велия и Неизреченная Премудрости Божией Сила, София Преименитая, Пречестный Храме, Огнезрачный Престоле Христа Бога нашего, в тя бо вселися неизреченно Слово Божие и плоть бысть». Именно этого толкования идеи Святой Софии Премудрости Божией придерживались в древней Руси. Храмовый праздник киевского собора Святой Софии отмечался в день Рождества Богородицы (8 сентября). В киевской редакции иконографии Святой Софии видим изображение Богородицы под седмистолпной сенью, стоящей на амвоне с семью ступеньками.
Древний Киев. Макет, фрагмент. Город Ярослава. Художник Д. Мазюкевич
По замыслу Ярослава, Софийский собор должен был поражать воображение своими размерами и благолепием. Главное здание храма изначально представляло собой огромный куб (29,3 х 29,3 м в основании), центральный купол которого, вздымавшийся почти на тридцатиметровую высоту, был окружен двенадцатью верхами поменьше, собранными в четыре группы*. С трех сторон (кроме восточной, алтарной) к храмовому зданию примыкала двухэтажная галерея, увеличивавшая его общую длину до 41,7, а ширину до 56,4 метров. Лестницы в двух угловых башнях вели во внутреннюю галерею (хоры), тянувшуюся на уровне второго этажа по северной, западной и южной стенам. Количество колонн, поддерживавших «парусные» своды и арки, было значительно увеличено, вместо обычных трех апсид и трех нефов устроили пять.
* Конструктивное назначение малых глав состояло в том, чтобы способствовать лучшему освещению интерьера. Но многоглавие церкви входило также в число основных эстетических критериев образного строя древнерусского зодчества. Главы украшали храм наряду с прочим художественным убранством, и, например, «Житие Бориса и Глеба», повествуя о построении Вышгородской церкви во имя святых мучеников, так и говорит: «Христолюбивый же князь украсил церковь 5 верхами и всякими красотами, иконами и иными письмены».
Софийский собор в Киеве. 1017-1037. Реконструкция. Макет
Со временем внешние украшения и облицовка храма погибли, исчезли мраморные и алебастровые колонны переднего притвора, здание собора подверглось перестройкам, отчего сегодняшняя киевская София внешне мало чем напоминает свой древний первообраз. Но внутри помещения все еще можно видеть уцелевшие фрагменты фресковой живописи и мозаичных изображений. Среди последних особенно сильное впечатление оставляет огромный погрудный образ Христа Вседержителя, помещенный в куполе, внутри радужного круга,
и не менее величественная фигура Богородицы «Нерушимая стена»* в алтаре, под которой Христос причащает апостолов.
* Этот иконописный образ являет Богоматерь стоящей во весь рост на золотом камне как на незыблемом основании («нерушимой стене»), с молитвенно поднятыми руками и без младенца Иисуса. По-видимому, господствующее положение Богородицы в алтаре Святой Софии отсылало к словам из Притчей Соломоновых: «Премудрость созда себе дом», то есть, в данном случае, храм.
Цветовая гамма софийских мозаик насчитывает 177 оттенков с преобладанием синих, зеленых и золотых тонов.
Из фресок, покрывавших некогда остальное пространство храма, сохранились отдельные фигуры апостолов и святителей Церкви, 15 (из 40) погрудных изображений севастийских мучеников в медальонах на подпружных арках, сцена Благовещения и ряд других многофигурных композиций на сюжеты Священной и церковной истории.
Благовещение
Сошествие во ад
Св. Адриан
Совершенно иной характер имеет живопись, украшающая две лестницы, по которым Ярослав и Ингигерд поднимались на хоры. Здесь всецело господствует мирская стихия. Показаны излюбленные княжеские развлечения: охота на кабана, волка, медведя, дикую лошадь, выступление скоморохов, музыкантов, танцоров и акробатов;
к этому добавлены сцены из придворного и городского быта Константинополя: василевс, сидящий на троне, выход императрицы в сопровождении свиты, ипподром с четырьмя закрытыми воротами, готовые к ристанию квадриги. Выбор данных сюжетов подсказан вкусовыми пристрастиями византийских императоров, любивших украшать свои дворцы сценами разных увеселений и военных подвигов.
Ипподром
Почти одновременно со Святой Софией, достроенной в 1037 году, были закончены постройкой еще две каменные церкви, меньших размеров: святого Георгия (в честь небесного патрона Ярослава) и надвратная Благовещенская (на Золотых воротах). Подсчитано, что возведение «города Ярослава» со всеми его укреплениями и храмами обошлось княжеской казне примерно в 50 тысяч гривен. Об экстраординарности этой суммы можно судить хотя бы по тому факту, что ежегодный «урок», выплачиваемый великому князю таким крупным торговым городом как Новгород, составлял 2 тысячи гривен.
Очевидно, что Ярослав не жалел средств на городское и храмовое строительство, придавая исключительную важность этой стороне своей государственной деятельности.
Но не одни колоссальные затраты и внешний блеск должны были обеспечить Киеву достойное место среди признанных мировых столиц. Идея его «столичности» была заключена в самой пространственной организации «города Ярослава», которая наглядно воплощала средневековые представления о странствующем Граде, или translatio Hierosolimi («перенос Иерусалима»), особенно популярные на православном Востоке. Считалось, что после того, как «ветхий» Иерусалим утратил свою провиденциальную роль в деле спасения человечества, сакральная столица мира переместилась (не в метафорическом, а в буквальном смысле) в Константинополь, ставший отныне земным олицетворением Града Божьего, Небесного Иерусалима.
Уже при Юстиниане I (527-565) городская структура Константинополя была приведена в соответствие с этой идеей. В центре византийской столицы был сооружен грандиозный собор Святой Софии Премудрости Божией, превзошедший свой ветхозаветный прототип - Иерусалимский храм Господень, а городскую стену украсили парадные Золотые ворота, через которые, как ожидалось, в богоизбранный город войдет Христос, дабы завершить земную историю человечества, подобно тому, как некогда Царь мира въехал в Золотые ворота «ветхого» Иерусалима, чтобы указать людям путь спасения. Бесценная реликвия - частица Святого Креста, вправленная в статую Константина Великого, у подножия которой совершалось ежегодное празднование дня «обновления» Константинополя (11 мая)*, - придавала образной системе уподобления Царьграда столице «нового Израиля» неотразимую убедительность и завершенность.
* В этот день в 330 г. император Константин Великий посвятил свою новую столицу Богоматери.
Собор Св. Софии в Константинополе. Первоначальный вид
Золотые ворота в Константинополе. Створки ворот были покрыты золотыми пластинами,
откуда врата и получили свое названия
«Варварские» народы, принявшие крещение от греков, получали идею translatio Hierosolimi в готовом виде, вместе с византийской культурой и письменностью. Русь не была тут исключением, о чем свидетельствуют самые ранние произведения древнерусской словесности, где Константинополь без обиняков именуется Новым Иерусалимом. Поэтому для исторического самосознания и политического мышления первых христианских правителей Русской земли в той или иной степени было характерно стремление к имитации «ромейской парадигмы», с той разницей, что за первообраз, подлежавший translatio, брался уже не «ветхий» Иерусалим, а Константинополь.
В «городе Ярослава» эта аналогия легла в основу его архитектурного плана. Русский Царьград обзавелся собственными Золотыми воротами, храмом Святой Софии и, подобно Царьграду греческому, был вручен покровительству Богородицы («Предал народ твой и город святой всеславной Богородице, скорой на помощь христианам», - сказано о Ярославе в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона; о том же говорит Ипатьевская летопись: «Сии же премудрыи князь Ярослав того деля створи Благовещение на вратех [Золотых воротах], дать всегда радость граду тому святым благовещением Господним и молитвою святыя Богородица»).
Но меньше всего тут было простого внешнего подражательства. Перенималась глубинная символика византийской столицы как духовного центра христианского мира. В архитектурных формах киевской Софии Ярослав вовсе и не думал ученически воспроизводить знаменитый византийский образец. Несмотря на то, что вести строительство было поручено византийским зодчим, Софийский собор Киева отличала замечательная архитектурно-каноническая самобытность, истоки которой, по мнению искусствоведов, следует искать в изначальном замысле князя и русского духовенства - подлинных создателей храма*.
* Средневековый архитектор не был автором проекта, а лишь исполнял замысел заказчика. Заказчику важнее было внутреннее устройство храма, зодчему же была более близка архитектурная форма. Заказчик мыслил более общими категориями, среди которых первое место принадлежало требованиям церковного канона. Далее следовали требования к размерам, внешнему облику храма, венчанию и т. д. Задачи зодчего заключались в том, чтобы, соблюдая требования канона, придавать вполне конкретным пожеланиям заказчика архитектурное воплощение. Это было обширное поле деятельности, требовавшее сугубо профессиональных знаний, навыков и мастерства. Реализация замысла оставляла архитектору достаточно большую свободу действий, позволявшую ему использовать в процессе работы весь свой опыт, талант и изобретательность.
То, чем была для них киевская София, проясняет греческая надпись из Псалтири, нанесенная при жизни Ярослава на алтарную арку храма: «Бог посреди нее, и она не поколеблется. Поможет ей Бог с раннего утра».
По преданию, этот стих был начертан на кирпичах, из которых были возведены подпружные арки и купол Софии Константинопольской. Но в сочинениях отцов Церкви его толковали еще и как пророчество о Небесном Иерусалиме (в греческом языке слово полис, «город», женского рода, отсюда - «она»). И при взгляде на киевскую Софию с точки зрения этой духовной традиции в ее чертах явственно проступал идеальный образ нерушимого Храма Господня. Подобные сопоставления в то время воспринимались буквально. Создавая каменный Киев, Ярослав в прямом смысле слова переносил «Град Божий» в Русскую землю, - в полном соответствии с идеей о translatio Hierosolimi*. И хотя вся киевская София с ее тринадцатью верхами могла уместиться под единственным куполом одноименной константинопольской святыни, у Ярослава не было повода бояться сравнений: в современной ему Византии, как впрочем и в «полунощных» странах, где в первой половине XI века. тоже бурно развивалось церковное зодчество**, не было создано ничего, сопоставимого по размерам и великолепию с его каменным шедевром. Недаром немецкий хронист Адам Бременский восхищенно называл Киев «соперником константинопольского скипетра» и «одним из великолепнейших украшений Греции», то есть восточно-православного мира.
* В этом отношении характерно, что у неизвестного автора «Казанской истории» (60-е гг. XVI в.) Москва названа не только третьим Римом, но и вторым Киевом: «И возсия ныне стольный и преславный град Москва, яко вторый Киев… и третий новый великий Рим…»
** Чудесное преображение европейских городов, произошедшее на глазах одного-двух поколений, описано в знаменитом отрывке из хроники бургундского монаха Рауля Глабера: «С наступлением третьего года, последовавшего за тысячным, почти все земли, но особенно Италия и Галлия, оказались свидетелями перестройки церковных зданий; хотя большая часть из них была хорошей постройки и в этом не нуждалась, настоящее соперничество толкало всякую христианскую общину к тому, чтобы обзавестись церковью более роскошной, чем у соседей. Мир как будто стряхивал с себя ветошь и повсюду облачался в новое белое платье церквей».
Архитектурная мысль Средневековья всегда следовала политическим идеям своего времени, и «сакрализация» Киева преследовала вполне определенную политическую цель: воспрепятствовать росту духовного значения Чернигова после предполагавшегося переноса туда митрополичьего двора. Неизвестно, во что бы вылилось соперничество киевского и черниговского князей, продлись оно и дальше. Но щекотливая ситуация двоевластия разрешилась сама собой. В 1034-м, или, по другим известиям, в 1036 году, охотясь в черниговских лесах, Мстислав «разболеся и умре». Тело князя привезли в Чернигов и похоронили в недостроенном Спасском соборе, стены которого, по свидетельству летописи, были доведены к тому времени до такой высоты, что стоящий на лошади всадник мог дотянуться до их верха рукой («яко на кони стояще рукою досящи»)*.
* Год окончания строительства храма в летописи не указан.
Мстислав не оставил наследника. Единственный сын его Евстафий умер годом раньше. Поэтому по смерти Мстислава «перея власть [волость] его всю Ярослав и бысть самовластець Русьстей земли».
Источник:
Цветков С. Э. Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого. М.: Центрполиграф, 2012.