Вещи
Сегодня шел снег. Мокрый такой, таял, еще не коснувшись земли. С зернистого неба в никуда падали огромные хлопья, ис чезали в дождливом псевдоноябрьском пейзаже. Странно было глядеть на серое небо в черную крапинку, похожее на не ловящий каналы телевизор, и осознавать, что, да, птицы летают и в непогоду, и притом во множестве.
Казалось, что по небу, как палочкой по пергаменту, кто-то чиркает хокку, выстраивая иероглифы черными резкими взмахами крыльев. То тут, то там, то так, то сяк. Что-то необъяснимо японское было во всей этой картине, казавшейся разогревом к представлению театра теней. И в то же время казалось, что неожиданно включилась заставка скринсейвера, и все клонило в режим sleep
Как правило, именно в такую погоду, когда чувствуешь себя мухой, тонущей в сиропе, вспоминаются самые неожиданные вещи. Например, ступка.
Небольшая деревянная ступка с округлыми краям, с приклеенным к днищу кусочком красного сукна - для пущей стойкости, с маленькой трещинкой на донышке. Неожиданно тяжелая, с пузатеньким пестиком, отполированном ладонями. Пропитанная запахом перца, киндзы, тмина, мускатного ореха, корицы, гвоздики, орехов, чего-то неопределенного, уже неузнаваемого среди множества запахов, придающего почти неуловимый оттенок ...
- Чего-то потолочь для обеда не надо? А, бабуль? Нет? Точно? А может ты забыла что-то положить, ты хорошо помнишь? Ну, может, перцу? Ну, чуточку.. Ну, можно потолочь? А может, на завтра потолочь? - тараторящая без умолку, темноглазая девочка нарезала круги вокруг кухонного стола, на котором, посреди сопутствующего процессу готовки беспорядка, стояла маленькая ступка. Девочка подскакивала к столу, хватала пестик и с надеждой смотрела на хлопочущую у плиты пожилую женщину.
- Нет, Олик-джан, ничего не надо, все, что надо, я сделала... Нет, и на завтра не надо, заранее не растирают... Нет, не надо, цавд танем, завтра мне поможешь.. - помешивая, поджаривая, переворачивая, пробуя и гремя крышками пыталась отделаться от малолетней пиявки бабушка.
Девочка разочарованно надулась, засунула мордашку в ступку так, что края коснулись бровей, и с явным наслаждением вдохнула запах. Потом поплелась к двери, вышла, и вдруг метнулась обратно, схватила бабушку за подол платья и с удвоенным жаром завела «нупожалстапожалстапожалстапожалстааааааааааааааааааааааа»..... Бабушка не выдержала. Бормоча себе под нос, что бабушка Марта выгнала бы такую надоедливую внучку жить в хлеву с ослом, щедро насыпала в ступку черного перца: «Давай уж, только смотри у меня, толочь надо хорошо, дедушка не любит, чтоб на зубах скрипело...»
Девочка радостно засопела и быстро-быстро застучала пестиком: «Так правильно? Так хорошо? А так? А еще надо? А уже мелко? А еще можно?» -«Вай, Олик-джан, глухс тарарь, гна стехиц шут аря, те че кошикс глхид ктам! (Вай, Олик-джан, надоела, иди отсюда, а то тапком запущу...)» -«Гнаци, гнаци...»
Небольшая ступка с покатыми теплыми боками, с трещинкой на донышке, которой нет на моей кухне, но которая где-то на задворках сознания выстукивает пестиком телеграммы - телеграммы про снег, про птиц, про запах и вкус обедов, таких простых и таких вкусных. Телеграммы про то, что «пора магазин тчк нужна такая ступка тчк внучке передам тчк».