Книжное
Если кто-то думает, что я тут делом занимаюсь, то это он зря.
Прочитала вот "Метро" Мураками. Получила массу удовольствия. Насколько можно получить удовольствие от интервью с жертвами террористического акта.
Нелюбители модной муракамщины с блужданиями и метафорами могут не читать подглавку 7 послесловия автора (Мураками охотно включает в книгу фрагменты, в которых ситуация описывается как сюрреалистическая - но их очень немного, и это очень бытовой сюрреализм, вроде овеществленного феномена Китти Дженовезе). Все остальное - интервью с небольшими включениями авторского комментария, либо фактологического, либо методологического, либо включающего автора в описываемую картину. Картина это довольно простая: есть событие с большим количеством жертв. Что это событие может сказать нам об обществе?
Мураками пишет (но это надо еще выгрести из его формулировок), что старается уйти от обычного романтического освещения подобных трагедий: СМИ концентрируются на исполнителях и наиболее эффектных картинках, у Мураками они, оставаясь частью события, поглощаются его объемом. Мураками пишет, что хотел посмотреть на Японию, но вот тут он лукавит: он сам определяет ту Японию, какую хочет видеть. Во-первых, это Япония раненая или оправляющаяся от ран (тут дело даже не только в специфике материала, хотя и она показательна: он заостряет внимание на болезненных эпизодах жизни интервьюеров, на последствия экономического пузыря, на специфику сельского уклада, на влияние войн середины двадцатого на семьи). Во-вторых, это Япония, которая ревизирует собственные ценности. Книга замыкается в своего рода кольцо: открывает ее интервью с женщиной, взявшей на себя оперативные действия по разрешению ситуации с жертвами заринового поезда, о которой потом постоянно с симпатией отзываются остальные интервьюируемые этой ветки (самая богатая внутренними ссылками между интервью часть), завершается почти агиографическими воспоминаниями о погибшем сотруднике табачной корпорации. Где-то между этими двумя средоточиями манифестируемых социальных ценностей и лежит книга. Одна добилась всего, чего хотела. Другой умер, оставив беременную жену (этот сценарий несколько раз проговаривается как худший из возможных). Так что же: деятельное сочувствие, активность, целеустремленность - благо или смертельное проклятье?
Из книги понятно, что больше всего пострадали наиболее терпеливые и наиболее неравнодушные. Тот, кто игнорировал неприятный запах газа, тот, кто надышался им, помогая другим. В той же первой части центром, организующим раздел, будут не действия стюардессы, а смерть человека, убравшего пакет из вагона, в последней - попытки пассажиров избавиться от опасного груза самостоятельно приведут к самым катастрофическим эпизодам книги, карьеризм начинается с членов "Аум" и считается в количестве жертв. Красной нитью через весь текст проходит такое родное по JAL 123 раздолбайство помогающих служб: на фоне героизма работников метро (нечаянного или намеренного), на фоне замечательного трудоголизма (Мураками отмечает особо людей, которым не сидится на пенсии дома, и пару раз подчеркивает, что до рабочего места жертвы зарина доползали, порой цепляясь зубами), на фоне готовности помочь. Силы и желание действовать есть, а вот реализуются они через пень-колоду. Все дружно жалуются на то, что Япония оказалась к катастрофе не готова - при том, что очень похожий инцидент имел место до того в Мацумото (и группа, которая занималась его ликвидацией, разослала материалы - нет, мало кому помогло), и при том, что об опасности "Аум" неоднократно говорили. "Аум", кстати, будучи виновником бедствия, оказывается на своего рода периферии интервью - часть про отношение к ней очень у немногих выходит за рамки да/нет/не знаю. Тот опыт, который приобрели в метро прошедшие инцидент, важнее природы этого инцидента. Такую же книгу с такими же выводами можно было бы написать о землетрясении, которое постоянно мелькает на периферии повествования. Это книга про ПТСР, не про клаустрофобию. Кстати, отдельного внимания заслуживает то, что почти все жертвы описывают последствия примерно одинаково - но со ссылкой на возраст, рабочую нагрузку, словом, всячески пытаются избежать мысли о том, что инцидент все еще на них влияет.
При этом Мураками, как у него водится, концентрируется не на специфически японском, а на универсальном. Так что японофилам там поживиться мало чем можно. Но найти пищу для ума и свежий ракурс на замордованные новостями события и позитивистские лозунги - вполне.
Сдача экзаменов дается все хуже и хуже. Знать на пять, отвечать на четыре для меня норма, но знать на пять, отвечать на три с натяжкой - это уже какие-то совсем суровые потраты. Тем более впереди еще два, оба по священному принципу "Иванов, вы мне по-китайски отвечаете!" Лето проходит, хорошее, трудовое лето. Дай бог, чтоб оно превратилось в такую же хорошую трудовую осень. Гнетут сомнения.
Сдавать, кстати, буду по биньоновской биографии Пушкина. Боялась (надеялась?), зобанят, но зарегистрировали без вопросов. Велика Россия, а отступать некуда - назначено в следующий четверг.
Завтра пойду смотреть енота. Не в зеркало.
Прочитала вот "Метро" Мураками. Получила массу удовольствия. Насколько можно получить удовольствие от интервью с жертвами террористического акта.
Нелюбители модной муракамщины с блужданиями и метафорами могут не читать подглавку 7 послесловия автора (Мураками охотно включает в книгу фрагменты, в которых ситуация описывается как сюрреалистическая - но их очень немного, и это очень бытовой сюрреализм, вроде овеществленного феномена Китти Дженовезе). Все остальное - интервью с небольшими включениями авторского комментария, либо фактологического, либо методологического, либо включающего автора в описываемую картину. Картина это довольно простая: есть событие с большим количеством жертв. Что это событие может сказать нам об обществе?
Мураками пишет (но это надо еще выгрести из его формулировок), что старается уйти от обычного романтического освещения подобных трагедий: СМИ концентрируются на исполнителях и наиболее эффектных картинках, у Мураками они, оставаясь частью события, поглощаются его объемом. Мураками пишет, что хотел посмотреть на Японию, но вот тут он лукавит: он сам определяет ту Японию, какую хочет видеть. Во-первых, это Япония раненая или оправляющаяся от ран (тут дело даже не только в специфике материала, хотя и она показательна: он заостряет внимание на болезненных эпизодах жизни интервьюеров, на последствия экономического пузыря, на специфику сельского уклада, на влияние войн середины двадцатого на семьи). Во-вторых, это Япония, которая ревизирует собственные ценности. Книга замыкается в своего рода кольцо: открывает ее интервью с женщиной, взявшей на себя оперативные действия по разрешению ситуации с жертвами заринового поезда, о которой потом постоянно с симпатией отзываются остальные интервьюируемые этой ветки (самая богатая внутренними ссылками между интервью часть), завершается почти агиографическими воспоминаниями о погибшем сотруднике табачной корпорации. Где-то между этими двумя средоточиями манифестируемых социальных ценностей и лежит книга. Одна добилась всего, чего хотела. Другой умер, оставив беременную жену (этот сценарий несколько раз проговаривается как худший из возможных). Так что же: деятельное сочувствие, активность, целеустремленность - благо или смертельное проклятье?
Из книги понятно, что больше всего пострадали наиболее терпеливые и наиболее неравнодушные. Тот, кто игнорировал неприятный запах газа, тот, кто надышался им, помогая другим. В той же первой части центром, организующим раздел, будут не действия стюардессы, а смерть человека, убравшего пакет из вагона, в последней - попытки пассажиров избавиться от опасного груза самостоятельно приведут к самым катастрофическим эпизодам книги, карьеризм начинается с членов "Аум" и считается в количестве жертв. Красной нитью через весь текст проходит такое родное по JAL 123 раздолбайство помогающих служб: на фоне героизма работников метро (нечаянного или намеренного), на фоне замечательного трудоголизма (Мураками отмечает особо людей, которым не сидится на пенсии дома, и пару раз подчеркивает, что до рабочего места жертвы зарина доползали, порой цепляясь зубами), на фоне готовности помочь. Силы и желание действовать есть, а вот реализуются они через пень-колоду. Все дружно жалуются на то, что Япония оказалась к катастрофе не готова - при том, что очень похожий инцидент имел место до того в Мацумото (и группа, которая занималась его ликвидацией, разослала материалы - нет, мало кому помогло), и при том, что об опасности "Аум" неоднократно говорили. "Аум", кстати, будучи виновником бедствия, оказывается на своего рода периферии интервью - часть про отношение к ней очень у немногих выходит за рамки да/нет/не знаю. Тот опыт, который приобрели в метро прошедшие инцидент, важнее природы этого инцидента. Такую же книгу с такими же выводами можно было бы написать о землетрясении, которое постоянно мелькает на периферии повествования. Это книга про ПТСР, не про клаустрофобию. Кстати, отдельного внимания заслуживает то, что почти все жертвы описывают последствия примерно одинаково - но со ссылкой на возраст, рабочую нагрузку, словом, всячески пытаются избежать мысли о том, что инцидент все еще на них влияет.
При этом Мураками, как у него водится, концентрируется не на специфически японском, а на универсальном. Так что японофилам там поживиться мало чем можно. Но найти пищу для ума и свежий ракурс на замордованные новостями события и позитивистские лозунги - вполне.
Сдача экзаменов дается все хуже и хуже. Знать на пять, отвечать на четыре для меня норма, но знать на пять, отвечать на три с натяжкой - это уже какие-то совсем суровые потраты. Тем более впереди еще два, оба по священному принципу "Иванов, вы мне по-китайски отвечаете!" Лето проходит, хорошее, трудовое лето. Дай бог, чтоб оно превратилось в такую же хорошую трудовую осень. Гнетут сомнения.
Сдавать, кстати, буду по биньоновской биографии Пушкина. Боялась (надеялась?), зобанят, но зарегистрировали без вопросов. Велика Россия, а отступать некуда - назначено в следующий четверг.
Завтра пойду смотреть енота. Не в зеркало.