Хотела про кино, получилось про телесность.
Как же бесит, вот просто до белого каления доводит
все
это
ханжество,
которое по кой-то пес тащат в культурную сфэру.
Хотите провести куртуазно вечер - идите на хорошо скроенную драму, слушайте большую оперу, смотрите залы классицизма и притесь от своего хорошего вкуса. А я на этом всем челюсть вывихиваю со скуки.
Одна из древнейших пьес, из которых вырос нафиг весь театр и все кино, посвященная, вы не поверите, проблемам демократии, открывается сценой, в которой человек срет на площади, и кучу эфирного времени этот процесс комментируют мимопроходящие действующие лица. В другой пьесе того же Аристофана человек обделывается со страху и полпьесы ищет, где б вытереться. Был Рабле, были битники, были последователи Паланика, была новая драма, черт побери, было столько всего снято и написано, чтоб реабилитировать это гребаное человеческое тело, которое каждый из нас носит, и все равно: покажи на большом экране неотрихтованную целлюлитную человеческую жопу, и все падают в глубокий обморок, оскорбленные в лучших чувствах прекрасного. Хорошо еще, есть хоть кто-то, способный потыкать зрителя, аки котенка, в его нормальное человеческое говно.
Грустно, что одним стало меньше.
Про ТББ столько всего говорили, что ужас, не на слабый желудок и не на нежные нервы, что я на всякий случай пошла туда не жрамши. К концу первого часа сильно об этом пожалела: ничего того, что прям ужас, я так и не увидела, а есть хотелось страшно. Ну да, периодически в краю кадра ненавязчиво болтается чей-то член или задница. Ну утопили кой-кого в нечистотах, ну показали калечных, ну мыт в кадре десяток человек, не больше.
Что.
В этом.
Такого.
Страшного?
И что вообще хотелось увидеть в кено про заданный период? Романтическую любовь? В тот период ее еще не придумали, незачем было. Что-то в духе чистеньких гладеньких ббсишных сериалов? Извиняйте, автор человек честный.
И вообще говорить про цивилизацию и не затрагивать сортиры - это фигня какая-то.
Чертовски повезло Ярмольнику. Вот прямо нереально повезло. Полфильма сидела и удивлялась, что он так может. Потом сообразила, что так он, скорее всего, не может, но с выбором у него негусто. Первую часть фильма сидела и тихо любила оператора. Потом оказалось - рано любила. Где-то с середины фильма раблезианское веселье накрывают с треском, улицы делаются суше и чище, везде горят костры, чистота, порядочек, монахи живописно разбиваются на группы и местами восстанавливают справедливость. Смотреть становится намного тяжелее, рефрен про "дышится" как-то разбавляет тяготы происходящего откровенным абсурдом. В это время визуалка идет в полный и бессовестный отрыв, пулеметными очередями цитаты из Эйзенштейна, Тарковского, Вертова, в стороне от всякого сюжета торчит неправдоподобной красоты кадр с совой, начинает попахивать эрмитажем и пинакотекой (нет, не только Рембрандт, выводок Брейгелей и Босх), смутным эхом, почти как заговор, доносится наизусть знакомый текст, очищенный от всех побочных линий, ударные фразы выжигаются, как клеймо. По экрану кто-то неспешно волочит собственную виселицу и бегают библейские и вакхические (что не отменяет их телесность) ослики, суждения о человечестве отмываются от стругацкого дидактизма, и несмотря на честный, безжалостно развернутый финал (миг полного и абсолютного отчаяния - резинка свитера крупным планом), во всем этом находятся силы на что-то наподобие катарсиса.
Я боялась, что это будет слишком злободневно по слову и слишком старовато по языку. Но нет, знаете, оно как-то вне времени стоит.
Ну а кто вместо этого посмотрел кино про жопы - ну... не повезло чуваку, что тут скажешь.
все
это
ханжество,
которое по кой-то пес тащат в культурную сфэру.
Хотите провести куртуазно вечер - идите на хорошо скроенную драму, слушайте большую оперу, смотрите залы классицизма и притесь от своего хорошего вкуса. А я на этом всем челюсть вывихиваю со скуки.
Одна из древнейших пьес, из которых вырос нафиг весь театр и все кино, посвященная, вы не поверите, проблемам демократии, открывается сценой, в которой человек срет на площади, и кучу эфирного времени этот процесс комментируют мимопроходящие действующие лица. В другой пьесе того же Аристофана человек обделывается со страху и полпьесы ищет, где б вытереться. Был Рабле, были битники, были последователи Паланика, была новая драма, черт побери, было столько всего снято и написано, чтоб реабилитировать это гребаное человеческое тело, которое каждый из нас носит, и все равно: покажи на большом экране неотрихтованную целлюлитную человеческую жопу, и все падают в глубокий обморок, оскорбленные в лучших чувствах прекрасного. Хорошо еще, есть хоть кто-то, способный потыкать зрителя, аки котенка, в его нормальное человеческое говно.
Грустно, что одним стало меньше.
Про ТББ столько всего говорили, что ужас, не на слабый желудок и не на нежные нервы, что я на всякий случай пошла туда не жрамши. К концу первого часа сильно об этом пожалела: ничего того, что прям ужас, я так и не увидела, а есть хотелось страшно. Ну да, периодически в краю кадра ненавязчиво болтается чей-то член или задница. Ну утопили кой-кого в нечистотах, ну показали калечных, ну мыт в кадре десяток человек, не больше.
Что.
В этом.
Такого.
Страшного?
И что вообще хотелось увидеть в кено про заданный период? Романтическую любовь? В тот период ее еще не придумали, незачем было. Что-то в духе чистеньких гладеньких ббсишных сериалов? Извиняйте, автор человек честный.
И вообще говорить про цивилизацию и не затрагивать сортиры - это фигня какая-то.
Чертовски повезло Ярмольнику. Вот прямо нереально повезло. Полфильма сидела и удивлялась, что он так может. Потом сообразила, что так он, скорее всего, не может, но с выбором у него негусто. Первую часть фильма сидела и тихо любила оператора. Потом оказалось - рано любила. Где-то с середины фильма раблезианское веселье накрывают с треском, улицы делаются суше и чище, везде горят костры, чистота, порядочек, монахи живописно разбиваются на группы и местами восстанавливают справедливость. Смотреть становится намного тяжелее, рефрен про "дышится" как-то разбавляет тяготы происходящего откровенным абсурдом. В это время визуалка идет в полный и бессовестный отрыв, пулеметными очередями цитаты из Эйзенштейна, Тарковского, Вертова, в стороне от всякого сюжета торчит неправдоподобной красоты кадр с совой, начинает попахивать эрмитажем и пинакотекой (нет, не только Рембрандт, выводок Брейгелей и Босх), смутным эхом, почти как заговор, доносится наизусть знакомый текст, очищенный от всех побочных линий, ударные фразы выжигаются, как клеймо. По экрану кто-то неспешно волочит собственную виселицу и бегают библейские и вакхические (что не отменяет их телесность) ослики, суждения о человечестве отмываются от стругацкого дидактизма, и несмотря на честный, безжалостно развернутый финал (миг полного и абсолютного отчаяния - резинка свитера крупным планом), во всем этом находятся силы на что-то наподобие катарсиса.
Я боялась, что это будет слишком злободневно по слову и слишком старовато по языку. Но нет, знаете, оно как-то вне времени стоит.
Ну а кто вместо этого посмотрел кино про жопы - ну... не повезло чуваку, что тут скажешь.