Испания была многие десятилетия беднейшей страной Европы. Во время гражданской войны в Испании туда поехали многие советские люди и оказались поражены западноевропейской нищетой. Об этом я написал в посте
«Европа глазами советских варваров». Та категория читателей, которую в интернете часто называют «французскобулочниками» живо отреагировала, дескать, в СССР все равно все было плохо, просто я нашел единственную страну Европы, в которой было еще хуже, чем в СССР. Тогда меня заинтересовало что писали авторы царской России о Испании. Ведь по версии «французскобулочников» в СССР было почти все плохо, а в царской России почти все хорошо. Следовательно, писатели царской России должны были поразиться испанской нищетой еще больше, чем писатели советские. Я почитал и сделал подборку цитат из книги Д.В Григоровича «Корабль «Ретвизан» о посещении Испании в 1858 году и книги Эренбурга И.Г. «Испанские репортажи 1931 - 1939». Как говорится: почувствуйте разницу!
О классовой борьбе…
Д.В. Григорович:
Поэтому в Испании не существует общей всей Европе зависти простого класса к дворянству. Различие людей составляет только богатство; но и это не возбуждает точно так же большой зависти; почва так плодородна, что всегда с избытком вознаграждает легчайший труд; народ к тому же беспечен до крайности; если он достал столько, чтобы одеться по своему вкусу, если у него есть чем перекусить, на что купить табаку для своих papelitos - папирос, он доволен и больше ничего не требует, кроме свободы двигаться, кроме боя быков и солнца, в котором, кажется, никогда не бывает у него недостатка.
И.Г. Эренбург:
В вагоне первого класса, в дорогих ресторанах, в клубах можно услышать разговоры, знакомые нам по лету 1917 года.
- Рабочим вовсе не так плохо живется. Их науськивают вожди. Народ окончательно распустился.
- Они говорят, что они - безработные. На самом деле это попросту лентяи.
- Ужасно! Забастовала прислуга! Теперь одна надежда - другие державы не позволят Испании дойти до коммунизма...
Об отсталости страны…
Д.В. Григорович:
Причина презрения к промышленности объясняется отчасти историей, а также характером испанского народа. В глазах старых испанцев тот, кто занимался ремеслом, клал на себя клеймо вечного бесчестия; он словно отделял себя от испанцев и шел по стопам ненавистных арабов, которые первые внесли ремесло в отечество, и до изгнания их одни занимались промыслами. Тот, кто доставал себе пропитание ручной работой, презирался потому еще, что никто не мешал ему променять низкое орудие промысла на благородное оружие; никто не мешал ему бежать с оружием на защиту отечества и тем самым облагородить свое положение званием гидальго; если он не делал этого, он, стало быть, был трус, слабодушен, не имел чувства достоинства, не имел понятия о чести. Так думал народ в то время; отчасти он и теперь еще не совсем отрезвился от таких понятий.
И.Г. Эренбург:
Мадридские лежебоки, сидя в одном из кафе, любят рассуждать о горькой судьбе Испании. От них вы услышите, что страна гибнет потому, что крестьяне и рабочие не хотят работать, - это, мол, наследственные лентяи! Опровергать не приходится, опровергает хотя бы тот же Мадрид, та же жизнь лежебоков, те же кафе, банки и дворцы. Чем создано это, если не упорством крестьян, которые добывают из камня хлеб, без удобрения и без машин, если не искусством рабочих, которые на архаических фабриках, среди безграмотных инженеров и жуликоватых управляющих, ухитряются делать вещи на вывоз?.. Непонятно, как может работать батрак Эстремадуры, который ест куда меньше того, что прописывают врачи толстякам в виде «голодной диеты», запрещая при этом малейшее движение!
О башмаках…
Д.В. Григорович:
Вам уже известно, что ручки и ножки составляют у андалузянок главный предмет щегольства; здесь первые деньги идут на обувь; башмачное дело едва ли не единственное ремесло, которое с успехом процветает в Южной Испании; в Кадиксе носят ботинки, но преимущественно башмачки, едва обхватывающие кончики пальцев; к сожалению, приходится любоваться этим в окнах магазинов; коротенькая национальная баскина, открывающая ножку и икру, обтянутую чулком a jour, исчезла: ее заменило длинное платье; ножку можно видеть только случайно, украдкой, когда женщина усаживается на мраморную скамью plaza S.Antonio.
И.Г. Эренбург:
Какие ботинки! Нигде я не видал таких франтоватых мужчин. Надо здесь же добавить, что нигде я не видал столько босых детей, как в Испании. В деревнях Кастилии или Эстремадуры дети ходят босиком - в дождь, в холод. Но на Гран Виа нет босых, Гран Виа - Нью-Йорк. Это широкая большая улица. Направо и налево от нее - глухие щели, темные дворы, протяжные крики котов и ребят.
О народном этикете…
Д.В. Гигорович:
Женщины ходят отдельными группами; мужчины следуют подле; здесь не в обычае давать руку дамам; благодаря простоте нравов, благодаря свободе отношений, здесь и без того сколько случаев к сближению. Эта привычка быть предоставленным самим себе, идти по своей воле, без поддержки мужской руки, дает, быть может, испанским женщинам ту щегольскую, изящно-свободную, смелую походку, которая так увлекательна.
И.Г. Эренбург:
В Бадахосе, когда в казино входит дама, почтенные посетители встают: это «народ рыцарей». В Бадахосе, как и в других городах Испании, «рыцари» дома от поры до времени лупят своих дам: и галантность и побои равно входят в быт.
О религиозности…
Д.В. Григорович:
Поминание родителей заключается, кажется, в том только, чтобы перед нишами, скрывающими тела, переменять букеты и подновлять светильни лампадок; помнится, во всей этой толпе привелось видеть только два-три лица, которые напоминали, что здесь место печали: стоя на коленях, устремив заплаканные глаза на надпись или изображение святого, они благоговейно крестились и шептали молитвы. Остальные лица, по-видимому, явились для веселья. Южный человек уже по природе своей слишком беспечен и пылок, чтобы долго поддаваться одному чувству: у него один порыв сменяется другим; выплакав все свои слезы под первым впечатлением горя, он быстро успокаивается; чувственная природа, пылкость воображения, самая обстановка, его окружающая, заставляют его дорожить материальною жизнью. Ничего нет удивительного, что на кладбище Кадикса - даже в день поминок - жизненное берет такой перевес над прошедшим: темно-голубое небо, проникнутое золотым светом, цветы, покрывающие почву, цветы на стенах, охваченных заходящим солнцем, воздух, напитанный ароматом цветов и растений, блеск выразительных взглядов, обнаженные плечи женщин, присутствие во всей окружающей природе чего-то страстного, огненного, жизненного не только заставляет забывать печаль, но, напротив, пробуждает горячее желание жить - жить и наслаждаться жизнью всеми нервами и чувствами.
И.Г. Эренбург:
«День всех мертвых» в деревушке Санабрии. Толпа стоит на морозе несколько часов. Свечи. Молитвы. Средневековье. Помолившись вдоволь, крестьянин садится на осла. Осел упрямится. Тогда молельщик кричит: «Начхать мне на деву Марию!» (Собственно говоря, он кричит не «начхать», но точный перевод его изречения неудобен для печати.) Он не очень-то верит в воскресение мертвых. Зато он твердо верит, что, если хорошенько обругать деву Марию, осел пойдет дальше. В Севилье во время крестного хода набожные прихожане ссорятся - чья богоматерь лучше? Один кричит другому: «Моя богоматерь действительно богоматерь, а твоя попросту шлюха!..»
О женщинах…
Д.В. Григорович:
Обычаи и нравы Испании так мало имеют общего с нравами остальной Европы, что невозможно судить о них сравнительно; надо брать их такими, каковы они есть. По здешним понятиям нет, например, ничего предосудительного заговорить с незнакомым мужчиной в том случае, какой я привел вам. Это объясняется свободой, которой пользуются женщины; объясняется также простотою нравов и непринужденностью, существующею в отношениях между обоими полами. Общество женщин живет нераздельно и тесно слито с обществом мужчин. Приторная стыдливость, мешающая называть вещи и чувства настоящим именем, жеманство и кривлянье, прикрытое громким словом: воздержанность, - la retenue, - короче сказать, вся искусственная мелкота, составляющая нравственность и которую почему-то ставят в добродетель нашим женщинам, - заменяется здесь самою простодушною, естественною откровенностью.
И.Г. Эренбург:
Дочь буржуа не смеет выйти одна на улицу. На юге она разговаривает с женихом через решетку, как арестант или как зверь. Нашлись сотни поэтов, которые воспели эту решетку. Впрочем, нет той лжи и того позора, которого не воспели бы сотни поэтов.
Когда женщина проходит по улицам, вылощенные адвокаты, сыновья банкиров, офицеры гвардии неизменно чмокают губами и кричат: «Милашка!» Они чмокают губами, видя студенток с книгами, работниц, женщин, темных от горя, каталонских революционерок, мужья которых расстреляны, женщин Астурии, мужья которых погибли в шахтах, они всем снисходительно кричат: «Милашка!» Диктатор Испании Примо де Ривера особым декретом запретил этот ритуал: он хотел сделать из Испании корректное полицейское государство. Но он был воспитан теми же дуэньями и теми же иезуитами. Его губы невольно шевелились: он чмокал, кричал «милашка» и здесь же уплачивал штраф.
ПС: Этой подборке не особенно нужны комментарии, но не удержусь… В каждой фразе Григоровича читается, что приехал он из страны, где народ беднее чем в Испании, народ - забитее, женщины - закрепощеннее… И наоборот: Эренбург смотрит на испанские реалии как на архаичное прошлое своей страны.
На фото вверху обратите внимание на воспетую Григоровичем обувь испанской женщины.