Мне приснилась война мировая - Может, третья, а может, вторая, Где уж там разобраться во сне, В паутинном плетении бреда... Помню только, что наша победа - Но победа, не нужная мне.
Серый город, чужая столица. Победили, а всё ещё длится Безысходная скука войны. Взгляд затравленный местного люда. По домам не пускают покуда, Но и здесь мы уже не нужны.
Вяло тянутся дни до отправки. Мы заходим в какие-то лавки - Враг разбит, что хочу, то беру. Отыскал земляков помоложе, Москвичей, из студенчества тоже. Все они влюблены в медсестру.
В ту, что с нами по городу бродит, Всеми нами шутя верховодит, Довоенные песни поёт, Шутит шутки, плетёт отговорки, Но пока никому из четвёрки Предпочтения не отдает.
Впрочем, я и не рвусь в кавалеры. Дни весенние дымчато-серы, Первой зеленью кроны сквозят. Пью с четвёркой, шучу с медсестрою, Но особенных планов не строю - Всё гадаю, когда же назад.
Как ни ждал, а дождался внезапно. Дан приказ, отправляемся завтра. Ночь последняя, пьяная рать, Нам в компании странно и тесно, И любому подспудно известно - Нынче ей одного выбирать.
Мы в каком-то разграбленном доме. Всё забрали солдатики, кроме Книг и мебели - старой, хромой, Да болтается рваная штора. Все мы ждём, и всего разговора - Что теперь уже завтра домой.
Мне уйти бы. Дурная забава. У меня ни малейшего права На неё, а они влюблены, Я последним прибился к четвёрке, Я и стар для подобной разборки, Пусть себе! Но с другой стороны -
Позабытое в страшные годы Чувство легкой игры и свободы, Нараставшее день ото дня: Почему - я теперь понимаю. Чуть глаза на неё поднимаю - Ясно вижу: глядит на меня.
Мигом рухнуло хрупкое братство. На меня с неприязнью косятся: Предпочтенье всегда на виду. Переглядываясь и кивая, Сигареты туша, допивая, Произносят: "До завтра", "Пойду".
О, какой бы мне жребий ни выпал - Взгляда женщины, сделавшей выбор, Не забуду и в бездне любой. Всё, выходит, всерьёз, - но напрасно: Ночь последняя, завтра отправка, Больше нам не видаться с тобой.
Сколько горькой любви и печали Разбудил я, пока мы стояли На постое в чужой стороне! Обречённая зелень побега. Это снова победа, победа, Но победа, не нужная мне.
Я ли, выжженный, выживший, цепкий, В это пламя подбрасывал щепки? Что взамен я тебе отдаю? Слишком долго я, видно, воюю. Как мне вынести эту живую, Жадно-жаркую нежность твою?
И когда ты заснёшь на рассвете, Буду долго глядеть я на эти Стены, книги, деревья в окне, Вспоминая о чёрных пожарах, Что в каких-то грядущих кошмарах Будут вечно мерещиться мне.
А наутро пойдут эшелоны, И поймаю я взгляд уязвлённый Оттеснённого мною юнца, Что не выгорел в пламени ада, Что любил тебя больше, чем надо, - Так и будет любить до конца.
И проснусь я в московской квартире, В набухающем горечью мире, С непонятным томленьем в груди, В день весенний, расплывчато-серый, - С тайным чувством превышенной меры, С новым чувством, что всё позади -
И война, и любовь, и разлука... Облегченье, весенняя скука, Бледный март, облака, холода И с трудом выразимое в слове Ощущение чьей-то любови - Той, что мне не вместить никогда.
из цикла «Сны»
Мне приснилась война мировая -
Может, третья, а может, вторая,
Где уж там разобраться во сне,
В паутинном плетении бреда...
Помню только, что наша победа -
Но победа, не нужная мне.
Серый город, чужая столица.
Победили, а всё ещё длится
Безысходная скука войны.
Взгляд затравленный местного люда.
По домам не пускают покуда,
Но и здесь мы уже не нужны.
Вяло тянутся дни до отправки.
Мы заходим в какие-то лавки -
Враг разбит, что хочу, то беру.
Отыскал земляков помоложе,
Москвичей, из студенчества тоже.
Все они влюблены в медсестру.
В ту, что с нами по городу бродит,
Всеми нами шутя верховодит,
Довоенные песни поёт,
Шутит шутки, плетёт отговорки,
Но пока никому из четвёрки
Предпочтения не отдает.
Впрочем, я и не рвусь в кавалеры.
Дни весенние дымчато-серы,
Первой зеленью кроны сквозят.
Пью с четвёркой, шучу с медсестрою,
Но особенных планов не строю -
Всё гадаю, когда же назад.
Как ни ждал, а дождался внезапно.
Дан приказ, отправляемся завтра.
Ночь последняя, пьяная рать,
Нам в компании странно и тесно,
И любому подспудно известно -
Нынче ей одного выбирать.
Мы в каком-то разграбленном доме.
Всё забрали солдатики, кроме
Книг и мебели - старой, хромой,
Да болтается рваная штора.
Все мы ждём, и всего разговора -
Что теперь уже завтра домой.
Мне уйти бы. Дурная забава.
У меня ни малейшего права
На неё, а они влюблены,
Я последним прибился к четвёрке,
Я и стар для подобной разборки,
Пусть себе! Но с другой стороны -
Позабытое в страшные годы
Чувство легкой игры и свободы,
Нараставшее день ото дня:
Почему - я теперь понимаю.
Чуть глаза на неё поднимаю -
Ясно вижу: глядит на меня.
Мигом рухнуло хрупкое братство.
На меня с неприязнью косятся:
Предпочтенье всегда на виду.
Переглядываясь и кивая,
Сигареты туша, допивая,
Произносят: "До завтра", "Пойду".
О, какой бы мне жребий ни выпал -
Взгляда женщины, сделавшей выбор,
Не забуду и в бездне любой.
Всё, выходит, всерьёз, - но напрасно:
Ночь последняя, завтра отправка,
Больше нам не видаться с тобой.
Сколько горькой любви и печали
Разбудил я, пока мы стояли
На постое в чужой стороне!
Обречённая зелень побега.
Это снова победа, победа,
Но победа, не нужная мне.
Я ли, выжженный, выживший, цепкий,
В это пламя подбрасывал щепки?
Что взамен я тебе отдаю?
Слишком долго я, видно, воюю.
Как мне вынести эту живую,
Жадно-жаркую нежность твою?
И когда ты заснёшь на рассвете,
Буду долго глядеть я на эти
Стены, книги, деревья в окне,
Вспоминая о чёрных пожарах,
Что в каких-то грядущих кошмарах
Будут вечно мерещиться мне.
А наутро пойдут эшелоны,
И поймаю я взгляд уязвлённый
Оттеснённого мною юнца,
Что не выгорел в пламени ада,
Что любил тебя больше, чем надо, -
Так и будет любить до конца.
И проснусь я в московской квартире,
В набухающем горечью мире,
С непонятным томленьем в груди,
В день весенний, расплывчато-серый, -
С тайным чувством превышенной меры,
С новым чувством, что всё позади -
И война, и любовь, и разлука...
Облегченье, весенняя скука,
Бледный март, облака, холода
И с трудом выразимое в слове
Ощущение чьей-то любови -
Той, что мне не вместить никогда.
1996
Reply
Leave a comment