(Окончание) Я пересказывал женщине в сером свитере то, что рассказал мне ты: что здание «Тиволи» передвинули через площадь. За отцами такое водится - сесть напротив сыновей и пересказывать их истории третьим лицам, вместо того чтобы дать им рассказать самим. Женщина моргала и поглядывала на меня в слишком короткие интервалы между морганиями. - Тебе неинтересно? - догадался я. - Совершенно, совершенно, совершенно неинтересно, - ответила она.
Тут ты засмеялся. Вслух. Во мне всё запело. Я спрашивал, ты отвечал. Как бережно вы тут всё воссоздали, с уважением к истории здания. Это чувствовалось. Надо было тебе это сказать. Не ради тебя, ты всё равно уже не вспомнишь. Ради меня. Надо было сказать, что я тобой горжусь. Ты убирал посуду, а я потащился следом, неловко, со своим кофе. Ты повернулся забрать у меня чашку, и на мгновение наши ладони коснулись друг друга. Ты посмотрел на женщину в баре, она читала меню коктейлей и остановилась на «джин, лайм, пастис и трипл-сек». Коктейль именовался Corpse Reviver № 3[1 - «Оживитель трупов № 3» (англ.).]. Она засмеялась, и ты тогда тоже засмеялся, хотя развеселили вас совсем разные вещи. - Я рад, что ты встретил кого-то… ну понимаешь… твоего возраста, - тихо сказал ты мне. Я не знал, что ответить. И не ответил. Ты улыбнулся и поцеловал меня в щеку. - С Рождеством, папа!
Мое сердце ударилось об пол, а ты шагнул в дверь кухни. Я не посмел дождаться, пока ты вернёшься. Секунда всегда секунда, единственная реальная ценность на земле. Торгуются все, постоянно. Каждый день мы совершаем сделку всей жизни. Сегодня была моя.
Женщина допила последний бокал пива. Взяла папку со стойки. Мы пошли между уличными столиками, - тут отчаянная конкуренция за самые эффектные виды Хельсингборга, но это место исполнено спокойствия и уверенности. Ему не нужно самоутверждаться, оно сознает свою красоту. Набегающие волны, паромы в порту, ждущая их на той стороне Дания.
- Как это делается? - спросил я. - Мы туда прыгнем, - ответила женщина. - Это больно? - спросил я. Она печально кивнула. - Мне страшно, - признался я, но она покачала головой: - Не страшно. Тебе горько. Никто вам, людям, не объяснил, что за страх вы принимаете горе. - О чем мы горюем? - О времени.
Кивнув на окна бара, я прошептал: - Он хоть что-то вспомнит? Она покачала головой. - Порой, на секунду, он почувствует, будто чего-то не хватает. Но… потом… - Она щелкнула пальцами. - А девочка? - Она проживёт свою жизнь. - Ты за ними приглядишь? Женщина чуть кивнула: - Вообще-то я никогда правил не любила. Я застегнул пиджак. Ветер задувал снизу.
Я пересказывал женщине в сером свитере то, что рассказал мне ты: что здание «Тиволи» передвинули через площадь. За отцами такое водится - сесть напротив сыновей и пересказывать их истории третьим лицам, вместо того чтобы дать им рассказать самим. Женщина моргала и поглядывала на меня в слишком короткие интервалы между морганиями.
- Тебе неинтересно? - догадался я.
- Совершенно, совершенно, совершенно неинтересно, - ответила она.
Тут ты засмеялся. Вслух. Во мне всё запело. Я спрашивал, ты отвечал. Как бережно вы тут всё воссоздали, с уважением к истории здания. Это чувствовалось. Надо было тебе это сказать. Не ради тебя, ты всё равно уже не вспомнишь. Ради меня. Надо было сказать, что я тобой горжусь.
Ты убирал посуду, а я потащился следом, неловко, со своим кофе. Ты повернулся забрать у меня чашку, и на мгновение наши ладони коснулись друг друга. Ты посмотрел на женщину в баре, она читала меню коктейлей и остановилась на «джин, лайм, пастис и трипл-сек». Коктейль именовался Corpse Reviver № 3[1 - «Оживитель трупов № 3» (англ.).]. Она засмеялась, и ты тогда тоже засмеялся, хотя развеселили вас совсем разные вещи.
- Я рад, что ты встретил кого-то… ну понимаешь… твоего возраста, - тихо сказал ты мне.
Я не знал, что ответить. И не ответил. Ты улыбнулся и поцеловал меня в щеку.
- С Рождеством, папа!
Мое сердце ударилось об пол, а ты шагнул в дверь кухни. Я не посмел дождаться, пока ты вернёшься. Секунда всегда секунда, единственная реальная ценность на земле. Торгуются все, постоянно. Каждый день мы совершаем сделку всей жизни. Сегодня была моя.
Женщина допила последний бокал пива. Взяла папку со стойки. Мы пошли между уличными столиками, - тут отчаянная конкуренция за самые эффектные виды Хельсингборга, но это место исполнено спокойствия и уверенности. Ему не нужно самоутверждаться, оно сознает свою красоту. Набегающие волны, паромы в порту, ждущая их на той стороне Дания.
- Как это делается? - спросил я.
- Мы туда прыгнем, - ответила женщина.
- Это больно? - спросил я.
Она печально кивнула.
- Мне страшно, - признался я, но она покачала головой:
- Не страшно. Тебе горько. Никто вам, людям, не объяснил, что за страх вы принимаете горе.
- О чем мы горюем?
- О времени.
Кивнув на окна бара, я прошептал:
- Он хоть что-то вспомнит?
Она покачала головой.
- Порой, на секунду, он почувствует, будто чего-то не хватает. Но… потом… - Она щелкнула пальцами.
- А девочка?
- Она проживёт свою жизнь.
- Ты за ними приглядишь?
Женщина чуть кивнула:
- Вообще-то я никогда правил не любила.
Я застегнул пиджак. Ветер задувал снизу.
- �
Reply
Leave a comment