«Пермская культурная революция-2» или «Калигула» возвращается? - Часть 3. Их подсознательное
Читайте начало: Часть 1. Их «искусство» как оно есть и Часть 2. Псевдоинтеллектуализм и «конец истории».
В этой истории со спектаклем «Калигула», есть ещё очень странное, если не сказать подозрительное явление. Мильграм зачем-то изъял из пьесы Камю целый ряд сцен, фрагментов и диалогов, так что постановка оказывается почти бессмысленной, а действия героев лишаются любой мотивации. При этом сам Камю вложил в своё произведение очень глубокие смыслы об экзистенциальных проблемах современного общества. Возникает вопрос, специально ли Мильграм препарировал Камю так, чтобы скрыть от широкого круга зрителей истинное послание очень глубокого философа, и наоборот, обратить на него внимание представителей узкого круга тех, кто не отчуждён от высокой философской традиции и Камю всё же читал? Так сказать «тайное послание», которое пронесётся мимо ушей профанов и достигнет посвящённых.
А может быть Мильграм сам ничего не понял в Камю? Но подсознательно стал стремиться к тому, чтобы удалить из пьесы всё то, что может выдать его затаённые мечты об устройстве общества. Фрейд, помнится, описывал механизм оговорок, когда человек забывает имена, факты, события, которые ему по каким-то причинам неприятны, либо он ими не хочет делиться с окружающими. Вот и Мильграм может быть изъял из «Калигулы» то, что может навести нас на реальное содержание планов культурной политики их либеральной тусовки. Планов, в которых они сами себе боятся признаться. В обоих случаях надо понять, что реально сказано в «Калигуле» Камю.
В действительности Калигула Камю не хочет осчастливить всех людей Римской Империи, как об этом утверждает Мильграм. В самом начале (этот эпизод изъят Мильграмом) Калигула перенёс очень тяжёлую потерю. Умирает его возлюбленная и одновременно сестра Друзилла. Это так его потрясло, что он решил, что мир бессмысленен. А понимание абсурда всего происходящего даёт обретение свободы. И это понимание бессмысленности мира он, пользуясь властью, должен донести до окружающих. Средством доведения станет наращивание абсурдности происходящего рычагами власти. Калигула заявляет: «В этом мире нет смысла, и тот, кто узнает это, обретет свободу. Я ненавижу вас именно потому, что вы несвободны. Во всей Римской империи свободен один я. Радуйтесь, к вам наконец пришел император, который научит вас свободе. Идите, объявите Риму, что он получил наконец свободу, и с ней начинаются великие испытания».
То есть Калигула сознательно убивает смысл этого мира и осмысленность существования человека. Позднее выдающийся психолог 20 века Виктор Франкл, основатель логотерапии, освободившись из концлагеря, напишет работу «Человек в поисках смысла», где докажет, что потребность в смысле жизни является главной потребностью человека, которая является не только условием достижения счастья, но и вообще источником воли к жизни. Именно на это покушается Калигула.
Любовница и приближённая императора Цезония во втором акте во время театральной постановки, где Калигулы разыгрывает поклонение себе как к богине(!), заставляет патрициев произносить молитву: «Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет... И дай нам сил жить в величии этой Истины... Даруй нам твою страсть, не ведающую предмета страсти, мучение, лишенное причины, и радость, у которой нет будущего.. Напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце».
Всё это никак не напоминает диктатуру человека, желающего счастья людям, как интерпретировал нам произведение Мильграм. Тут видны размышления над природой политических режимов и власти в 20 веке - эпохи, когда предыдущие периоды просвещения и модерна изъяли идею Бога, так что Ницше провозгласил и одновременно констатировал «Бог мёртв». Вместе с Богом был изъят и высокий смысл существования человека. Затем тот же Ницше пришёл к идее «вечного возвращения», вечного повторения уже случившегося, что окончательно обессмысливает любые устремления человека. Фашисты потом очень активно использовали философские наработки Ницше. Но и не только их. В ход шли наработки авторов теории элит, которые предписывали воссоздание мифологического мышления (в частности теории Жоржа Сореля), и оккультно-религиозные практики, заимствованные из древних эзотерических систем. Калигула, кстати, как раз пытается для укрепления своей власти использовать нечто мифологическое и религиозное. Он говорит после той театральной постановки: «Ошибка всех этих людей в том, что они недооценивают силу театра. Иначе они знали бы, что любому человеку позволено разыграть небесную трагедию и стать богом. Для этого достаточно ожесточить сердце». Весьма своеобразная религия получается, не так ли?
Его оппонент Сципион возражает: «Если это правда, то ты сделал первый шаг к тому, чтобы однажды легионы очеловеченных богов восстали вокруг тебя, беспощадные, как и ты, и в один миг потопили в крови твое божество».
Религиозно-мифологическая легитимация режима с элементами театра
По Ницше единственный способ принять бессмысленность существования в условиях «вечного возвращения» - это стать сверхчеловеком, лишённым моральных ограничений и движимым единственной мотивацией - волей власти. По мне так Камю словами Сципиона и говорит о том, куда ведёт такое обессмысливание жизни людей. Калигула, который встал на этот путь всё больше и больше приобретает тягу к насилию и убийствам, которые только и могут унять скуку в обессмысленном мире: «Занятно! Когда я не убиваю, я чувствую себя одиноким. Живыми не заполнить вселенной. Нужны трупы. Убивая людей, убиваешь скуку. Когда вы здесь, я чувствую безмерную пустоту, которую не в силах стерпеть. Мне хорошо только среди мертвых».
Обретя свободу от смысла путём убийств, Калигула восклицает, что благодаря ей «обрел ясный и твердый взгляд пророка и отшельника! Я живу, я убиваю, я пользуюсь властью разрушителя, рядом с которой власть создателя кажется лишь жалким кривлянием! Это счастье, счастье, да, это счастье! Это невыносимое освобождение, это всеобщая ненависть, презрение и кровь вокруг меня, это одиночество человека, вся жизнь которого - у него перед глазами. Это радость безнаказного убийцы, это неумолимая логика, которая дробит человеческие жизни. И я обрету наконец вечное одиночество, которого так хочу!».
Двор рассказывает друг другу, как идя по выбранному пути Калигула обретает бесстрастие к жестокости:
«Старый патриций (чуть не плача): Да. Он сказал ее палачу: «Убей его медленно, чтобы он чувствовал, как умирает».
Керея. Нет, еще лучше. Как-то после казни он зевнул и сказал: «Более всего я восхищаюсь собственной бесчувственностью».
Здесь уместно вспомнить как раз фашистский режим, который бесчувственно уничтожил миллионы людей. И вспомнить лидеров рейха из его эзотерических кругов, которые специально посещали Тибет и Японию для контактов с представителями восточных религий, сект и орденов. Есть мнение, что целью таких визитов было изучение как раз восточных практик приобретения бесчувственности к любым жестокостям, техник своего рода убийства души.
Калигула у Камю жил только для себя, удовлетворяя любые свои желания этакого «сверхчеловека», фактически обожествил себя. Но вдруг в конце жизни, непосредственно перед тем как заговорщики ворвались к нему, чтобы убить, он вдруг осознаёт, что этот путь вёл его в никуда: «Невозможное! я искал его у границ мирозданья, у крайних пределов своей души. Я протягивал руки! (Кричит.) Я протягиваю руки! Но нахожу только тебя!» В этот момент он стоит перед зеркалом. «Ты передо мной! Всегда ты! Я тебя ненавижу! Я шел не тем путем. Я ничего не достиг. Это не та свобода! Ничего. Опять ничего».
Как я уже говорил, двор Калигулы сразу начинает готовит заговор, чтобы остановить Калигулу. «Семьи трепещут, всякий труд теряет уважение. Отечество проклято. Добродетель призывает нас на помощь», - негодуют патриции. Их предводитель Керея также схватывает главное, против чего он должен бороться с риском для жизни: «Он угрожает самой нашей сути. <..> Потерять жизнь - пустяк, и мне достанет храбрости, когда это будет нужно. Но видеть, как теряется смысл этой жизни, как исчезает сама необходимость существования - вот что нестерпимо. Жить в бессмысленном мире нельзя». «Мною движет не честолюбие, но разумный страх: страх перед этим бесчеловечным лиризмом, согласно которому моя жизнь - ничто».
Когда другие патриции говорят, что примут участие в заговоре, чтобы отомстить за убитых отцов и детей, Керея уточняет: «Да, и я буду мстить вместе с вами. Но не из участия к вашим маленьким унижениям, а для того, чтобы сразиться с великой идеей, торжество которой означает конец света. Мне все равно, если вас осмеют, но мне не все равно, если Калигула сделает то, о чем он мечтает, - и сделает все, о чем он мечтает. Он превратит свою философию в трупы, а к несчастью эта философия не приемлет контраргументов. Нужно бить, когда не можешь опровергнуть».
Сказанное очень похоже на сопротивление фашизму, которое засеяло мир трупами, но также содержит в своём ядре тонкие, а может быть даже великие идеи, опровергнуть, которые под силу не каждому. Не зря фашистом был один из выдающихся философов 20 века Мартин Хайдеггер, а предтечами фашистов называют также таких гениев как Ницше и Гёте.
Заговорщики не могут реализовать свой заговор сразу же. На это уходит целых 3 года. Оказывается, что у режима Калигулы есть свои поклонники, а желающая его свергнуть элита, отнюдь не является моральным авторитетом, от которой широкие слои римского общества ждут освобождения из под гнёта императора-психопата.
Друг и главный соратник Калигулы Геликон защищает его в диалоге с Кереей: «Да, я служу безумцу. Но ты, кому служишь ты? Добродетели? Я скажу тебе, что я об этом думаю. Я рожден рабом. Я плясал под кнутом, прежде чем принял облик человека порядочного и честного. Кай не вел со мной бесед. Он просто освободил меня и взял во дворец. И тогда у меня появилась возможность как следует разглядеть вас, добродетельных. И я увидел, как вы невзрачны и какой пресный дух распространяете вы, вы, которые никогда не страдали и не рисковали ничем. Я видел знать, богато одетую, но с нищим сердцем, с жадным лицом и цепкими руками. И это - судьи! Вы, торговцы добродетелью, мечтающие о безопасности, как девушка мечтает о любви, и умирающие в страхе, даже не сумев понять, что всю свою жизнь вы лгали, - вы беретесь судить того, чьи страдания неисчислимы, того, кто каждый день истекает кровью тысячи новых ран! Вы первыми броситесь на меня, я в этом уверен. Презирай раба, Керея. Он выше твоей добродетели, ибо может еще любить своего несчастного господина, который сразится с вашей ложью и заткнет ваши клятвопреступные рты».
Более того оказывается, что начинает действовать некий механизм, по которому родственники жертв Калигулы начинают проникаться его замыслом, что делает невозможным их восстание против мучителя. Этакий «стокгольмский синдром» или что ещё похуже. В пьесе есть такой диалог между любовницей Калигулы и поэтом Сципионом:
«Цезония. (Холодно.) Он убил твоего отца?
Сципион. Да.
Цезония. Ты его ненавидишь?
Сципион. Да.
Цезония. Ты хочешь его убить?
Сципион. Да.
Цезония. Я хотела бы поговорить с тобой о главном, что в тебе есть.
Сципион. Главное во мне - моя ненависть.
Цезония. Выслушай меня. Я хочу сказать тебе одну вещь, которая
одновременно и сложна и очевидна. Но если ты поймешь ее, она бесповоротно
переменит мир - только она способна это сделать.
Сципион. Ну? говори.
Цезония. Подожди. Вначале представь себе искаженное лицо твоего отца,
которому вырвали язык. Представь его рот, наполненный кровью, и звериный
вой, когда его пытали.
Сципион. Да.
Цезония. Теперь представь Калигулу.
Сципион (с ненавистью). Да.
Цезония. А теперь слушай: попытайся его понять».
Ожидая скорой расправы от заговорщиков, Калигула беседует о человеческой глупости в его понимании: «Она беспощадна, если ее оскорбить. О, меня убьют не те, у которых я казнил сыновей и отцов. Эти меня поняли. Они со мной. У них тот же привкус во рту. Но другие! Те, кого я высмеивал, над кем издевался - я беззащитен перед их тщеславием».
Согласитесь, это всё очень глубокие и одновременно спорные размышления и даже прозрения, большая часть из которых изъята Мильграмом из постановки в «Театр-Театре», либо произнесена актёром так, чтобы никто не смог вникнуть в суть философских диалогов Камю.
Мне лично кажется, что сознательное или бессознательное изъятие истинного смысла из «Калигулы» Камю указывает нам сущность того культурного проекта либеральной тусовки Мильграма-Гельмана и иже с ними, который они хотели бы до поры до времени сокрыть от большинства общества и может быть донести сокровенное до своих. Калигула, обессмысливающий мир, в том числе и художественными средствами (ведь он пишет стихи, ставит спектакли и играет в них) - это и есть идеал их политика. Разделяя идеи постмодерна, то есть смерти культуры, истории, идеологий, завершенности творчества и смысла, нельзя, в конце концов, не прийти к необходимости властно закрепить эти установки в обществе. По сути, так как это делает Калигула. В период правления Чиркунова, Мильграма и Гельмана тусовка бессмыслия весьма по «калигульски» расправлялась с альтернативной ей культурой смыслов: с её учреждениями, её специалистами и сторонниками. И против этого восставала пермская культурная общетсвенность, деятели культуры и студенты художетсвенных образовательных учреждений.
Власть либералов очень легко переходит, если это ей надо, к кровавому подавлению неугодных в стиле Калигулы. Мы это прекрасно усвоили после расстрела законного парламента страны из танков под одобрительные возгласы Сванидзе, Ахеджаковой, Гранина, Окуджавы, Гельмана-старшего…
В оригинале пьесы есть ещё один вырезанный Мильграмом момент, который слишком хорошо иллюстрирует его творчество. Думаю именно поэтому он и попал в купированные. Вырезанная сцена происходит ближе к концу пьесы. Уже третий год Калигула терроризирует элиту Рима. Глубокой ночью он приказывает привести во дворец несколько высокородных патрициев. Те пребывают в страхе от того, что их сейчас совершенно беспричинно могут подвергнуть зверским пыткам или убить. Испуганных аристократов приводят в комнату.
«Неожиданно в глубине сцены раздается резкая, прыгающая музыка систр и цимбал. Патриции смотрят в немом оцепенении. Калигула в коротком платье танцовщицы, с цветами в волосах, появляется позади экрана театра теней, делает несколько смешных па и убегает. Тотчас вслед за этим страж торжественно объявляет: «Представление окончено!» Тихо входит Цезония. Патриции ее не видят. Она останавливается у них за спиной и говорит ровным голосом, от которого Патриции тем не менее вздрагивают.
Цезония: Калигула поручил мне уведомить вас, что, хотя обыкновенно вы
созывались для дел государственных, сегодня вы приглашены разделить с ним
радость единения с прекрасным. (Пауза. Потом прежним тоном.) Впрочем, он
добавил, что тем, кто останется глух к искусству, отрубят голову.
Патриции молчат.
Цезония: Прошу извинить меня за настойчивость. Но мне поручено узнать, находите ли вы этот танец прекрасным.
Первый патриций (после минутного колебания): Он прекрасен, Цезония.
Старый патриций (вне себя от признательности): Вне всяких сомнений,
Цезония!
Цезония: А ты что скажешь, Керея?
Керея (холодно): Это высокое искусство.
Цезония: Чудесно. Я так и доложу об этом Калигуле.
Геликон: Скажи, Керея, это действительно великое искусство?
Керея: В определенном смысле - да».
Неправда ли, прекрасная иллюстрация на тему оценки псевдотворчества постмодернистов, если те наделены властью и поддержкой во влиятельной тусовке или в СМИ.
Эти деятели, оказавшись в ситуации вседозволенности и возможности подавить альтернативное мнение властью, информационной травлей или круговой порукой, всё больше распаляются в своей «калигульской» фантазии. И если высказывание, приведённое выше, было сделано ещё до отставки министра культуры Игоря Гладнева, которого ведущие западные СМИ считали самым последовательным «проводником политики Путина», то теперь даже трудно представить до чего может дойти вошедшая в раж и лишённая ограничений безумная Воля постмодернистов.
Будем надеяться и приложим усилия к тому, чтобы новая пермская власть, пришедшая после увольнения Гладнева и отставки губернатора Виктора Басаргина, не кинулась в объятия коллективного Мильграма, ибо его суть - Калигула.
А Калигула должен быть остановлен!