"Мы ребенки перед этим веком"
Последнее письмо Гоголя Белинскому (в небольшом сокращении). Советую перечитать внимательно. Но прежде несколько пояснений.
С письмами Гоголя Белинскому есть своя загадка. В "Фоме" мы о ней писали вот тут. Одно было большое, очень яркое, но Гоголь его не отправил, даже и порвал, но при этом собрал в пакет и сохранил. А Белинскому послал иное, краткое. И на мой взгляд, по-своему не менее важное.
Почему он так сделал? С одной стороны, видя, что его мысли, собранные в книгу "Выбранные места из переписки с друзьями", оказались не ко двору ни одной стороне. Церковная общественность посчитала, что он много на себя берёт; бюрократии тогдашней (думаю) было всё равно, как это часто с ней происходит. Там другая логика. "Прогрессивная" общественность и лично, и особо устами Белинского Гоголя начала проклинать. Он об этом прямо пишет своему адресату.
Ему было что ответить, и доказательством служит то письмо, которое он порвав сохранил. Однако перед лицом этого тотального одиночества Гоголь отправил иное, с его точки зрения, важнейшее послание, которое считают почему-то написанным исключительно ради успокоения тяжело больного Белинского. И относятся к нему снисходительно, хотя письмо заслуживает всяческого внимания.
Гоголь пишет там об изнеможении души. Скандалы вокруг "Избранных мест..." глубоко потрясли его; дальше шла череда смертей, в том числе, кончина Белинского. В 1852 году умер сам Николай Васильевич. У него не было никакой физической болезни; можно сказать, причиной смерти стал невроз. Сумасшествие, о котором принято говорить, думаю, слишком сильное слово. Вполне может оказаться достаточно и невроза либо депрессии. Есть моменты, когда самое главное не надломиться и продолжать жить. В том числе, с пониманием, что твои мысли могут никому не оказаться полезны при жизни. Поскольку раздирающие людей страсти просто исключают правильное восприятие того, что пытаешься сказать.
В письме Гоголя я бы советовал верно воспринять слова о «веке». Если их считывать просто как дух времени, то они выглядят наивно. А вот ежели понять, что речь о промысле Божием, о том, чего бы ждал от людей Господь, то Гоголь полностью прав. И это ожидание относится к любой эпохе, нашей в том числе. Итак, вот письмо:
Николай Васильевич Гоголь. Письмо В. Г. Белинскому 10 августа 1847 г. (последнее, отправленное).
"Я не мог отвечать скоро на ваше письмо. Душа моя изнемогла, всё во мне потрясено, могу сказать, что не осталось чувствительных струн, которым не был<о> бы нанесено поражения еще прежде, чем получил я ваше письмо. Письмо ваше я прочел почти бесчувственно, но тем не менее был не в силах отвечать на него. Да и что мне отвечать? Бог весть, может быть, и в ваших словах есть часть правды. Скажу вам только, что я получил около пятидесяти разных писем по поводу моей книги: ни одно из них не похоже на другое, нет двух человек, согласных во мненьях об одном и том же предмете, что опровергает один, то утверждает другой. И между тем на всякой стороне есть равно благородные и умные люди. Покуда мне показалось только то непреложной истиной, что я не знаю вовсе России, что многое изменилось с тех пор, как я в ней не был, что мне нужно почти сызнова узнавать всё то, что ни есть в ней теперь. А вывод из всего этого вывел я для себя тот, что мне не следует выдавать в свет ничего, не только никаких живых образов, но даже и двух строк какого бы то ни было писанья, по тех пор, покуда, приехавши в Россию, не увижу многого своими собственными глазами и не пощупаю собственными руками.
Вижу, что укорявшие меня в незнании многих вещей и несоображении многих сторон обнаружили передо мной собственное незнание многого и собственное несоображение многих сторон. Не все вопли услышаны, не все страданья взвешены. Мне кажется даже, что не всякий из нас понимает нынешнее время, в котором так явно проявляется дух построенья полнейшего, нежели когда-либо прежде: как бы то ни было, но всё выходит теперь внаружу, всякая вещь просит и ее принять в соображенье, старое и новое выходит на борьбу, и чуть только на одной стороне перельют и попадут в излишество, как в отпор тому переливают и на другой. Наступающий век есть век разумного сознания; не горячась, он взвешивает всё, приемля все стороны к сведенью, без чего не узнать разумной средины вещей. Он велит нам оглядывать многосторонним взглядом старца, а не показывать горячую прыткость рыцаря прошедших времен; мы ребенки перед этим веком. Поверьте мне, что и вы, и я виновны равномерно перед ним. И вы, и я перешли в излишество. Я, по крайней мере, сознаюсь в этом, но сознаетесь ли вы? Точно так же, как я упустил из виду современные дела и множество вещей, которые следовало сообразить, точно таким же образом упустили и вы; как я слишком усредоточился в себе, так вы слишком разбросались. Как мне нужно узнавать многое из того, что знаете вы и чего я не знаю, так и вам тоже следует узнать хотя часть того, что знаю я и чем вы напрасно пренебрегаете. (...)"
+