Если бы Черкессия не коллапсировала... "Воспоминания Г.И.Филипсона".

[guralyuk]

Перечитал внимательно, узнавая почти все описанные места. Черкесская культура по Кубани, в предгорьях, где было развитым земледелие, почему-то не породила сильного единого государства,оставаясь обычно пространством сообществ, своего рода "джамахирии". Можно понять, почему в горах не возникало сильных государств. Хотя Кабарда или имамат Шамиля

Comments

[guralyuk]

Лето 1841 г. прошло без особенных событий. Вырубка леса в ущельи Жоадзех и постройка там башни сделаны Муравьевым без выстрела, но в Абхазии и Цебельде беспорядки продолжались. Г. Муравьев нашел нужным воспользоваться данным ему позволением двинуться с отрядом в Цебельду. Он составил его из трех баталионов, нескольких горных единорогов и Абхазской милиции, конной и пешей. До укр. Марамбы он не встретил никакого сопротивления: враждебные партии, как и следовало ожидать, укрылись в Дальское ущелье. Муравьев стал их преследовать, кажется, именно потому, что это было очень трудно. Можно догадываться, что в его воображении носились тогда Суворов, С-т Готард, Чортов мост... Горцы очевидно не ожидали движения отряда в Дал и потому, когда войска из долины Амшкяля повернули к Багаде, [207] большая часть их бросилась в аулы увозить свои семейства, и имущество, и угонять стада.

Из Нижней Цебельды есть два пути для вторжения в верхнюю часть долины Кодора, Дал. Первый ведет через урочище Наа, против которого есть порядочный брод через р. Кодор; второй путь через Багадский мост, за которым оба пути сходятся, и дорога идет сначала по левому берегу Кодора, а далее несколько раз переходит его в брод. В крае вообще нет даже сносных колесных дорог. Туземные двухколесные арбы, запрягаемые быками или буйволами, проходят по таким местам, которые для наших четырехколесных экипажей и для непривычных лошадей недоступны. Но дорога через Наа, хотя трудная и идущая лесистым краем, возможна. Совсем другой характер имеет путь, избранный Муравьевым. От Марамбы до Амшкяля местность волнистая и открытая. За Амшкялем редкие перелески, далее к Кодору начинается знаменитая Багадская теснина. На сотни сажень тропа идет по карнизу скалы. Тут уже начинается гранит, между беспорядочными массами которого вьется тропа. Спуск к Кодору крут и каменист и идет между редкими деревьями и кустами. О Багадском мосте я говорил выше. Перейдя на левую сторону Кодора, дорога вступает в местность более доступную: между лесами и рощами начинают являться хвойные деревья, аулы горцев разбросаны по местам живописным, но трудно доступным. Между перелесками мало вспаханных полей, но на тучных пастбищах ходят большие стада баранов и рогатого скота. Далее к Северу местность видимо подымается и против устья Аджгары принимает суровый и величественный Альпийский характер. Между еловыми и сосновыми лесами торчат гранитные скалы; с трех сторон видны вдали снеговые вершины Кавказа, приближающегося в этих местах к своей наибольшей высоте.

Муравьев быстро прошел с отрядом Багадскую теснину, не встретив большого сопротивления. Пехота перешла по мостику и прикрыла его, но переход остального отряда и особливо перевод лошадей занял много времени и дал горцам возможность собраться. Отряд двинулся вверх по левому берегу Кодора и к вечеру занял удобную позицию. На другой день войска были по частям посылаемы разорять и жечь аулы. Перестрелка не умолкала, и у нас было несколько раненых. К отряду примкнули Цебельдинцы, конные и пешиe, с Хрипсом Маршани, которого аул в урочище Наа. Пораженные неожиданным переходом отряда через Багаду, они боялись за свои аулы и поспешили выказать свою верность и [208] преданность. Нужно заметить, что в отряде было взято сухарей на 4 дня, патронов по 60; число зарядов для горных единорогов было очень ограниченное. Неприятель наседал, перестрелка не прекращалась. Известна бережливость нашего солдата; можно было опасаться, что недостанет патронов и продовольствия. Между тем возвращение через Багаду сделалось немыслимым, а движение через Наа потребует по крайней мере лишний день. Дальнейшее движение вверх по Далу не могло иметь никакой цели. Г. Муравьев увидел себя в положении опасном и приказал отступать. Известно на Кавказе, что это гораздо труднее, чем идти вперед: неприятель делается дерзким и предприимчивым и приобретает тактические преимущества. Нервы Муравьева не выдержали. Он заболел, и дальнейшим движением распоряжался гвардии капитан Лауниц, адъютант Головина, бывший адъютант графа Толя, офицер, заслуживший общее уважение. Говорили, что Муравьев выпил более, чем мог перенести.