(no subject)
Мне грустно. И, что самое противное, жарко.
Вчера вечером на работе мы сидели и прятались от сидящей на стуле бабки. Той самой бабки, которая явилась причиной получения мною пиздюлей от старшей медсестры. Орет. Рядом сидит другая бабка, нормальная, и тихо фонареет от этих воплей, еще быстрее, чем мы. Наконец не выдерживает и орет "Заткнись, сволочь! Заткнись, а то я тебя прибью! Задрала уже! Каждые две минуты тебе что-то надо! Замолчи немедленно, дрянь!" Приглушенные бурные аплодисменты доносятся из-за нашей амбразуры. Нам нельзя ей хамить (я теперь всякий раз, как вижу эту заразу, считаю до десяти и медленно выдыхаю), но эта бабушка-то больная, ей все можно. Я уползаю все ниже и ниже под рабочий стол, меня прикрывает прилавок, чтобы эта психопатка меня не видела. Вдруг я слышу зловещий скрип. Как страшный призрак, за прилавочек медленно вплывает на инвалидном кресле совершенно другая бабулька. И видит меня, сползшую практически на пол. Какой был хохот! Бабка чуть от смеха не померла, говорит, до чего медсестру довели, прячется в неудобоваримой позе от больной...
Позже мы положили эту истеричку в постель. Сидим и отдыхаем под абсолютно немелодичный стук. Сидит, панимаете ли, в кровати и стучит. Она вот уже две недели стучит, не переставая, мы ее и фенерганом, и клопексолом, теперь вот галоперидолом - все равно стучит, все ей, заразе, нипочем. Полчаса она так простучала, медсестра не выдержала и говорит: Ань, пойди отними у нее то, чем она стучит, и дверь слегка прикрой, чтоб потише было. Я заползаю в комнату, бабка сидит в кровати, в руках у нее ничего нет. Внимательно оглядываю окрестности, вижу бутылку со спиртом, коорым мы кровати обтираем. Тихонько убираю бутылку. Выхожу. Стук продолжается. Захожу снова. Стоят два пластмассовых стакана на тумбочке. Вроде далеко, но все-таки - а вдруг дотягивается? Убираю еще дальше, выхожу. Стук продолжается. Я не выдерживаю, говорю медсестре - слушай, она по-моему, головой в стену стучит, можно я у нее голову отберу?!
Что же выяснилось? Стучала она пелефоном. Прятала его под одеялом, а потом стучала им, когда я выходила. Никогда не перестану удивляться тому, как самые разнесчастные больные умудряются:
Доставать далеко-далеко запрятанный звоночек.
Перелезать через высоко поднятые на кровати порушни (будучи при этом вроде парализованными).
Сбегать из закрытого стула на унитазе (есть такой стул с дыркой, который тщательно закрывается). Между прочим, у них же по идее руки не действуют.
Распутываться из самых крепких пут, в которые мы их замотали, и разодрать на себе в клочья все, а главное, конечно, памперс, чтобы записать все стены вокруг.
Вылезти из инвалидного стула, где мы их опрометчиво не привязали, пройти до комнаты и лечь на кровать (чтобы мы потом полчаса их искали, а потом обнаружили на кровати в совершенно другой комнате, причем принадлежащей больному противоположного пола - здраствуй, милый, я разделась и жду...)
Какого черта этим типам реабилитация? И тем не менее, они виснут у нас на руках всем своим многокилограммовым весом, когда нам надо им в чем-то помочь...
Вчера вечером на работе мы сидели и прятались от сидящей на стуле бабки. Той самой бабки, которая явилась причиной получения мною пиздюлей от старшей медсестры. Орет. Рядом сидит другая бабка, нормальная, и тихо фонареет от этих воплей, еще быстрее, чем мы. Наконец не выдерживает и орет "Заткнись, сволочь! Заткнись, а то я тебя прибью! Задрала уже! Каждые две минуты тебе что-то надо! Замолчи немедленно, дрянь!" Приглушенные бурные аплодисменты доносятся из-за нашей амбразуры. Нам нельзя ей хамить (я теперь всякий раз, как вижу эту заразу, считаю до десяти и медленно выдыхаю), но эта бабушка-то больная, ей все можно. Я уползаю все ниже и ниже под рабочий стол, меня прикрывает прилавок, чтобы эта психопатка меня не видела. Вдруг я слышу зловещий скрип. Как страшный призрак, за прилавочек медленно вплывает на инвалидном кресле совершенно другая бабулька. И видит меня, сползшую практически на пол. Какой был хохот! Бабка чуть от смеха не померла, говорит, до чего медсестру довели, прячется в неудобоваримой позе от больной...
Позже мы положили эту истеричку в постель. Сидим и отдыхаем под абсолютно немелодичный стук. Сидит, панимаете ли, в кровати и стучит. Она вот уже две недели стучит, не переставая, мы ее и фенерганом, и клопексолом, теперь вот галоперидолом - все равно стучит, все ей, заразе, нипочем. Полчаса она так простучала, медсестра не выдержала и говорит: Ань, пойди отними у нее то, чем она стучит, и дверь слегка прикрой, чтоб потише было. Я заползаю в комнату, бабка сидит в кровати, в руках у нее ничего нет. Внимательно оглядываю окрестности, вижу бутылку со спиртом, коорым мы кровати обтираем. Тихонько убираю бутылку. Выхожу. Стук продолжается. Захожу снова. Стоят два пластмассовых стакана на тумбочке. Вроде далеко, но все-таки - а вдруг дотягивается? Убираю еще дальше, выхожу. Стук продолжается. Я не выдерживаю, говорю медсестре - слушай, она по-моему, головой в стену стучит, можно я у нее голову отберу?!
Что же выяснилось? Стучала она пелефоном. Прятала его под одеялом, а потом стучала им, когда я выходила. Никогда не перестану удивляться тому, как самые разнесчастные больные умудряются:
Доставать далеко-далеко запрятанный звоночек.
Перелезать через высоко поднятые на кровати порушни (будучи при этом вроде парализованными).
Сбегать из закрытого стула на унитазе (есть такой стул с дыркой, который тщательно закрывается). Между прочим, у них же по идее руки не действуют.
Распутываться из самых крепких пут, в которые мы их замотали, и разодрать на себе в клочья все, а главное, конечно, памперс, чтобы записать все стены вокруг.
Вылезти из инвалидного стула, где мы их опрометчиво не привязали, пройти до комнаты и лечь на кровать (чтобы мы потом полчаса их искали, а потом обнаружили на кровати в совершенно другой комнате, причем принадлежащей больному противоположного пола - здраствуй, милый, я разделась и жду...)
Какого черта этим типам реабилитация? И тем не менее, они виснут у нас на руках всем своим многокилограммовым весом, когда нам надо им в чем-то помочь...