Выписки из журналов друзей. 1
Про смерть. Спасибо lesnoy , denka_100 и simple_n :
Мне никогда не забыть, как однажды по вызову наша бригада приехала к пожилому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на кровати в тёмно-синем подряснике с небольшим крестом в руках. Объективные данные говорили о кардиогенном шоке. Давление крайне низкое. Больной был бледен, с холодным липким потом, сильнейшими болями. При этом внешне не просто спокоен, а АБСОЛЮТНО спокоен и невозмутим.
И в этом спокойствии не было никакой натяжки, никакой фальши. Мало того. Меня поразил первый же заданный им вопрос. Он спросил: «Много вызовов? Вы, наверное, ещё и не обедали?» И обращаясь к своей жене, продолжил: «Маша, собери им что-нибудь покушать». Далее пока мы снимали кардиограмму, вводили наркотики, ставили капельницу, вызывали «на себя» специализированную реанимационную бригаду, он интересовался, где мы живём, долго ли добираемся до работы. Спросил слабым голосом, сколько у нас с фельдшером детей и сколько им лет.
Он беспокоился о нас, интересовался нами, не выказывая и капли страха, пока мы проводили свои манипуляции, пытаясь облегчить его страдания. Он видел наши озабоченные лица, плачущую жену, слышал, как при вызове специализированной бригады звучало слово «инфаркт». Он понимал, что с ним происходит. Я был потрясён таким самообладанием.
Через пять минут его не стало.
Странное, не покидающее до настоящего времени чувство вызвала во мне эта смерть. Потому что чаще всего всё бывает вовсе не так. Страх парализует волю больных. Они думают только о себе и своём состоянии, прислушиваются к изменениям в организме, до последнего вздоха цепляются за малейшую возможность жить. Всё что угодно, но лишь бы жить.
В квартирах, где нет места иконам и крестам, но зато есть плазменная панель во всю стену, где в передней просят надеть целлофановые бахилы, несмотря на тяжёлое состояние больного, вообще, бывает, разыгрываются «истерики последней минуты». Со стонами, метанием по постели, хватанием за руки, заглядыванием в глаза, беспрестанным переспрашиванием о своём положении и его прогнозе с целью поймать во взгляде врача, его голосе, словах хоть какую-то призрачную надежду на чудо исцеления.
Такие больные перед впадением в бессознательное, предагональное состояние просто «измочаливают» родных и окружающих своим страхом. Медики чувствуют себя после такого неудачного исхода обессиленными. Но не потому, что не смогли оказать помощь в полном объёме и спасти пациента. Опустошённость и потерянность испытываешь оттого, что смерть здесь победила человека.
К слову сказать, точно такие же «побеждённые» страхом больные встречаются там, где все стены увешаны иконами, столы завалены религиозной литературой, везде сумеречно мерцают лампады, а больные вместо прописанных врачами лекарств пьют только святую воду, многие литры которой в разной таре можно увидеть повсюду в квартире.
А вот после смерти того священника до сих пор, как ни странно, во мне живёт чувство тихой радости. Там смерть не одержала победу. И когда я «прокручиваю» в памяти 2-3 подобных случая из моей практики, сам собой возникает вопрос: «Смерть, где твоё жало?»
==============
Я не знаю как бы рассказать,чтоб это не выглядело как бравада или хвастовство. Просто свой опыт. Я сама простой грешный человк и тоже иногда впадаю в истерики когда у меня обостряется какая-нибудь болячка.
Но был у меня случай, когда я отходила от операции. Она была не особо серьезная, но боль после нее была жуткая. У меня было чувство, что мою ногу сжимают раскаленным прессом. Рядом с моей кроватью сидела мама и будущий муж. Сидели, смотрели на меня.. Со страхом, с жалостью. Они видели как от подобного отходили другие люди, с криками, с бросаниями на стенки и т.д. А я лежала, смотрела на них и мне было невыносимо больно. Но я так боялась их напугать своими криками, что даже не пискнула. Я улыбалась, шутила, а на вопросы больно ли мне, отвечала : Ну да, терпимо. Просто я ведь их любила и очень не хотела их напрягать или пугать.
Вот наверное в этом все дело, когда любишь себя, коненчо, собственная смерть кажется катастрафой. А когда других.. Мой дед, умирая от рака, уже не мог говорить. Он мучился страшными болями, но держался. И написал моей бабушке на листочке: "Как хорошо, что я умираю первым. Я так тебя люблю, что не пережил бы твою смерть. Я рад, что это со мной, а не с тобой". И ни криков, не истерик. Тихо заболел, спокойно умер.
P.S: Мне вот скоро еще одна такая операция предстоит. Я молю Бога,чтоб пережить ее также. Потому что, конечо, первая очень подорвала и здоровье и нервы.
Мне никогда не забыть, как однажды по вызову наша бригада приехала к пожилому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на кровати в тёмно-синем подряснике с небольшим крестом в руках. Объективные данные говорили о кардиогенном шоке. Давление крайне низкое. Больной был бледен, с холодным липким потом, сильнейшими болями. При этом внешне не просто спокоен, а АБСОЛЮТНО спокоен и невозмутим.
И в этом спокойствии не было никакой натяжки, никакой фальши. Мало того. Меня поразил первый же заданный им вопрос. Он спросил: «Много вызовов? Вы, наверное, ещё и не обедали?» И обращаясь к своей жене, продолжил: «Маша, собери им что-нибудь покушать». Далее пока мы снимали кардиограмму, вводили наркотики, ставили капельницу, вызывали «на себя» специализированную реанимационную бригаду, он интересовался, где мы живём, долго ли добираемся до работы. Спросил слабым голосом, сколько у нас с фельдшером детей и сколько им лет.
Он беспокоился о нас, интересовался нами, не выказывая и капли страха, пока мы проводили свои манипуляции, пытаясь облегчить его страдания. Он видел наши озабоченные лица, плачущую жену, слышал, как при вызове специализированной бригады звучало слово «инфаркт». Он понимал, что с ним происходит. Я был потрясён таким самообладанием.
Через пять минут его не стало.
Странное, не покидающее до настоящего времени чувство вызвала во мне эта смерть. Потому что чаще всего всё бывает вовсе не так. Страх парализует волю больных. Они думают только о себе и своём состоянии, прислушиваются к изменениям в организме, до последнего вздоха цепляются за малейшую возможность жить. Всё что угодно, но лишь бы жить.
В квартирах, где нет места иконам и крестам, но зато есть плазменная панель во всю стену, где в передней просят надеть целлофановые бахилы, несмотря на тяжёлое состояние больного, вообще, бывает, разыгрываются «истерики последней минуты». Со стонами, метанием по постели, хватанием за руки, заглядыванием в глаза, беспрестанным переспрашиванием о своём положении и его прогнозе с целью поймать во взгляде врача, его голосе, словах хоть какую-то призрачную надежду на чудо исцеления.
Такие больные перед впадением в бессознательное, предагональное состояние просто «измочаливают» родных и окружающих своим страхом. Медики чувствуют себя после такого неудачного исхода обессиленными. Но не потому, что не смогли оказать помощь в полном объёме и спасти пациента. Опустошённость и потерянность испытываешь оттого, что смерть здесь победила человека.
К слову сказать, точно такие же «побеждённые» страхом больные встречаются там, где все стены увешаны иконами, столы завалены религиозной литературой, везде сумеречно мерцают лампады, а больные вместо прописанных врачами лекарств пьют только святую воду, многие литры которой в разной таре можно увидеть повсюду в квартире.
А вот после смерти того священника до сих пор, как ни странно, во мне живёт чувство тихой радости. Там смерть не одержала победу. И когда я «прокручиваю» в памяти 2-3 подобных случая из моей практики, сам собой возникает вопрос: «Смерть, где твоё жало?»
==============
Я не знаю как бы рассказать,чтоб это не выглядело как бравада или хвастовство. Просто свой опыт. Я сама простой грешный человк и тоже иногда впадаю в истерики когда у меня обостряется какая-нибудь болячка.
Но был у меня случай, когда я отходила от операции. Она была не особо серьезная, но боль после нее была жуткая. У меня было чувство, что мою ногу сжимают раскаленным прессом. Рядом с моей кроватью сидела мама и будущий муж. Сидели, смотрели на меня.. Со страхом, с жалостью. Они видели как от подобного отходили другие люди, с криками, с бросаниями на стенки и т.д. А я лежала, смотрела на них и мне было невыносимо больно. Но я так боялась их напугать своими криками, что даже не пискнула. Я улыбалась, шутила, а на вопросы больно ли мне, отвечала : Ну да, терпимо. Просто я ведь их любила и очень не хотела их напрягать или пугать.
Вот наверное в этом все дело, когда любишь себя, коненчо, собственная смерть кажется катастрафой. А когда других.. Мой дед, умирая от рака, уже не мог говорить. Он мучился страшными болями, но держался. И написал моей бабушке на листочке: "Как хорошо, что я умираю первым. Я так тебя люблю, что не пережил бы твою смерть. Я рад, что это со мной, а не с тобой". И ни криков, не истерик. Тихо заболел, спокойно умер.
P.S: Мне вот скоро еще одна такая операция предстоит. Я молю Бога,чтоб пережить ее также. Потому что, конечо, первая очень подорвала и здоровье и нервы.