WINDOW
Искренне благодарю lada28, чей пост вдохновил меня на написание данного рассказа.
WINDOW
Когда позвонили в дверь, Татьяна была на кухне, укладывала в пластиковый контейнер голубцы для Роксоланы и Марии-Кристины. Немного досадуя, что в квартире никого нет и больше некому открыть, она сделала меньше газ под соусом и побежала в прихожую.
- Кто там? - сказала она и тут же открыла дверь (домашние так и не смогли избавить ее от этой привычки - открывать, не дождавшись ответа).
За дверью стоял незнакомый молодой человек. Русский, сразу же подумала Татьяна; когда живешь в таком обществе, поневоле начинаешь идентифицировать человека по лицу. Но стоило незнакомцу открыть рот, как Татьяна поняла, что это еще и русский из России, скорее всего, из Москвы. Его «здрааавствуйте» выдавало в нем человека интеллигентного, а тяжелая кожаная куртка, немного странная для второй половины апреля и двадцати градусов тепла, говорила о том, что москвич прибыл только недавно. После неловкой паузы, молодой человек спросил:
- Извините, здесь живет Сергей Томенко?
Татьяна почувствовала, будто кто-то содрал заживший было струп с раны. Ее всю передернуло, почти физическая боль остановила дыхание и увлажнила глаза. Сережа…
- Сергей умер, - сказала она вслух. - Я его мама. Что-то, может,… - она не знала, что сказать дальше: передать? доделать за него? что?
Молодой человек открыл рот, потом закрыл его, поставил у ног небольшой портфель, снял очки, протер их ладонью, почесал маленькую бородку, снова надел очки и сконфуженно пробормотал:
- Извините, я понимаю, как я не вовремя. У Вас тут похороны, траур, я так некстати… От чего он умер?
- От рака, - ответила Татьяна. Она уже успела справиться с наплывом горя, который вызвал нежданный гость. - А похороны уже были, полгода тому.
- Полгода?!! - москвич отпрянул, чуть не опрокинув свой портфель. Его лицо выражало крайнюю степень изумления. - Вы уверены, что полгода?
Теперь пришел черед удивляться Татьяне. Это какой-то друг Сережи, - подумала она, - у него сейчас шок от новости. Явно абсурдный вопрос, но что поделать… Она вспомнила, как она сама никак не могла принять весть, сообщенную медсестрой, что Сережа умер этой ночью - и это при том, что врачи вынесли свой вердикт задолго до его кончины. Ей казалось все эти месяцы, пока он болел и ему становилось все хуже, что она постепенно свыкается с мыслью о надвигающейся утрате, но когда это произошло, она кричала «нет, нет, не верю!» Поэтому она так понимала реакцию неизвестного Сережиного друга. И еще: она думала, что смертный одр сблизит ее с сыном, что он придет к ней искать утешения, как некогда в раннем детстве, приходил зарыться лицом в выемке у нее на груди, когда разбивал коленку. Но нет, он еще более удалился. Почти перестал замечать ее. Да и не только ее - здесь он был непредвзят - но весь мир. И не ушел в небытие, а убежал - от нее, именно тогда, когда она пошла домой, оставив его на сиделку, чтобы самой переодеться, принять душ и хоть немного поспать. Убежал.
Они все еще стояли по обе стороны порога, пожилая женщина в халате и одетый не по погоде мужчина - не зная, что еще сказать друг другу. Вдруг откуда-то материализовался Мумий Тролль, требовательно мяукнул и стал тереться о ногу Татьяны, с интересом поглядывая в сторону пришельца. О, явился, - подумала Татьяна. Кот отсутствовал уже три дня. - И откуда он взялся? Никогда не могу подглядеть, откуда он вылезает. Как бы снова не удрал…
- Да Вы проходите, - сказала она гостю.
Заперев дверь, выключив соус и наскоро кинув коту голубец, она приняла от гостя кожаную куртку (похожую носит Саша, но та теперь на антресолях, ждет ноября), повесила ее на вешалку в прихожей, а гостя провела в гостиную. Гостиная служила также спальней ей и Саше; несмотря на то, что комната Сережи теперь пустовала, супруги все не решались ее обживать - все вещи оставались на местах с того времени, как их хозяина в последний раз увезли в больницу. Татьяна усадила гостя на диван, сама села в кресло. Повисло молчание. Облизывая усы, явился Мумий Тролль, подобрался сбоку к москвичу и стал робко, готовый в любую секунду дать деру, обнюхивать его штанину. Это был обычный котик, черный, в белых штиблетах и манишке, с круглыми глазами цвета янтаря. А ведь его принес Сережа, подумала Татьяна. Да, маленьким котенком нашел на улице в снегу, и хотя потом Сергей им не занимался (кормила его Татьяна, кошачий туалет убирал Саша), кот все равно считал хозяином именно Сергея. Прочих семейных он расценивал исключительно как эскорт Сергея и свою собственную прислугу. Когда внуки или Люша принимались тискать Мумика (так его называла Люша), кот не царапался и не вырывался, но был таким напряженным, что становилось ясно: все эти нежности ему явно не по вкусу. Улучив момент, он выскальзывал из объятий. А вот с кем он мог сидеть часами, так это с Сережей. На коленях, если компьютер стоял на столе, или на спинке кресла, если Сергей держал ноутбук на коленях. Когда Сережу увезли, сначала в больницу, потом в часовню при морге, а потом на кладбище, кот долго ходил по квартире, заглядывал во все углы, мяукал, а потом исчез. Вся семья думала, что он уже не вернется - заблудился, загрызли собаки, попал под машину - и пропажа кота, наложившаяся на утрату сына, была еще одним крюком, за который дергала боль. Но спустя две недели, когда все уже не чаяли, Мумик нежданно вернулся. С тех пор он стал регулярно пропадать, иногда на один день, иногда на несколько, вот в марте гулял целый месяц - ну на то он и март - но всегда возникал неожиданно. Никто его специально не выпускал на улицу, все домашние валили вину исчезновения животного друг на друга. Но он всегда возвращался, как вернулся и сейчас. Кот обнюхал штанину гостя, заглянул ему в глаза и мяукнул. Мяукал он поразительно похоже на солиста группы Мумий Тролль, за что и получил свою кличку.
Москвич кашлянул и, указав на кота, спросил:
- Это ведь Мумий Тролль?
- Да, - ответила Татьяна.
- Сережа писал о нем в одном или даже нескольких своих постах.
Что такое посты, Татьяна не знала, но ей было приятно, что Сережа хоть о ком-то из семьи писал. В последние годы его жизни ей казалось, что сын живет в каком-то своем параллельном мире и не замечает, что происходит в этом. Но нужно было двигать дальше этот разговор. Татьяна решила взять себя в руки и играть до конца роль гостеприимной хозяйки.
- Хотите кофе? Или, может, чаю?
- Нет-нет, - торопливо воскликнул гость. - Я ведь только на минутку заскочил. Но как же так? Вы уверены? Полгода назад?
Это не шок, - подумала Татьяна. - Тут что-то другое.
- А почему мне в этом надо усомниться? - осторожно спросила она. - Да, Сережа умер в конце октября, скоро уже полгода, его похоронили на Яновском кладбище…
- Понимаете, - перебил ее гость, - я его френд. Извините, я не представился: меня зовут Кирилл, но rabbit-grey знал меня под ником halycopter.
Фраза гостя показалась Татьяне полной ахинеей, но она поняла, что гостя звать Кирилл и почувствовала необходимость тоже представиться.
- Татьяна Васильевна.
- Очень приятно. Так вот, rabbit-grey писал мне в жежешку, довольно часто, последний коммент, я думаю, был три дня назад. И в свой жеже он тоже заходил. Его последний постинг был, дай Бог памяти, где-то числа десятого.
Пришло время сознаться.
- Извините, - сказала Татьяна с виноватой улыбкой, - но я совсем не смыслю в компьютерах. Сереженька знал о них всё, а вот я - даже включать боюсь.
- Хорошо, - сказал гость, объясню, чтобы Вам было понятно: Ваш сын долго переписывался со мной, понимаете? Татьяна кивнула. - Он здесь, я в Москве, понимаете? - снова кивок. - А последняя весточка от него пришла ко мне три дня назад. И всю осень и зиму мы тоже переписывались, понимаете? Здесь Татьяна не понимала, но очень хотела помочь гостю, близкому, как ей казалось, к нервному срыву.
- У нас в Украине так плохо работает почта…- пробормотала она, виновато опустив голову, как будто сама была почтальоном. - Вот мне открытка с Рождеством от сестры из Канады вообще в марте пришла…
Гость посмотрел на нее, как на умалишенную.
- Так мы ж в жеже переписывались! - воскликнул он.
- Ну… тогда не знаю…
- Ладно, - сказал гость, вставая с дивана, - Еще раз извините за беспокойство. И примите мои соболезнования.
Татьяна поплелась за гостем в прихожую. Ей не хотелось отпускать Кирилла, как будто с его уходом оборвется еще одна нить, связывавшая ее с живым Сережей. Но поводов оставить его здесь она не видела. Гость взял свою куртку под мышку и еще раз откланявшись, ушел.
Татьяна устало пошла на кухню, с недоумением посмотрела на контейнеры с голубцами. Опустилась на табурет. Внезапно ей вспомнился Сергей, сидящий на табурете у кухонного стола. Тогда они еще не сделали побелки, и стены были в розовых кокетливых обоях, идеально гармонировавших с белыми шкафчиками. Сережа сидел в одних трусах, белых, с розовой полоской по краям. Ел клубнику со сливками из большой креманки, а летний ветер трепал его легкие, всегда спутанные нечесаные кудри. Это бело-розовое видение промелькнуло так живо, что Татьяна расплакалась. Ею тут же овладел старый соблазн: пойти в гостиную, открыть нижний ящик шифоньера. Она сопротивлялась, она не делала этого уже недели две. К чему мучить себя? Но, все еще заливаясь слезами, она вернулась в гостиную, села на корточки перед шифоньером, выдвинула ящик. Там была всякая всячина: первый молочный зуб Андрея, косичка Люши, обрезанная, когда она завела себе модную прическу, и вот, в самом низу - под фотографией голенькой Люши, которая улыбается беззубым ртом, лежа на одеяльце - на простом обрывке бумаги отпечаток детской руки. Эту руку Саша обвел шариковой ручкой, когда Сережику исполнился год. На счет старших детей супругам такая идея в голову не приходила, а вот Сережик сам напросился: увидев бумагу, стал по ней бить ручкой.
Андрей и Люша были намного старше Сережи. Когда тот родился, их первенцу было уже десять, а Люше восемь. Андрей - тот всегда носился по улице, сорвиголова, да и сейчас мало изменился, хоть и женился и обзавелся уже двумя детьми - Мария-Кристина вот только часто хворает, сейчас невестка с ней в Охмадете и, собственно, для них Татьяна паковала голубцы, когда явился этот нежданный гость. Позже Андрей тесно сошелся с отцом - возит его на рыбалку, вместе копаются в моторе машины. Люша восприняла появление в семье младенца с радостью, но, увидев, что с ним нельзя играть в дочки-матери, быстро остыла и вернулась к своей любимой забаве «Наряди куклу». Она, в отличие от Андрея, была домашней девочкой, что не помешало ей рано выйти замуж за брата своей подружки. Все продолжали называть ее детским именем Люша, даже коллеги по работе, а она и не возражала. Она была близка с матерью и близка даже сейчас, выйдя замуж, - поверяет ей все сердечные секреты, вплоть до рассказов о мужчинах, которые ухаживают за ней и с которыми флиртует она. А вот Сережа ни с кем не был близок…
Сережа… Маленькая пухлая ладошка, в таких чудесных перетяжечках. У нас дома больше не будет такого малыша, - сказал тогда Саша, обводя ручкой сережины пальчики. - Надо запечатлеть для истории.
Конечно, спустя много лет у них дома появились еще младенцы - Ростик и Мария-Кристина от Андрея, Маркиян от Люши. Но Сергей - тот был особенный. Когда он был совсем маленьким, то развит был не в меру. Рано научился говорить, любил тискаться, обниматься, называл ее мамоська, был такой забавный… Но по мере того, как в нем пробуждалось сознание, он стал как будто отдаляться от нее. Нет, не так, как все остальные дети - слава Богу, ей было не впервой, и она могла отличить проявления простой самостоятельности и угасание обезьяньего инстинкта вцепиться в мать от такого тотального отчуждения, которое проступило во взрослеющем Сереже. Если раньше она называла его Зайка Серенький, то теперь это имя постепенно трансмутировалось в Серенький Волчок. Сергей стал малословен, временами он просто не видел и не слышал родителей, смотрел сквозь них широко открытыми глазами, как будто видел через их стеклянные фигуры парящих демонов бездны. Рано научившись читать, он с головой ушел в мир вымысла, литературной фикции, оставив в этом мире лишь свою телесную оболочку, которую редко кормил, еще реже мыл. Саша, думая, что ребенок по непонятным причинам стал аутиком, водил его к детскому психологу, но тот, побеседовав с мальчиком, сказал, что такого богатого словарного запаса у аутиков не бывает и отправил счастливого родителя домой. В школе у Сергея проблем вроде бы не было (в отличие от Андрея, которого из школы даже исключали за плохое поведение). Он не был первым учеником в классе, но и двоечником тоже не был, в основном четверки. Потом поступил на компьютерные курсы, и его связь с этим миром совсем истончилась: он мог днями сидеть у себя в комнате, с компьютером и Мумий Троллем, полностью игнорируя слова и угрозы отца, мольбы матери, колкие замечания сестры. Потом, то ли от перекусов, то ли от сигарет, то ли от сидячей жизни, то ли от всего сразу, у него начался рак.
Эти последние месяцы так его и ее вымотали! Несмотря на ужасный диагноз, в глубине ее души шевельнулась надежда, что сын хотя бы сейчас вернется в этот мир, придет к ней за спасением, как делал это некогда в детстве, когда его пугали Бабаем, живущим в шкафу. Но нет, он еще больше погрузился в свой компьютер. Когда его положили для операции в больницу в первый раз, он сбежал оттуда на следующую неделю. Просто вышел, взял такси и, как был, в больничной пижаме, прибыл домой, потребовав заплатить шоферу. Первое, что он сделал, это включил компьютер. И просидел с ним все следующие сутки.
Люша вычитала в каком-то женском журнале про игрозависимость. Татьяна, делая вид, что убирается у сына в комнате, пару раз поглядывала на монитор. Но там мелькали тексты, ничего похожего на блуждающих монстров, сражающихся огненными мечами, в которых так любят играть дети. И еще непонятно было, откуда у Сережи появлялись деньги. Он то покупал «внешний модем», то какой-то браузер, то еще что-то, с таким же неудобоваримым названием. Когда его спрашивали, за какие деньги он приобретает все это, тот отвечал, что работает вебдизайнером и чтобы от него отстебались. Но на службу Сережа не ходил, поэтому родителей глодали сомнения.
Внезапно Татьяна ни к тому, ни к сему (наверное, по ассоциации с российским гостем) вспомнила, как когда-то, давным-давно, они отдыхали в Сочи - Боже, какой же это год? еще был глубокий Совок. Она вышла из раздевалки на пляже. Неподалеку надувалась под легким ветерком белая простыня, натянутая на четыре вбитых в гальку колышка. В сиреневой от контраста с южным солнцем тени сидел двухлетний Сережа, ведерко, лопатка и пасочки невостребованно валялись поодаль. Глаза ребенка были устремлены на линию горизонта, четко разделенного на небо и море, а вся его фигура выражала такое напряжение, то Татьяна и сама с беспокойством посмотрела туда. Но там ничего не было, кроме корабля, белеющего в раскаленной лазури. Эта картина вспомнилась ей в таких четких красках, в таких мелочах, что, казалось, квартиру огласил крик чайки, пронзившей навылет мир ее памяти.
Она снова посмотрела на след детской ладони, и подумала, что сами эти пальцы уже, верно, сгнили в кладбищенской земле. Она заскулила, словно собака, и, прижимая обрывок к лицу, все повторяла: Зайка Серенький… Зайка Серенький…