А на следующее утро мы поехали по дороге, несуществующей во времена великого пастуха Пейре Маури. Эта дорога в 19 веке была прорублена по неприступному ущелью Галамюс, узкому пролому через горную гряду, которая отделяет Разес от Фенуийидес. Мы поехали в Кубьер.
Земная родина самого, наверное, известного и, наверняка, самого скандального Доброго Человека встретила нас моросящим дождиком. Деревня не претерпела больших изменений. Во времена Гийома Белибаста это было село вокруг аббатства, ранее запущенного, но как раз тогда возводилось новое здание монастыря. По этой причине епископ, или его представитель, приезжая в деревню, останавливался на ночь не в строящемся здании и, конечно, не на руинах старого, а в доме самого богатого крестьянина (ибо прелаты Церкви Римской любили и любят комфорт). А самым богатым домом на деревне был дом Эн Белибаста - Гийома Белибаста-Старшего - владельца многочисленных отар, главы семьи, где, кроме дочери (на то время уже замужней), жили еще шесть сыновей: Гийом, Раймонд, Бернат, Арнот, Жоан и Пейре. Двое старших были уже женаты и имели своих детей, двое младших сами были еще детьми. Семья Белибаст сама была родом не из этих мест: как явствует из фамилии (Бели-баст - видоизмененное бени-Баст), предков доброго человека Гийома привели в качестве военного трофея победители Реконкисты. Они были благочестивым даром Церкви Римской, сами стали «людьми архиепископа Нарбоннского» и вынуждены были принять католицизм (и, как во всяком случае насильственного обращения, отнюдь не были рьяными католигами). Хоть и разбавив свою кровь с местным населением, все Белибасты оставались смуглыми, с черными волосами и глазами. По крайней мере, так описывает их Пейре Маури, гостивший в этом доме и, будучи блондином, чувствовавший себя там как белая ворона.
Итак, как я уже писала, Кубьер мало изменилось. Новое здание монастыря теперь в свою очередь лежит в руинах (осталась только одна стена), а колокольня церкви оборудована часами. И эти клятые часы отбивают каждые пятнадцать минут! Даже ночью!!! Местные уже привыкли, но мы, поселившиеся в комнате, окно которой выходило прямо на церковь и было всего-то в двадцати метрах от нее, каждую ночь недобрым словом поминали Церковь Римскую (Если не сдирает шкуру, то не дает спать по ночам).
Вот это сооружение, против которого нам так хотелось совершить теракт.
Что нас несказанно обрадовало, так это то, что стар и млад в деревне знают и гордятся своим земляком. Пусть его и считают лицемером всякие Ля Дюри, но в Кубьер Гийома Белибаста уважают. Его именем названа главная (и единственная) площадь.
Площадь, на которой стоит мэрия.
Мы жили в доме у мэра Кубьер (она сдает комнаты приезжим, да еще и с полным пансионом, поскольку магазина в Кубьер нет, а единственное кафе работает только по утрам). И мэр серьезно подумывает об открытии музея. Понятно, что ничего из утвари семьи Белибастов не осталось (поскольку всю ее конфисковала Инквизиция), но ведь можно открыть этнографический музей, чтобы отобразить быт местных крестьян, мало менявшийся с 14 по 18 век. Прялки, чесалки для овечьей шерсти, виноградарские давилки и прочая ерундень, наверное, завлекла бы туристов, катающихся по Галамюс и редко-редко заезжающих в Кубьер. А тем, кто любит Гийома и добрых людей, наверняка понравятся вещи, среди которых жил герой «Сарацинских городов» - даже если это не те самые вещи, которых он касался и которыми сам владел. Об этом всем и еще о многом прочем мы говорили за долгими ужинами с хозяйкой дома, ее молчаливым мужем, ее дочерью и бой-френдом дочери (дальнобойщиком по роду занятий), а рядом крутился младший сын Камиль - смуглый и несколько полноватый мальчик. По описанию Пейре Маури, таким был, верно, Гийом Белибаст в детстве.
Вообще, имея при себе текст «Сыновей Несчастья» (второй книги трилогии «Зима катаризма» авторства Анн Бренон), мы не могли не видеть Кубьер в свете этого мрачного 14 века:
«Красивый дом Белибастов располагался на излучине реки, вместе с садами, огородами, и каменным, выстланным соломой двором. Дом окружали поля и луга. На холмах стояли огромные загоны для овец, с овчарнями и загородками, куда стекались неисчислимые стада. Эн Белибаст любил жаловаться, что каждый год вынужден платить сумасшедшие деньги архиепископу, и что господские подати вкупе с десятиной уже стоят у него поперек горла, но, тем не менее, в его доме всякий мог утолить голод, и не было такого, чтобы гостя не приглашали к столу. Там, вокруг патриарха и его жены, восседали старшие сыновья и невестки, неженатые сыновья и внуки. Раймонд и его молодая жена Эстелла, за юбку которой цеплялись двое малышей; Гийом и его молодая жена Гайларда с младенцем на руках, средние братья - юный красавец Бернат, молчаливый Арнот и, наконец, совсем дети Пейре и Жоан.
Отправившись из дома рано утром, Пейре смог добраться до Кубьер еще до вечерни. Когда показалась золотистая дымка долины, он испустил громкий крик, чтобы уведомить о своем прибытии. Он трижды прокричал таким образом. И ему ответили. В тот вечер его встречали все сыновья Белибаста, занятые стрижкой овец, и с радостью приняли его помощь в этом деле. Когда стемнело, он вместе с ними пришел в дом. Даже Раймонд, суровый обычно Раймонд, смеялся, глядя на его блестящие от жирной шерсти руки и на то, как он едва разгибает спину от усталости. Они умылись, как могли, у реки, чтобы смыть с себя липкую грязь, а потом радостно собрались за трапезой, при свете маленьких уютных домашних огоньков, двух калель и трех свечей. Фоганья благоухала запахами жареного мяса и луговых трав, тяжелый дым выедал глаза; от мужчин все еще шел въевшийся запах свежей овечьей шерсти, жирного тяжелого руна, которое они складывали в тюки.»
Излучина реки. Там и сейчас пасутся овцы.