НАНОПЬЕСА

Dec 13, 2010 21:54



Многостаночный Быков осваивает новые специальности:

Известный в недалеком будущем крупный философ и выдающийся врач-нарколог Д.Л.Быков, он же по совместительству поэт, прозаик, журналист, колумнист, публицист, шоу-мен, радиоведущий, политический оборзеватель, либеральный консерватор-диссидент (добавьте, ежели что пропустил) предлагает оригинальный, и заслуживающий пристального внимания коллег-психиатров (наркологов) взгляд на проблему наркомании.
Это же чистый Нобель!

http://profile.ru/items/?item=31359

...наркотиками являются любые способы отвлечься от того, что есть жизнь, а жизнь есть не только бесценный дар, но еще и большая дрянь. Она состоит из черт-те чего и черт-те чем кончается,...
...Жизнь, как сказал мудрец, подобна рубашке ребенка: коротка и загажена. ...Жизнь в ее самом естественном виде способна довести до отчаяния даже идиота.
...Ненаркоманов нет, и любой психиатр скажет вам, что полностью ликвидировать зависимость нельзя...
...Все, кому что-нибудь в жизни удалось, были какими-нибудь "манами" - не обязательно Перельманами, хотя и он бесспорный мономан на грани, боюсь, аутизма, но людьми с непременным маниакальным стремлением к чему-то великому.

..........................................................................................................................................

ОДНОАКТНАЯ НАНОПЬЕСА

НАТЮРМОРТ С ГЕРАНЬЮ

Палата № VI
Койка.
На ней - ДБ в двух смирительных рубашках, внатяг нацепленных навстречу друг-другу.
Сидит, положив подбородок на живот и свесив ножки.
На окне - горшок с геранью, поразительно похожей на поэта Ку. 
 ДБ (в пространство)

-Черт, как загажена моя жизнь, прямо как эти короткие детские рубашечки! Кстати, где мое ведро? (Озирается) Прав мудрец, но я, безусловно, прав еще больше - она, жизнь моя, конечно, большая дрянь, но дрянь по-большому, по-великому. Вон Перельман - он, хоть и законченный мономан и аутист, но не так велик и значителен, как я. Ну, знает там что-то из чего-то, ну, начитанный, и что теперь? Всякий начитанный - со мною, да на одну доску? Шалишь! Всю жизнь как маньяк стремишься к чему-то великому, а тут - на тебе: Перельманы всякие вылезают ниоткуда и все рейтинги твои кровные, выстраданные прибирают. Все черт-те как задумано и черте-чем сделано!
О тэмпора, о морес, блин! Как мне писал Толстой…

Из Горшка на окне раздается распевное:

- Времена не выбирают, в них живут и умирают...

ДБ (вздрагивает)

-  Кто здесь?!

Горшок

- Это же я, Великий Русский Поэт, Александр Серменович Кушкин!

ДБ (оборачивается и впадает в беспокойство)

-А мне всегда говорили, что я - Великий Русский Поэт! Ну, и Писатель, само собой. Как же так - простой горшок, и вдруг великий поэт, так не бывает! Я сегодня же, нет прямо сейчас, напишу во все школьные журналы большое опровержение в рифму!

Горшок

- Позвольте спросить, а кто Вам говорил, что Вы поэт?

ДБ
- Ну, тетенька одна из редакции, да и ребята в соседних палатах того же мнения. Да я и сам это понял в шестом классе, когда выиграл поэтическую олимпиаду. Ох, и дураки! Никто так и не догадался, что это Ахматова, я там всего-то несколько слов заменил.

Горшок

- Ну, тетенька эта и мне тоже самое еще полвека назад толковала, да разве можно ей верить, она же всех и любит и жалеет. Вот мне - сам народ  заявлял Это неоднократно, а народу можно доверять! Уборщица наша, когда меня поливает, завсегда листочки мои погладит и скажет что-нибудь вроде: «Ишь какой большой вымахал, прям памятник!» Уборщица, она ведь -  народ в чистом виде!

(Начинает завывая, читать пушкинский «Памятник»)

ДБ (сварливо перебивая)

-   Да у меня и получше твоего есть, хочешь, прочту? (Читает что-то из Пастернака)

Некоторое время читают одновременно

Горшок (запнувшись и не дочитав до середины)

- Память подводит... А ведь раньше, бывало, как с Осей на пару в Лужниках зажигали: он час читает, я - два часа, и все наизусть, без бумажки. Ну, да что я все о грустном, Ося помер, а я все живу, несу, так сказать непосильное бремя его славы, один-одинешенек несу…

ДБ
- Это какой-такой славы, а? Славу не тронь! Ты ваще себе горшок и горшок, какая тебе слава нужна, цветочная, что-ли? (Смеется, довольный собой). Говорят,  одна тетка чего-то там цветочное в Буккере-Шмукере написала, так ее уже вторую неделю славят, прям, как здесь у нас, эфедрином в это самое место!

Входят доктор в черной шапочке и  уборщица в платочке. Доктор поразительно напоминает поэта Хе., а уборщица не менее поразительно - поэта Цве. Но это - справа, а слева - поэта Ке.

Доктор

- Ну-с, как дела, больной? Как делишки, -мальчишки -мартышки-штанишки?

ДБ

- Верните ведро! Оно именное! Долго меня здесь держать-то будут, мне на передачу пора?! Меня, может, миллионы ждут! И запомни, старый хрыч, ты с Великим Писателем и Поэтом земли русской разговариваешь! Мне завтра-послезавтра Нобелевку во всех номинациях дадут, а ты мне - больной!

Доктор

- Так у нас здоровых нет, одни пациенты, -абсенты-моменты-детергенты лежат-с, некоторые даже работают-с!

(В сторону) Откуда он про мою Нобелевку знает? Никому доверять нельзя, Господи-Боже мой правый, отец и заступник-вседержитель! Надо будет сегодня же десять молитв вместо ужина прочесть! Нет, после ужина. И зарифмовать потом, авось Там зачтут, - батут-ползут-мазут-талмуд-на-пруд.

- Я, Вам, больной, лучше стихи свои почитаю, говорят, от них спокойствие души наступает, и от нервов да бессонницы наипервейшее средство. У нас в городе все только ими и пользуются. На меня уже дважды разоренные аптекари покушались, да я их стишками-то своими быстро усыпил, даже не помнят, что было, -шило-мыло-кадило-паникадило. Одного, правда, рвало всю ночь, ну так, он сам и виноват, я Же-Же защищался!

(Читает что-то из Бродского, незаметно переходя на свое, под его чтение ДБ начинает ритмично раскачиваться)

Уборщица (поливая цветок)

- Во гад, разросся, хоть выпалывай его! Да нельзя, главный не велит, реликвия, говорит.

Горшок

- Эй, поаккуратней там,  а то Россию без стихов оставите!

Уборщица (почесывая бородку)

- Да я, ботва ты этакая, уже столько накропал, сколько тебе и не снилось, на все Рашки со всеми Штатами на ближайшие 200 лет макулатуры хватит. А ты все одну и ту же книжку по 8 раз переиздаешь. Чуешь разницу?

Горшок

- Постмодернист Вы, вот кто, после всего этого! И книжка моя выдающаяся ему не нравится! А у Вас вообще ни запятой, на тире не бывает, не говоря уже о двоеточиях. Вы даже заглавными буквами писать не умеете! И народ наш великий, самый читающий народ, не любите!  (фонтанно рыдает политой водой)

Уборщица

- Как же прикажешь его любить, ежели его больше нет. Я тут, кстати, для отдельных уродов  Гамлета перевел на русский, а потом обратно на английский. На Брайтоне говорят, лучше оригинала получилось! И нобелевку обещали в профкоме дать, если больше никогда Шекспира переводить не буду.

Горшок (прекращая рыдать)

- Да тут без Вас уже очередь на нобелевку стоит. Вон - связанный с главным вашим все выясняют, кто последний.

На этих словах ДБ валится с койки на пол и начинает оглушительно храпеть.

Доктор не реагирует, продолжая читать, закрыв глаза и раскачиваясь стоя.

Уборщица

- Ну, и чего он опять наделал, а? А еще врач называется! Уколы, что ли, экономит? Тьфу! А мне опять поднимать? Негоже будущему лавреату конкурентам пособлять, пусть главный и выворачивается. Санитаров из экономии поразогнал, всё стишки свои больным читает, чтобы спали с утра до вечера. Ну, да, так они от нас никогда не выпишутся, комиссия не пропустит, и я как член комиссии тоже не пропущу. Вот этого храпуна точно не пропущу, я ему еще своего Гамлета почитаю, как проснется, чтоб наверняка.  
(вынимает из кармана металлическую фляжку и быстро отпивает внушительное количество содержимого)

- Ну вот и пир, понимаешь, духа не за горами!

Доктор (уборщице, не открывая глаз)

- Вы, дражайшая Петровна, не забывайтесь, я ведь все слышу, могу и без положенного спирта оставить!

Уборщица (развязно)

- И кто тогда тебя на Западе и вообще, в разных там интервью, хвалить-то будет? Пушкин? Или Лермонтов? Или, может, вот эта конопля? (показывает на горшок)

Доктор в испуге примирительно машет руками.

Уборщица (отхлебывая из фляжки)

- То-то же! Смотри у меня, хер, сам не зарывайся! Ну, чего с храпуном-то делать будем?
- Ба, да у него ус отклеился! (поплевав на палец, пытается приклеить, но безрезультатно: с каждым всхрапом ус, трепеща, откидывается вперед)

Доктор (несколько успокоившись)

- Пусть лежит, надорвемся еще, а мне в Вену опять надо, на конгресс по субментальной квазипсихологии, там люди нужные будут, вроде перевести обещали кое-чего. Говорят мне они все:  - Вы, говорят, херр доктор, так понятно пишете, что Вас переводить очень-очень легко, не то, что Мандельштама или там, Заболоцкого мутного какого. И рифмы у Вас простые, барабанные. Мы в немецком языке это поперед всего ценим, когда барабанное что и с треском. Собственно, нам рифмы и не нужны, мы и без них обходимся давно, потому переводить верлибры Ваши особенно легко, херр доктор! Ни одной дурацкой метафоры, ни идиотской гиперболы, всё на поверхности лежит, бери его горяченьким, нарратив-то  и переводи сразу на немецкий. Так честно и говорят. Я же всегда говорил, что смысл должен рождаться прямо в строке, ну чего ему между строк-то делать? А строк у меня хоть отбавляй, чай сами, Петровна, знаете - ни одной книжки нет, чтоб без строчки, -точки-почки-мочки-грибочки!

Уборщица

- Да как не знать, хер дохтур! Это все уже знают, только притворяются, что не знают.Не это для нас главное, - главное, чтоб знали, кто настоящий Великий Русский Поэт, (Тут храп усиливается до предела) а кто ненастоящий и не великий. (Уборщица продолжает, стараясь перекричать храп) И чтоб верили, что знают они - правильно. А мы-то им завсегда в этой святой вере через ЖЖ поможем, ведь, правда, хер дохтур?

Доктор

- Истину глаголете, высокую истину!
(в сторону) Господи, помилуй, мя, грешного! Помилуй и спаси, а я Тебе за это чего-нибудь церковно-славянское в рифму напишу, апокрифы там, или четьи минеи какие, мне это раз плюнуть, -дунуть-всунуть-засунуть!

Крестится от волнения  по-католически и, не переставая креститься, выходит.

Уборщица

- На фуршеты бы не опоздать! (обращаясь к Горшку) - Почитать тебе на посошок что-нибудь моего, постмодернистского, а, ревень ты классический?

Горшок (в ужасе)

-Не надо, прошу, Осей Вас заклинаю, а то и так уже завял от постмодернизма вашего, полный бред пишется, самому тошно!

Уборщица

- Да ладно, я так, в шутку, расти себе на здоровье. Вон храпун проснется и почитает тебе, так мало не покажется. А ты - постмодернизма все шугаешься. Да он по сравнению с евонным постэклектическим какБыкореализмом так, хлопушка елочная. Ты еще поймешь, что к чему. А может, уже и никогда не поймешь. (уходит)

Вслед ему доносится храп и плач, перемежаемый декламацией оды (четырехстопным ямбом) новому мэру столицы.


НАНОПЬЕСА, Херсонский, Бахыт Кенжеев, Быковедение, А.Цветков, Кушнер, Быков

Previous post Next post
Up