Облокотился коленкой
Леонид Юзефович в Facebooke:
Нашёл сегодня у Льва Толстого выражение "облокотился коленкой" (Война и мир, т. III, ч. 2, XV).
Умилился.
А если бы встретил что-то такое у современного автора, испытал бы совсем другие чувства.
И дело, мне кажется, не в том, что Толстой - гений, и ему всё позволено, а в том прежде всего, что его сознательные или случайные языковые неправильности трогают нас, как проявленная любимым человеком неловкость, от которой он становится ещё милее.
Таки проверил:
"С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов ещё потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
- Фю... фю... фю... - засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес её на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его..."
Нашёл сегодня у Льва Толстого выражение "облокотился коленкой" (Война и мир, т. III, ч. 2, XV).
Умилился.
А если бы встретил что-то такое у современного автора, испытал бы совсем другие чувства.
И дело, мне кажется, не в том, что Толстой - гений, и ему всё позволено, а в том прежде всего, что его сознательные или случайные языковые неправильности трогают нас, как проявленная любимым человеком неловкость, от которой он становится ещё милее.
Таки проверил:
"С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов ещё потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
- Фю... фю... фю... - засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес её на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его..."