Трудно быть богом
Был он очень стар, но крепок и жилист, загорелый, с блестящей лысиной, с гладко выбритыми щеками, в ослепительно белом чесучовом костюме. К этому человеку всё относились с большим пиететом... Было замечено, что в его присутствии часы начинают спешить и распрямляются треки элементарных частиц, искривлённые магнитным полем. И в то же время он не был магом. Во всяком случае, практикующим магом...
Историю Саваофа Бааловича я узнал сравнительно недавно. В незапамятные времена С.Б. Один был ведущим магом земного шара... Он казался всемогущим. И вот где-то в середине шестнадцатого века он воистину стал всемогущим. Проведя численное решение интегро-дифференциального уравнения Высшего Совершенства, выведенного каким-то титаном ещё доледникового периода, он обрёл возможность творить любое чудо. Каждый из магов имеет свой предел. Некоторые неспособны вывести растительность на ушах. Другие владеют обобщённым законом Ломоносова-Лавуазье, но бессильны перед вторым принципом термодинамики. Третьи - их совсем немного - могут, скажем, останавливать время, но только в римановом пространстве и ненадолго. Саваоф Баалович стал всемогущ. Он мог всё. И он ничего не мог. Потому что граничным условием уравнения Совершенства оказалось требование, чтобы чудо не причиняло никому вреда. Никакому разумному существу. Ни на Земле, ни в иной части Вселенной. А такого чуда никто, даже сам Саваоф Баалович, представить себе не мог. И С.Б. Один навсегда оставил магию...
Немного наивно, но довольно точно.
Впрочем, не совсем.
Он давно уже не брился, оставив себе аккуратную седую бороду, но обязательно стригся почти под ноль. Костюмов не носил, предпочитая свитера и джинсы. Если только этого не требовал этикет. Сейчас уже мало кто вспомнит, что когда-то видел его в костюме. Наверное, было это ещё до изобретения фотографии.
Он всегда был самим собой и ровным с каждым, поэтому художники рисовали его по своему образу и подобию или таким, каким хотели его видеть. Только он был другим. Он был самим собой.
И звали его по-другому.
А это многим не нравится.
У него не было учеников, хотя некоторые считали себя таковыми.
Те, кто хотел быть с ним, жили долго и счастливо и справлялись с любым делом. Говорили, что им везло. Нет, просто они были с ним. Это не было ни покровительством, ни защитой. Просто они были с ним. Не рядом, но с ним.
Некоторые уходили, выбрав свой путь. Или из-за мелких обид. Или непонимания. Но потом они уходили насовсем. Навсегда. И ветер заметал прахом их следы.
А после гибели сына он вообще никого к себе больше не подпускал. Потому что сын погиб именно потому, что хотел быть похожим на отца. У него должна была быть своя дорога, но он хотел быть таким же, как отец. Но это был не его путь. И он погиб.
Потому что иначе было бы нарушено Равновесие.
Трудно быть богом.
Историю Саваофа Бааловича я узнал сравнительно недавно. В незапамятные времена С.Б. Один был ведущим магом земного шара... Он казался всемогущим. И вот где-то в середине шестнадцатого века он воистину стал всемогущим. Проведя численное решение интегро-дифференциального уравнения Высшего Совершенства, выведенного каким-то титаном ещё доледникового периода, он обрёл возможность творить любое чудо. Каждый из магов имеет свой предел. Некоторые неспособны вывести растительность на ушах. Другие владеют обобщённым законом Ломоносова-Лавуазье, но бессильны перед вторым принципом термодинамики. Третьи - их совсем немного - могут, скажем, останавливать время, но только в римановом пространстве и ненадолго. Саваоф Баалович стал всемогущ. Он мог всё. И он ничего не мог. Потому что граничным условием уравнения Совершенства оказалось требование, чтобы чудо не причиняло никому вреда. Никакому разумному существу. Ни на Земле, ни в иной части Вселенной. А такого чуда никто, даже сам Саваоф Баалович, представить себе не мог. И С.Б. Один навсегда оставил магию...
Немного наивно, но довольно точно.
Впрочем, не совсем.
Он давно уже не брился, оставив себе аккуратную седую бороду, но обязательно стригся почти под ноль. Костюмов не носил, предпочитая свитера и джинсы. Если только этого не требовал этикет. Сейчас уже мало кто вспомнит, что когда-то видел его в костюме. Наверное, было это ещё до изобретения фотографии.
Он всегда был самим собой и ровным с каждым, поэтому художники рисовали его по своему образу и подобию или таким, каким хотели его видеть. Только он был другим. Он был самим собой.
И звали его по-другому.
А это многим не нравится.
У него не было учеников, хотя некоторые считали себя таковыми.
Те, кто хотел быть с ним, жили долго и счастливо и справлялись с любым делом. Говорили, что им везло. Нет, просто они были с ним. Это не было ни покровительством, ни защитой. Просто они были с ним. Не рядом, но с ним.
Некоторые уходили, выбрав свой путь. Или из-за мелких обид. Или непонимания. Но потом они уходили насовсем. Навсегда. И ветер заметал прахом их следы.
А после гибели сына он вообще никого к себе больше не подпускал. Потому что сын погиб именно потому, что хотел быть похожим на отца. У него должна была быть своя дорога, но он хотел быть таким же, как отец. Но это был не его путь. И он погиб.
Потому что иначе было бы нарушено Равновесие.
Трудно быть богом.