Стреляли
Вчера под утро стреляли.
Сколько всего их там было, не знаю, но мне пришлось столкнуться нос к носу с тремя.
Радует, что во сне.
Не радует, что из нагана. Обыкновенного нагана - 7,62-мм револьвера образца 1895 г. В последний раз я стрелял из такого году в 1972 или 1973-м. В тире. Где можно спокойно перезарядить оружие. Это не пистолет с магазином (вынул магазин - вставил новый), в нагане надо откинуть "дверцу" справа за барабаном, выбить (если надо) пустую гильзу и вставить новый патрон. Барабан не выкидывается, как у револьверов систем других, его надо вращать (хотя был один такой наган - образца 1910 года, но это в Бельгии и в серию он, по-моему, даже не пошёл). А теперь представьте, как это делается в реальных полевых условиях, когда надо быстро, а руки трясутся от волнения. Тот мужик, наган которого я подобрал, полностью перезарядить его не успел, рядом валялись патроны россыпью. Ну, я человек вообще-то хозяйственный...
Короче говоря, двоих я завалил (одного наповал, другого ранил), а с третьим просто повезло - у нас одновременно кончились патроны. И пока он лихорадочно менял магазин, я трясущимися руками вставил два патрона. Заодно выронив все остальные. Но мне хватило. И мгновений, и патронов. У меня было преимущество - перед этим я не бежал и стрелял с колена, уперев в другое локоть. Он - вытянув руку и не успев перехватить рукоять второй. И наконец, это не в тире по мишеням или в лесу по бутылочкам - визави уже жмёт на спуск.
Почему я не бежал?
Вопрос почти риторический.
С одной стороны, я был не один, в любом случае ничего другого не оставалось.
С другой - даже во сне я прекрасно понимаю, что с моей спиной и правой ногой убегать бессмысленно. Остаётся одно - стоять насмерть. А тут ещё наган с патронами - он компенсирует и никакую спину, и ногу.
Всё, что было дальше, особого интереса не представляет: подоспели "маски-шоу". Не телевизионные, а вполне себе реальные, в форме и с автоматами. Ну, думаю, сейчас или валить будут, или попинают от души (проходили, знаем), но один, нависая надо мной и поглаживая затвор автомата, попросил не добивать раненого, он им нужен живой и с непомятым лицом...
Мне б ещё вспомнить, откуда знаю это лицо - он был похож сразу на нескольких знакомых.
Так вот повторю: радует, что это был сон.
Но очень не радует, что был такой сон.
Очень!
До того за всю свою жизнь во сне я стрелял только дважды.
Один раз это было в середине 1990-х. Собственно "лихие 90-е" тут ни при чём, это отражение очень конкретной истории, в которой в реальности никто не стрелял, всё было тихо, чинно и подло.
А вот в конце 1987 года был сон. Ровно за две недели до того, как не стало отца.
Я вышел на крыльцо дедова дома в Жуковском. Передо мной дорожка между двумя палисадниками. Зима.
И вот на меня бросается невесть откуда взявшийся волчара. Я вскидываю свой карабин и кладу его с первого выстрела. Еле успеваю передёрнуть затвор, а за первым второй, его тоже кладу, а за вторым - третий. Меня прошибает холодный пот. Загоняю патрон в патронник, но... волчара падает у моих ног, скулит, улыбается и крутит хвостом как собака. Стою со своим карабином в шоке - валяются два матёрых волка, вокруг кровища, а передо мной то ли волк, то ли пёс.
И от этого просыпаюсь. В холодном поту.
Откуда взялись волки, да ещё у дедова дома? Деда к тому времени уже два года как не стало, в этом доме выросли отец и его младший брат, там в это время жила моя крёстная.
С карабином-то всё понятно. В Сибири у отца было охотничье ружьё 12 калибра (шикарная ижевская вертикалка Иж-59) и карабин. На охоту мы ездили вдвоём (отцовых друзей не считаю), так вот отец ходил с ружьём, я - с карабином. Оружие переехало в Москву с нами, но вскоре после Олимпиады отец карабин сдал. Во-1-х, на охоту мы уже не ходили, понятно было, что и в Сибирь не вернёмся, а во-2-х, карабин всё-таки оружие нарезное, за ним следили намного строже. На меня переписать как ружьё, оказалось, нельзя, ну и сдал от греха подальше. Так что именно с карабином вопросов нет. Другое дело, мог быть и РПК, с которым я немало побегал, но карабин оказался роднее.
По соннику, который принесла знакомая (это 1987 год!), выходило, что будут две тяжёлых ситуации, которые будут решены, но с большим трудом, а потом поможет неожиданный друг. С одной стороны, посмеялся, а с другой, сон засел в мозги, не вывернешь.
Буквально через два-три дня мне сделали предложение. Неожиданное. Но реально - от которого нельзя было отказаться. Перейти в другой отдел с очень интересной работой. В тот момент многое было неизвестно, что это будет за работа, но даже от того, что было известно, захватывало дух. Тем более, там работало несколько старых знакомых, которые, узнав о предложении, в один голос закричали: "Соглашайся, не раздумывая! Для тебя это самое оно!"
Вот только мой тогдашний начальник, когда я принёс ему переводную записку, швырнул мне её в лицо, наорал, пообещал, что от него я уйду только "за забор", и вылетел из комнаты, уронив стул и громко хлопнув дверью. "За забор" - это только увольнение с потерей непрерывного стажа, выслуги и много чего ещё. И оформление на работу совсем по-другому.
5 ноября я приехал к отцу посоветоваться.
Понятно было, что просто так уже не решить.
Понятно было, что работать как работал прежде уже не получится.
Мой предыдущий переход тоже был непростым. Вообще-то в то время в Институте переход из одного подразделения в другое (особенно, если это Отделение или самостоятельный Отдел в составе Института - они сами были институтами в составе большого научного объединения) не поощрялся. И это мягко сказано. За исключением случаев, когда создавалось что-то новое. Вот таким новым и был мой новый отдел, у истоков создания которого стояли тогдашний директор ИАЭ Анатолий Петрович Александров и Евгений Олегович Адамов, который в новые времена стал главой Минатома. Тогда я этим не заморачивался, предложение мне сделали не с бухты-барахты, а прежнее моё руководство, сделав несколько попыток отговорить и уговорить, согласилось с приказом. Отношения у нас остались хорошими.
В этот раз всё было намного сложнее.
Мы очень хорошо поговорили с отцом. Только вот вспоминая тот вечер, я вижу его живым и здоровым, но с жутким швом, которой ему сделали в морге. Я сам вытаскивал тело из-под груды других, чтобы перевезти из больницы на Ферганской в ведомственную.
Впереди были выходные - 7, 8 и 9 ноября. Договорились, что поговорим ещё раз после праздников.
Восьмого отец приехал к нам на Смоленскую, они с тестем посидели, праздник как никак (я-то не пью, поэтому обошлись без меня), потом мы немного поговорили у нас в комнате. Совсем немного - сын Мишка не давал особо разговаривать. Уходя, папа хотел, чтобы я проводил его, но Мишка так вцепился в меня и начал плакать, что от этой затеи пришлось отказаться.
Десятого утром мне на работу позвонил начальник управления, где работал отец, и сказал, что он умер. Поднялся по ступеням здания, взялся за ручку входной двери и... упал. Скорая приехала очень быстро, но уже только чтобы констатировать смерть...
Отгулов у меня было хоть отбавляй, два неотгуляных отпуска, так что написал заявление и поехал. Правда, коллеги предупредили несколько раз, чтобы был с начальством осторожнее: он человек злопамятный, ни одной ошибки допустить было нельзя. Прецеденты были.
Через несколько дней после похорон зашёл к будущему начальнику отдела, рассказал о ситуации. Он кивнул - будем решать, не беспокойся.
Ещё через два-три дня я пошёл с братом к замдиректора Курчатовского по кадрам. Миша (который брат) в это время был на дипломе в лаборатории Курчатовского, студентам у нас не очень-то разрешали подработки, а он недавно женился. Этот вопрос мы решили очень быстро, Миша тут же написал заявление, и Тютерев его подписал.
- Игорь Палыч, - обращаюсь я, - у меня тоже есть просьба.
- У тебя же вроде всё нормально.
- Ну, тут такая ситуация сложилась... - начинаю объяснять
- Успокойся, - смеётся Тютерев, - уже всё решилось. Для тебя главное условие - написать годовой отчёт.
- Так я уже его уже написал!
- Вот и проверь его ещё разок. Чтобы комар носа не подточил - и к тебе никаких претензий! Я уже всё подписал. Да, по поводу должности и оклада. Пока оформим перевод должность в должность и оклад в оклад, а через два-три месяца статус кво тебе восстановят. Просто чтобы твой нынешний волну не гнал, что переманивают.
Я бы не стал писать о вчерашнем сне, если бы сегодня вдруг не вспомнил тот 32-летней давности сон и всё, что случилось потом. И то, что хоть и во сне, но я взял в руки оружие. Пусть даже для защиты
Сколько всего их там было, не знаю, но мне пришлось столкнуться нос к носу с тремя.
Радует, что во сне.
Не радует, что из нагана. Обыкновенного нагана - 7,62-мм револьвера образца 1895 г. В последний раз я стрелял из такого году в 1972 или 1973-м. В тире. Где можно спокойно перезарядить оружие. Это не пистолет с магазином (вынул магазин - вставил новый), в нагане надо откинуть "дверцу" справа за барабаном, выбить (если надо) пустую гильзу и вставить новый патрон. Барабан не выкидывается, как у револьверов систем других, его надо вращать (хотя был один такой наган - образца 1910 года, но это в Бельгии и в серию он, по-моему, даже не пошёл). А теперь представьте, как это делается в реальных полевых условиях, когда надо быстро, а руки трясутся от волнения. Тот мужик, наган которого я подобрал, полностью перезарядить его не успел, рядом валялись патроны россыпью. Ну, я человек вообще-то хозяйственный...
Короче говоря, двоих я завалил (одного наповал, другого ранил), а с третьим просто повезло - у нас одновременно кончились патроны. И пока он лихорадочно менял магазин, я трясущимися руками вставил два патрона. Заодно выронив все остальные. Но мне хватило. И мгновений, и патронов. У меня было преимущество - перед этим я не бежал и стрелял с колена, уперев в другое локоть. Он - вытянув руку и не успев перехватить рукоять второй. И наконец, это не в тире по мишеням или в лесу по бутылочкам - визави уже жмёт на спуск.
Почему я не бежал?
Вопрос почти риторический.
С одной стороны, я был не один, в любом случае ничего другого не оставалось.
С другой - даже во сне я прекрасно понимаю, что с моей спиной и правой ногой убегать бессмысленно. Остаётся одно - стоять насмерть. А тут ещё наган с патронами - он компенсирует и никакую спину, и ногу.
Всё, что было дальше, особого интереса не представляет: подоспели "маски-шоу". Не телевизионные, а вполне себе реальные, в форме и с автоматами. Ну, думаю, сейчас или валить будут, или попинают от души (проходили, знаем), но один, нависая надо мной и поглаживая затвор автомата, попросил не добивать раненого, он им нужен живой и с непомятым лицом...
Мне б ещё вспомнить, откуда знаю это лицо - он был похож сразу на нескольких знакомых.
Так вот повторю: радует, что это был сон.
Но очень не радует, что был такой сон.
Очень!
До того за всю свою жизнь во сне я стрелял только дважды.
Один раз это было в середине 1990-х. Собственно "лихие 90-е" тут ни при чём, это отражение очень конкретной истории, в которой в реальности никто не стрелял, всё было тихо, чинно и подло.
А вот в конце 1987 года был сон. Ровно за две недели до того, как не стало отца.
Я вышел на крыльцо дедова дома в Жуковском. Передо мной дорожка между двумя палисадниками. Зима.
И вот на меня бросается невесть откуда взявшийся волчара. Я вскидываю свой карабин и кладу его с первого выстрела. Еле успеваю передёрнуть затвор, а за первым второй, его тоже кладу, а за вторым - третий. Меня прошибает холодный пот. Загоняю патрон в патронник, но... волчара падает у моих ног, скулит, улыбается и крутит хвостом как собака. Стою со своим карабином в шоке - валяются два матёрых волка, вокруг кровища, а передо мной то ли волк, то ли пёс.
И от этого просыпаюсь. В холодном поту.
Откуда взялись волки, да ещё у дедова дома? Деда к тому времени уже два года как не стало, в этом доме выросли отец и его младший брат, там в это время жила моя крёстная.
С карабином-то всё понятно. В Сибири у отца было охотничье ружьё 12 калибра (шикарная ижевская вертикалка Иж-59) и карабин. На охоту мы ездили вдвоём (отцовых друзей не считаю), так вот отец ходил с ружьём, я - с карабином. Оружие переехало в Москву с нами, но вскоре после Олимпиады отец карабин сдал. Во-1-х, на охоту мы уже не ходили, понятно было, что и в Сибирь не вернёмся, а во-2-х, карабин всё-таки оружие нарезное, за ним следили намного строже. На меня переписать как ружьё, оказалось, нельзя, ну и сдал от греха подальше. Так что именно с карабином вопросов нет. Другое дело, мог быть и РПК, с которым я немало побегал, но карабин оказался роднее.
По соннику, который принесла знакомая (это 1987 год!), выходило, что будут две тяжёлых ситуации, которые будут решены, но с большим трудом, а потом поможет неожиданный друг. С одной стороны, посмеялся, а с другой, сон засел в мозги, не вывернешь.
Буквально через два-три дня мне сделали предложение. Неожиданное. Но реально - от которого нельзя было отказаться. Перейти в другой отдел с очень интересной работой. В тот момент многое было неизвестно, что это будет за работа, но даже от того, что было известно, захватывало дух. Тем более, там работало несколько старых знакомых, которые, узнав о предложении, в один голос закричали: "Соглашайся, не раздумывая! Для тебя это самое оно!"
Вот только мой тогдашний начальник, когда я принёс ему переводную записку, швырнул мне её в лицо, наорал, пообещал, что от него я уйду только "за забор", и вылетел из комнаты, уронив стул и громко хлопнув дверью. "За забор" - это только увольнение с потерей непрерывного стажа, выслуги и много чего ещё. И оформление на работу совсем по-другому.
5 ноября я приехал к отцу посоветоваться.
Понятно было, что просто так уже не решить.
Понятно было, что работать как работал прежде уже не получится.
Мой предыдущий переход тоже был непростым. Вообще-то в то время в Институте переход из одного подразделения в другое (особенно, если это Отделение или самостоятельный Отдел в составе Института - они сами были институтами в составе большого научного объединения) не поощрялся. И это мягко сказано. За исключением случаев, когда создавалось что-то новое. Вот таким новым и был мой новый отдел, у истоков создания которого стояли тогдашний директор ИАЭ Анатолий Петрович Александров и Евгений Олегович Адамов, который в новые времена стал главой Минатома. Тогда я этим не заморачивался, предложение мне сделали не с бухты-барахты, а прежнее моё руководство, сделав несколько попыток отговорить и уговорить, согласилось с приказом. Отношения у нас остались хорошими.
В этот раз всё было намного сложнее.
Мы очень хорошо поговорили с отцом. Только вот вспоминая тот вечер, я вижу его живым и здоровым, но с жутким швом, которой ему сделали в морге. Я сам вытаскивал тело из-под груды других, чтобы перевезти из больницы на Ферганской в ведомственную.
Впереди были выходные - 7, 8 и 9 ноября. Договорились, что поговорим ещё раз после праздников.
Восьмого отец приехал к нам на Смоленскую, они с тестем посидели, праздник как никак (я-то не пью, поэтому обошлись без меня), потом мы немного поговорили у нас в комнате. Совсем немного - сын Мишка не давал особо разговаривать. Уходя, папа хотел, чтобы я проводил его, но Мишка так вцепился в меня и начал плакать, что от этой затеи пришлось отказаться.
Десятого утром мне на работу позвонил начальник управления, где работал отец, и сказал, что он умер. Поднялся по ступеням здания, взялся за ручку входной двери и... упал. Скорая приехала очень быстро, но уже только чтобы констатировать смерть...
Отгулов у меня было хоть отбавляй, два неотгуляных отпуска, так что написал заявление и поехал. Правда, коллеги предупредили несколько раз, чтобы был с начальством осторожнее: он человек злопамятный, ни одной ошибки допустить было нельзя. Прецеденты были.
Через несколько дней после похорон зашёл к будущему начальнику отдела, рассказал о ситуации. Он кивнул - будем решать, не беспокойся.
Ещё через два-три дня я пошёл с братом к замдиректора Курчатовского по кадрам. Миша (который брат) в это время был на дипломе в лаборатории Курчатовского, студентам у нас не очень-то разрешали подработки, а он недавно женился. Этот вопрос мы решили очень быстро, Миша тут же написал заявление, и Тютерев его подписал.
- Игорь Палыч, - обращаюсь я, - у меня тоже есть просьба.
- У тебя же вроде всё нормально.
- Ну, тут такая ситуация сложилась... - начинаю объяснять
- Успокойся, - смеётся Тютерев, - уже всё решилось. Для тебя главное условие - написать годовой отчёт.
- Так я уже его уже написал!
- Вот и проверь его ещё разок. Чтобы комар носа не подточил - и к тебе никаких претензий! Я уже всё подписал. Да, по поводу должности и оклада. Пока оформим перевод должность в должность и оклад в оклад, а через два-три месяца статус кво тебе восстановят. Просто чтобы твой нынешний волну не гнал, что переманивают.
Я бы не стал писать о вчерашнем сне, если бы сегодня вдруг не вспомнил тот 32-летней давности сон и всё, что случилось потом. И то, что хоть и во сне, но я взял в руки оружие. Пусть даже для защиты