Мучительное прощание с утопией Среди памятных майских дат затерялась одна вполне юбилейная: 75 лет назад, 15 мая 1943 года был распущен Коммунистический Интернационал. Об этом событии очень мало кто вообще вспомнил, включая и коммунистов, и самых крайних леваков.
С одной стороны, это удивительно (Интернационал же все-таки), а с другой - вполне понятно, поскольку даже в советское время Коминтерн для послевоенных поколений был организацией полузабытой.
То есть, советским школьникам и студентам полагалось, разумеется, знать про создание Коммунистического Третьего Интернационала вместо обанкротившегося Второго, про «ленинское 21 условие приёма в Коминтерн» и про VII конгресс Коминтерна, одобрившего тактику создания народных фронтов для борьбы против фашизма...
Но собственно, этим все познания и ограничивались. Чем занимались и какие решения принимали все прочие конгрессы Коминтерна никто не знал, так же как и о том, кто эту организацию возглавлял. Впрочем, удивительного в этом ничего не было, поскольку в 1919-1926 годах рулил Коминтерном товарищ Зиновьев, впоследствии благополучно расстрелянный.
В общем, Коминтерн в памяти советских граждан был организацией странноватой - вроде бы теоретически очень важной, но непонятно, чем практически занимавшейся и как-то совсем незаметно сошедшей со сцены в 1943 году. Настолько незаметно, что никто из многочисленных левых антисталинистов не написал ничего обличительного вроде «Вторая мировая война и крах Третьего Интернационала».
Тем не менее, о тихой кончине Третьего Интернационала вспомнить все-таки стоит. Хотя бы именно в силу её удивительной незаметности и непонятности. Конечно, в 1943 году о таком событии обыватели тоже сплетничали (благо, что на фронтах в мае 1943 года было затишье и других новостей почти не было) и сходились в основном на том, что-де Сталин распустил Коминтерн, чтобы понравиться союзникам по антигитлеровской коалиции.
Версия эта была понятна, но неверна. Как раз в мае 1943 года в антигитлеровской коалиции наблюдался кризис, вызванный «Катынским делом»: 13 апреля Геббельс обвинил СССР в расстреле пленных польских офицеров в Катыни, польское правительство в Лондоне присоединилось к требованию «международного расследования»; СССР в ответ разорвал с этим правительством дипотношения, а союзники в ответ попытались надавить на Сталина сокращением поставок по ленд-лизу...
А поскольку не в правилах Сталина было делать уступки под давлением, то легко предположить, что прикрыть Коминтерн он решил раньше и в собственных интересах, а обстоятельства так сложились, что сделать это можно было в виде некоего «жеста доброй воли».
Да и опять же - кто бы помешал Сталину восстановить Коминтерн после войны, если бы он ему был действительно нужен?
И вот тут - стоп. Дело в том, что в 1947 году, некое подобие Коминтерна и в самом деле появилось в виде Коминформа - «Информационного бюро коммунистических и рабочих партий». В этой организации состояли всего 10 европейских компартий, из которых только две (французская и итальянская) не были правящими. При этом уже в 1948 приключился конфуз: из-за ссоры Сталина с Тито штаб-квартиру организации пришлось переносить из Белграда в Бухарест.
Именно этот конфуз с Коминформом даёт некоторое понимание относительно обстоятельств кончины Коминтерна, которая состоит в том, что он к 1943 году действительно отжил свое, поскольку изначально задумывался как некий «орган по реализации утопии», то есть переустройству всего мира на новых началах.
Однако, чем дальше, тем больше становилось понятно, что «новые начала» от старых отличаются не слишком сильно. Рабочие так же, как и раньше, стоят у станков и получают на своих заводах зарплату не больше прежней; мужики так же, как и раньше, пашут «свою» землю, только отдавая большую часть не помещику, а колхозу; ну и армия-полиция (в том числе тайная) никуда не делись. При этом жизнь в СССР, в целом, всё-таки более-менее налаживалась, экономика росла, заводы строились... но фраза «и коммунизм опять так близок, как в 19-м году...» всё более превращалась в поэтическую метафору.
При этом сам Коминтерн из «штаба мировой революции» всё более превращался в нечто среднее между неформальным отделом Наркомата иностранных дел и элитной разведшколой НКВД.
Польза от этих ипостасей Коминтерна, безусловно, была, но и неудобства тоже присутствовали. Всё-таки и клерки в наркоматах более дисциплинированы, и заграничная резидентура свою собственную линию гнуть не пытается и лишних вопросов по поводу изменений «генеральной линии» не задаёт... особенно, когда линия внезапно меняется от крутого и непримиримого антифашизма до чуть ли не союза с гитлеровской Германией.
Разумеется, и «союз» этот был именно «чуть ли не...», и реальная обстановка требовала от Сталина отплатить западным умиротворителям Гитлера их же монетой... но попробуйте-ка эти тонкости реальной политики объяснить фанатичным левакам…
Поэтому практическая полезность Коминтерна становилась все более призрачной, а в 1939-1941 годах и вовсе стала сомнительной. А в 1943 году Коминтерн и вовсе того... чтобы в 1947 году возродиться уже в качестве этакого «зарубежного отдела» ЦК ВКП(б), который должен был идеологически присматривать за новорождёнными «народными демократиями» и направлять их в русле «генеральной линии».
Впрочем, и тут ничего не вышло. Утопией оказалась не только «мировая революция», но и «пролетарский интернационализм». Свои национальные чувства даже для «народных демократий» оказались важнее общих идеалов. Пролетарии (и их вожди), как оказалось, тоже имеют свои отечества, со всеми отсюда вытекающими последствиями вроде «югославского казуса». Оказалось, что идеологические заклинания не слишком помогают даже «среди своих», и управлять Восточной Европой даже Сталину придётся исходя из согласования старых добрых государственных интересов.
В конце концов, Коминформ в 1956 году умер ещё тише, чем Коминтерн в 1943-м. А что поделаешь… Сроки жизни утопий тоже ограничены. Их агония бывает мучительна, но умирают они все-таки незаметно.