Даниил Хармс
...Но художник усадил натурщицу на стол и раздвинул ее ноги. Девица почти не сопротивлялась и только закрыла лицо руками.
Амонова и Страхова сказали, что прежде следовало бы девицу отвести в ванну и вымыть ей между ног, а то нюхать подобные ароматы просто противно.
Девица хотела вскочить, но художник удержал её и просил, не обращая внимания, сидеть так, как он её посадил.
Девица, не зная, что ей делать, села обратно. Художник и художницы расселись по своим местам и начали срисовывать натурщицу.
Петрова сказала, что натурщица очень соблазнительная женщина, но Страхова и Амонова заявили, что она слишком полна и неприлична.
Золотогромов сказал, что это и делает её соблазнительной, но Страхова сказала, что это просто противно, а вовсе не соблазнительно.
"Посмотрите, - сказала Страхова, - Фи! Из неё так и льется на скатерть. Чего уж тут соблазнительного, когда я от сюда слышу, как от нее пахнет".
Петрова сказала, что это показывает только её женскую силу.
Абельфар покраснела и согласилась.
Амонова сказала, что она ничего подобного не видела, что надо дойти до высшей точки возбуждения и то так не польётся, как у этой девицы.
Петрова сказала, что глядя на это, можно и самой возбудиться и что Золотогромов, должно быть, уже возбуждён.
Золотогромов сознался, что девица сильно на него действует.
Абельфар сидела красная и тяжело дышала. "Однако, воздух в комнате делается невыносимым"! - сказала Страхова. Абельфар ерзала на стуле, потом вскочила и вышла из комнаты.
"Вот,- сказала Петрова, - вы видите результат женской соблазнительности. Это действует даже на дам. Абельфар пошла поправится. Чувствую, что и мне скоро придется сделать то же самое".
"Вот, - сказала Амонова, - наше преимущество худеньких женщин. У нас всегда всё в порядке. А вы и Абельфар пышные дамочки и вам приходится много следить за собой".
"Однако, - сказал Золотогромов,- пышность и некоторая нечистоплотность именно и ценится в женщине!"
Амонова и Страхова сказали, что прежде следовало бы девицу отвести в ванну и вымыть ей между ног, а то нюхать подобные ароматы просто противно.
Девица хотела вскочить, но художник удержал её и просил, не обращая внимания, сидеть так, как он её посадил.
Девица, не зная, что ей делать, села обратно. Художник и художницы расселись по своим местам и начали срисовывать натурщицу.
Петрова сказала, что натурщица очень соблазнительная женщина, но Страхова и Амонова заявили, что она слишком полна и неприлична.
Золотогромов сказал, что это и делает её соблазнительной, но Страхова сказала, что это просто противно, а вовсе не соблазнительно.
"Посмотрите, - сказала Страхова, - Фи! Из неё так и льется на скатерть. Чего уж тут соблазнительного, когда я от сюда слышу, как от нее пахнет".
Петрова сказала, что это показывает только её женскую силу.
Абельфар покраснела и согласилась.
Амонова сказала, что она ничего подобного не видела, что надо дойти до высшей точки возбуждения и то так не польётся, как у этой девицы.
Петрова сказала, что глядя на это, можно и самой возбудиться и что Золотогромов, должно быть, уже возбуждён.
Золотогромов сознался, что девица сильно на него действует.
Абельфар сидела красная и тяжело дышала. "Однако, воздух в комнате делается невыносимым"! - сказала Страхова. Абельфар ерзала на стуле, потом вскочила и вышла из комнаты.
"Вот,- сказала Петрова, - вы видите результат женской соблазнительности. Это действует даже на дам. Абельфар пошла поправится. Чувствую, что и мне скоро придется сделать то же самое".
"Вот, - сказала Амонова, - наше преимущество худеньких женщин. У нас всегда всё в порядке. А вы и Абельфар пышные дамочки и вам приходится много следить за собой".
"Однако, - сказал Золотогромов,- пышность и некоторая нечистоплотность именно и ценится в женщине!"