Художественная пауза-2
Выпуск второй.
Повторю необходимое предисловие к первому выпуску: Пришла пора вводить художественные паузы. Нередко отсылы к художественным произведениям используются так же, как и "исторические параллели" - для пропаганды и отвлечения от реальной картины. Поэтому, сомневался - надо ли. Но, думаю, надо. Если правильно к этому относиться: именно как к выдумке, способной, однако, дать на время отвлечься, отнюдь не выпуская из внимания той пропасти, в которую катится Страна. В общем, sapienti sat.
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ (DISCLAIMER). Цитируемый отрывок из ХУДОЖЕСТВЕННОГО произведения, то есть ВЫМЫСЕЛ, является именно отрывком из ХУДОЖЕСТВЕННОГО произведения, то есть ВЫМЫСЛОМ и ничем иным.
«Маленький, насквозь пропылённый человечек в маленькой, насквозь пропылённой комнатёнке. Таким я его всегда себе представлял: всего-то навсего маленький пропылённый человечек в маленькой пропылённой комнатёнке.
...
- ...После всего пережитого ты продолжишь службу в разведке?
- С большим рвением, чем прежде. - Я пробую изобразить улыбку, но слишком болезненной оказывается эта дипломатия. - Помните, вы сулили мне своё кресло, когда операция начиналась. Что ж, я намерен со временем его занять.
- А я приложу все усилия, чтоб так оно и было, - негромко сообщает он.
- Я тоже, сэр. - Чуть расслабляю правую руку. - Но наша солидарность простирается ещё дальше.
- Да? - Седая бровь уходит на миллиметр вверх.
- Да. Мы едины вот в чём. Каждый из нас полон решимости не выпустить другого живым из этой комнаты. - Я высвобождаю свою правую руку и показываю ему револьвер. - Люгер у вас под сиденьем. Не прикасайтесь к нему.
Он недоумённо таращится на меня, поджимая губы.
- Ты, видимо, лишился рассудка, Бентолл?
- Напротив, обрёл его четыре дня назад. - Я с трудом встал на ноги и, ни на миг не отводя от него глаз и пистолетного дула, придвигаюсь к столу. - Выбирайтесь оттуда!
...
Направляюсь к нему, помахивая пистолетом. Он пятится назад, до занавески, разворачивается. Осматриваю люгер. Глушитель. Предохранитель спущен. Барабан, судя по индикатору, заполнен. Кладу свой пистолет в карман, прихватываю люгер. Велю ему развернуться. Помахиваю люгером.
...
- Вы, думаю, отдали изменнической деятельности всю сознательную жизнь. Ума не приложу, как это вам так долго сходило с рук. Талант! Ничего не скажешь. Как насчёт исповеди, Рейн?
Синие глаза буквально впиваются мне в лицо. Такой концентрированной злобы в человеческом взгляде я ещё не видывал.
- Что ж, - продолжаю я, - я сам изложу эту историю. Сказочка из тех, какие слушают на сон грядущий дети. Внемлите мне, Рейн! Вам ведь предстоит вечный сон!
...
Двадцать пять лет вы провели на Дальнем Востоке. Причём последние десять возглавляли там контрразведку. Чередуя роли гончей и зайца, зайца и гончей. Сколько трагедий на вашей совести! Сколько человеческих жизней! Два года назад вы вернулись домой. Но ещё до этого вас посетили представители некоей заинтересованной стороны. Они сообщили вам, что, по слухам, англичане ведут изучение твёрдого топлива для ракет. И предложили разузнать, что и как. Вы согласились. Не знаю, за какое вознаграждение, не знаю, что вам посулили: деньги, власть?
Не знаю и другого: как вам удалось сколотить шпионскую организацию. Впрочем, у вас было достаточно контактов в Европе. Они облегчили вашу задачу. А конечным пунктом сбора информации стал Стамбул.
...
Шли месяцы. Информация накапливалась и переправлялась через Стамбул на Дальний Восток.
...
Но какое это имеет значение, правда, Рейн? Вы получили назначение. Вполне понятный выбор. Блистательный разведчик, отдавший всю жизнь своей стране. Сложилась фантастическая ситуация: вы сами направляете агентов выслеживать самого себя. Отвертеться трудно. Один из агентов узнал слишком много. Он вошёл в эту комнату с пистолетом, чтоб ткнуть вас носом в улики. Он не подозревал о люгере, верно, Рейн? А уж потом вы сочинили легенду, как его перевербовали, уговорив совершить покушение на вас. Лихо у меня получается, а, Рейн?
...
Я, прихрамывая, надвигаюсь на него. Три фута между нами.
- Всё это недоказуемо, - хриплым голосом объявляет Рейн.
- Потому-то я и убью вас здесь. Ни один суд во всей стране не примет к рассмотрению это дело. Доказательств нет, но слишком многое свидетельствует о вашей вине, Рейн. Слишком многое, на что я поздно обратил внимание.
...
Рейн улыбается. Есть у него, в конце концов, нервы? Или нет?
- Как ты будешь чувствовать себя, Бентолл, если, убив меня, выяснишь, что ошибся? - Он пригибается, шепчет: - Как ты будешь чувствовать себя, если я докажу тебе, сейчас и здесь, что ты ужасно заблуждаешься?
- Не тратьте время попусту, полковник Рейн.
- Но, чёрт побери. У меня есть все доказательства! - орёт он. - Прямо здесь. Мой бумажник…
Он отворачивает левой рукой левый борт пиджака, лезет правой во внутренний карман, и вот уже маленький чёрный пистолет-автомат извлечён наружу, палец нажимает на спуск. Я стреляю прямо в голову. Пистолет-автомат падает на пол. Рейн откидывается назад, потом валится вперёд, ударившись головой о пыльную поверхность стола.
Я достаю носовой платок, из кармана выскальзывает клочок бумаги и ложится к моим ногам.
...
Это записка от Мэри. Перечитываю её. Зажигаю спичку. Бумага медленно догорает, и вот последние слова: «Ты и я, и огни Лондона». Одно за другим они исчезают в пламени, чернеют и рассыпаются. Я смахиваю пепел и ухожу.
Осторожно закрываю за собой дверь, а он остаётся там: маленький, насквозь пропылённый человечек в маленькой, насквозь пропылённой комнатёнке». ©
Повторю необходимое предисловие к первому выпуску: Пришла пора вводить художественные паузы. Нередко отсылы к художественным произведениям используются так же, как и "исторические параллели" - для пропаганды и отвлечения от реальной картины. Поэтому, сомневался - надо ли. Но, думаю, надо. Если правильно к этому относиться: именно как к выдумке, способной, однако, дать на время отвлечься, отнюдь не выпуская из внимания той пропасти, в которую катится Страна. В общем, sapienti sat.
ОТКАЗ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ (DISCLAIMER). Цитируемый отрывок из ХУДОЖЕСТВЕННОГО произведения, то есть ВЫМЫСЕЛ, является именно отрывком из ХУДОЖЕСТВЕННОГО произведения, то есть ВЫМЫСЛОМ и ничем иным.
«Маленький, насквозь пропылённый человечек в маленькой, насквозь пропылённой комнатёнке. Таким я его всегда себе представлял: всего-то навсего маленький пропылённый человечек в маленькой пропылённой комнатёнке.
...
- ...После всего пережитого ты продолжишь службу в разведке?
- С большим рвением, чем прежде. - Я пробую изобразить улыбку, но слишком болезненной оказывается эта дипломатия. - Помните, вы сулили мне своё кресло, когда операция начиналась. Что ж, я намерен со временем его занять.
- А я приложу все усилия, чтоб так оно и было, - негромко сообщает он.
- Я тоже, сэр. - Чуть расслабляю правую руку. - Но наша солидарность простирается ещё дальше.
- Да? - Седая бровь уходит на миллиметр вверх.
- Да. Мы едины вот в чём. Каждый из нас полон решимости не выпустить другого живым из этой комнаты. - Я высвобождаю свою правую руку и показываю ему револьвер. - Люгер у вас под сиденьем. Не прикасайтесь к нему.
Он недоумённо таращится на меня, поджимая губы.
- Ты, видимо, лишился рассудка, Бентолл?
- Напротив, обрёл его четыре дня назад. - Я с трудом встал на ноги и, ни на миг не отводя от него глаз и пистолетного дула, придвигаюсь к столу. - Выбирайтесь оттуда!
...
Направляюсь к нему, помахивая пистолетом. Он пятится назад, до занавески, разворачивается. Осматриваю люгер. Глушитель. Предохранитель спущен. Барабан, судя по индикатору, заполнен. Кладу свой пистолет в карман, прихватываю люгер. Велю ему развернуться. Помахиваю люгером.
...
- Вы, думаю, отдали изменнической деятельности всю сознательную жизнь. Ума не приложу, как это вам так долго сходило с рук. Талант! Ничего не скажешь. Как насчёт исповеди, Рейн?
Синие глаза буквально впиваются мне в лицо. Такой концентрированной злобы в человеческом взгляде я ещё не видывал.
- Что ж, - продолжаю я, - я сам изложу эту историю. Сказочка из тех, какие слушают на сон грядущий дети. Внемлите мне, Рейн! Вам ведь предстоит вечный сон!
...
Двадцать пять лет вы провели на Дальнем Востоке. Причём последние десять возглавляли там контрразведку. Чередуя роли гончей и зайца, зайца и гончей. Сколько трагедий на вашей совести! Сколько человеческих жизней! Два года назад вы вернулись домой. Но ещё до этого вас посетили представители некоей заинтересованной стороны. Они сообщили вам, что, по слухам, англичане ведут изучение твёрдого топлива для ракет. И предложили разузнать, что и как. Вы согласились. Не знаю, за какое вознаграждение, не знаю, что вам посулили: деньги, власть?
Не знаю и другого: как вам удалось сколотить шпионскую организацию. Впрочем, у вас было достаточно контактов в Европе. Они облегчили вашу задачу. А конечным пунктом сбора информации стал Стамбул.
...
Шли месяцы. Информация накапливалась и переправлялась через Стамбул на Дальний Восток.
...
Но какое это имеет значение, правда, Рейн? Вы получили назначение. Вполне понятный выбор. Блистательный разведчик, отдавший всю жизнь своей стране. Сложилась фантастическая ситуация: вы сами направляете агентов выслеживать самого себя. Отвертеться трудно. Один из агентов узнал слишком много. Он вошёл в эту комнату с пистолетом, чтоб ткнуть вас носом в улики. Он не подозревал о люгере, верно, Рейн? А уж потом вы сочинили легенду, как его перевербовали, уговорив совершить покушение на вас. Лихо у меня получается, а, Рейн?
...
Я, прихрамывая, надвигаюсь на него. Три фута между нами.
- Всё это недоказуемо, - хриплым голосом объявляет Рейн.
- Потому-то я и убью вас здесь. Ни один суд во всей стране не примет к рассмотрению это дело. Доказательств нет, но слишком многое свидетельствует о вашей вине, Рейн. Слишком многое, на что я поздно обратил внимание.
...
Рейн улыбается. Есть у него, в конце концов, нервы? Или нет?
- Как ты будешь чувствовать себя, Бентолл, если, убив меня, выяснишь, что ошибся? - Он пригибается, шепчет: - Как ты будешь чувствовать себя, если я докажу тебе, сейчас и здесь, что ты ужасно заблуждаешься?
- Не тратьте время попусту, полковник Рейн.
- Но, чёрт побери. У меня есть все доказательства! - орёт он. - Прямо здесь. Мой бумажник…
Он отворачивает левой рукой левый борт пиджака, лезет правой во внутренний карман, и вот уже маленький чёрный пистолет-автомат извлечён наружу, палец нажимает на спуск. Я стреляю прямо в голову. Пистолет-автомат падает на пол. Рейн откидывается назад, потом валится вперёд, ударившись головой о пыльную поверхность стола.
Я достаю носовой платок, из кармана выскальзывает клочок бумаги и ложится к моим ногам.
...
Это записка от Мэри. Перечитываю её. Зажигаю спичку. Бумага медленно догорает, и вот последние слова: «Ты и я, и огни Лондона». Одно за другим они исчезают в пламени, чернеют и рассыпаются. Я смахиваю пепел и ухожу.
Осторожно закрываю за собой дверь, а он остаётся там: маленький, насквозь пропылённый человечек в маленькой, насквозь пропылённой комнатёнке». ©