Этот рыцарь однажды неудачно пошутил…
Сначала несколько заметок о тексте и короткая записка о самом переводе.
Речь пойдет о прозаическом - применении Чжоуи в его конкретном, техническом аспекте.
Это давно меня занимает: как вот они этот текст задействовали, для каких нужд, что совершали при этом, пользовались ли книжкой… Был ли, например, в манипуляциях элемент сакральности или же это был обыденный, профанный акт? Или вот еще, где хранились палочки для манипуляций? Они их что, с собой носили? И книжку с текстом, выходит, брали с собой? Однако ж, книжки в ранние времена были не очень удобные, их делали из связанных бамбуковых планок и лишь в особых случаях писали на шелке. Да ведь и карманов не было в халатах, какие-то полости для мелких вещей - вроде ножиков у хулиганов - были в рукавах, кошели привязывали к поясу… Непонятно, в общем.
Образчик, а к тому же и редкий, мы находим в жизнеописании Дунфан Шо. Это тот самый персонаж, который издевался над карликами при конюшне, я про него раньше упоминал.
Наверное, нужно написать несколько слов про самого героя и его месте в старой исторической прозе. Он был охальник и говорун, этот Шо, и потому-то очерк о нем помещен в Ханьскую историю Бань Гу. Вся его биография представляет собой ряд анекдотов, смешных ситуаций, в большинстве забавных и сегодня. Тогда же, говорят, он был известен на всю Понебесную.
Это, впрочем, только первый слой, заметный самому неискушенному читателю. Слой второй доступен тренированному глазу. Бань Гу как настоящий мастер ставит в тексте главы метки, зацепки, отсылки на явления хорошо известные его современникам, но забытые или превратно истолкованные позже. Эти тонкие, почти акварельные мазки обыкновенно плохо понимаются сейчас, когда старая проза предстает перед нами в рембрандтовских масштабах. Впрочем, тонкости и тогда понимали только нарочно обученные люди.
Прием значительно увеличивает глубину образа у Бань Гу, хотя все имеет свою цену. Уже современники историка считали его манеру письма тяжеловатой. Это проистекает прежде всего из-за перенасыщенности текста скрытыми цитатами. Намеки плохо воспринимались уже тогда и первый комментарий - показатель непонимания! - к Ханьшу был написан во 2 веке, когда были живы внуки писателя. Сыма Цяня, например, принялись толковать значительно позже, хотя Исторические записки написаны раньше.
Собственно, и Сыма Цянь обманчиво прост. Внимательный человек обнаружит немало весьма хитроумных сюжетных и композиционых приемов. Известно, например, что труд Сыма Цяня это Чуньцю, погодная хроника, расширенная всякими биографиями, трактатами и т.д., он сам свой труд так называл. Его поэтому нужно начинать читать с хронологических таблиц. Странно, что никто не обращает внимания - истории, связанные с каждой датой этих таблиц, сплошь и рядом разные. Многие эпизоды изложены с нескольких точек зрения и это собщает тексту примечательную многомерность. Даже тексты, посвященные одному человеку, но расположенные в разных местах Шицзи, порой трактуют одни и те же факты по-разному. Эта черта, впрочем, еще не подвергалась подробному рассмотрению.
Но вернемся к Бань Гу и Дунфан Шо. В отрывке, напечатанном ранее, Шо навязывался на работу во дворец и всячески себя хвалил, сравнивая себя с разными историческими персонажами. Люди, которых он при этом упоминает, очень разные, но они имеют одну общую черту, все они бродячие рыцари.
Возьмем, к примеру, Цзылу, конфуциевого ученика, Дунфан Шо на него первого ссылается. Это был не просто студент. Он был хулиган и пройдоха, который поначалу задирал Конфуция и вообще срывал учебный процесс. Потом, впрочем, перековался и учитель им страшно гордился. Теперь, нам нужно представить себе всю эту картину. Обучение тогда стоило дорого, а Конфуций не был из тех, кто работал за медные деньги. Зачем верзила Цзылу эти деньги платил? И если платил, то отчего задирался поначалу?
Потому что Конфуций вовсе не был старым морализатором, как нам сейчас представляется. Папа Конфуция, это следует из недвусмысленного пассажа в Лицзи (но не в биографии у Сыма Цяня), был профессиональный воин, а сам совершенномудрый был еще в юности обучен всяким военным хитростям и был, кстати говоря, очень силен и прекрасно владел оружием. Да и то сказать, что входило в состав конфуциевых дбродетелей, как не умение управлять колесницей или садить без промаха из лука?
Конфуций преподавал то, что можно назвать воинской этикой и Цзылу, пофессиональный вояка, явился к нему, чтобы эту науку одолеть. Он, между всем прочим, усвоил ее очень хорошо. Такие люди впоследствии становились гвардией у правителей. Всяких князьков тогда хватало, это ведь было как раз время Брани Царств, и успех, а часто и жизнь каждого такого полевого командира прямо зависела от умений и лояльности дружины. И ни от чего другого.
И вот, когда Дунфан Шо говорит императору, что он подобен Цзылу, он на самом деле сообщает нам, что Уди, его потенциальный работодатель, нуждается в такой дружине, что сам он профессиональный воин со всем набором воинских навыков, что он предан как пес и понятие чести для него выше жизни. Но Бань Гу нам об этом вовсе ничего не говорит, он подчеркивает другую, смеховую сторону жизни Дунфан Шо. Биография Шо - серия эскапад, заслуживающих изумления или, как у самого Бань Гу, порицания, ее воинская, а лучше сказать рыцарская сторона намеренно скрыта, плотно запакована в отсылку, понятную лишь посвященному. Дунфан Шо не выполнил своего предназначения, не достиг цели, его жизнь прошла впустую и описание его шуток, пусть и снискавших популярность, только подчеркивает этот горький факт.
Несколько слов о самом тексте. Это довольно сложный отрывок для перевода. Трудность не столько в необычной приверженности приверженности Бань Гу к усложненному синтаксису - борьба с ним дело привычки. Главная задача состоит в адекватной передаче игры слов и необычной рифмовки в диалогах персонажей. Не могу похвастаться, что достиг успеха в этом переводе, и сомневаюсь даже, что адекватный перевод вообще возможен. Мне, по крайней мере, трех больших кружек пива и порядочной трубки не хватило, а обычно этого бывает довольно… Кое-какое представление, надеюсь, все же можно получить: большая часть диалогов это импровизированные (?) стихи.
Некоторые значки в китайском тексте не отображаются и заменены в тексте их порядковыми номерами в Юникоде. Я так полагаю, в третьей версии Юникода они могут быть, но мне выдает какой-то монгол шуудан. Ну и ладно.
上尝使诸数家射覆，置守宫盂下，射之，皆不能中。朔自赞曰：“臣尝受《易》，请射之。”乃别蓍布卦而对曰：“臣以为龙又无角，谓之为蛇又有足，[C738][C738]脉脉善缘壁，是非守宫即蜥蜴。”上曰：“善。”赐帛十匹。复使射他物，连中，辄赐帛。
时，有幸倡郭舍人，滑稽不穷，常侍左右，曰：“朔狂，幸中耳，非至数也。臣愿令朔复射，朔中之，臣榜百，不能中，臣赐帛。”乃覆树上寄生，令朔射之。朔曰：“是寠薮也。”舍人曰：“果知朔不能中也。”朔曰：“生肉为脍，干肉为脯；著树为寄生，盆下为寠薮。”上令倡监榜舍人，舍人不胜痛，呼[E566]。朔笑之曰：“咄！口无毛，声[E92B][E92B]，尻益高。”舍人恚曰：“朔擅诋欺天子从官，当弃市。”上问朔：“何故诋之？”对曰：“臣非敢诋之，乃与为隐耳。”上曰：“隐云何？”朔曰：“夫口无毛者，狗窦也；声[E92B][E92B]者，鸟哺[F775]也；尻益高者，鹤俯啄也。”舍人不服，因曰：“臣愿复问朔隐语，不知，亦当榜。”即妄为谐语曰：“令壶龃，老柏涂，伊优亚，狋吽牙。何谓也？”朔曰：“令者，命也。壶者，所以盛也。龃者，齿不正也。老者，人所敬也。柏者，鬼之廷也。涂者，渐洳径也。伊优亚者，辞未定也。狋吽牙者，两犬争也。”舍人所问，朔应声辄对，变诈锋出，莫能穷者，左右大惊。
Император как-то распорядился, чтобы умельцы (1) сыграли в наперстки (2), положил под одну пиалу геккона(3), (чтобы) они угадали. А никто и не смог ответить. Тут вызвался Шо и сказал: «Я когда-то получил (уроки) по И(-цзину), позвольте же и мне угадать!» Потом он разделил стебли, разложил гексаграммы-гуа и сказал: «Вот смотрю я - дракон, а без рогов, сказал бы змея, а с ногами… Ползает и пресмыкается, хорошо (пердвигается) по стенкам… Если это не геккон, то уж (просто) ящерка!»
Император сказал: «Добро!» И наградил (Шо) четырьмя кусками шелка. Еще несколько раз он требовал угадать и другие вещи, и раз за раз (тот) угадывал и сразу получал еще шелк.
Тут как раз случился один скоморох именем Го, который без устали шутил и постоянно был при особе (самодержца). Он говорит: «Вот балбес Шо… Сказал наобум, и все. Это ведь не настоящее искусство(1). Я хочу, чтобы Шо еще раз угадал. Если он распознает, то пусть мне дадут сто розог, а коль не сможет угадать, то я получу весь шелк (что он выиграл сегодня).»
Потом накрыл (сосудом) три круглых чаги (4) и велел Шо угадывать. Шо сказал: «Так это блюдце!» Скоморох вскричал: «Я знал, что в конце концов Шо не разгадает!» Тут Шо говорит: «Свежее мясо идет на фарш, а сушеное - на вяленину, растет на дереве (говорят) чага, а под пиалой служит тарелкой.»
Император повелел начальнику над скоморохами высечь шута. Не в силах превозмочь боль, (тот) застонал. Шо же посмеявшись над этим заметил: «Ага! (Вокруг) рта нет волос, звук пронзителен, а задница поднята высоко.» В ярости скоморох заверещал: «Шо нахальным образом унижает слугу Сына Неба, надобно выставить (его труп) на рыночной площади!» Император спросил Шо: «Чего обзываешься?» (А Шо и) говорит: «Я бы и не осмелился поносить его. Я только задал ему несколько загадок, только и всего.» «Каких таких загадок?» - спросил император. Шо же говорит: «(Вокруг) рта нету волос - это проход для собаки (в стене дома), голос пронзительный - птенцы за едой, задница в воздухе - журавль наклонившись клюет.»
А скоморох все не признает (поражения в споре), наоборот, он говорит: «А теперь я задам Шо несколько загадок. Не отгадает, пусть и ему зададут розог!» И быстро произнес несколько считалок-загадок (5): «Старый чайник (6) стучит зубами, древний кипарис раскинулся широко, и-ю-я, ни-инь-я! Что это значит?» (7). Шо отвечал: «Старый значит предопределение, чайник - то, в чем хранят, скрип означает, что зубы не ровные; древность - это то, что ценят люди, кипарис - прибежище духов, широкий - промокшая тропка. И-ю-я - лишь воздуха сотрясение, ни-инь-я - перебранка двух собак! »
Что бы ни спрашивал шут, Шо немедленно отвечал в рифму, искажая слова и играя смыслами. Никто не мог прищучить его, окружающие сильно дивились.
(1) Здесь и дальше по тексту стоит знак шу «считать», как в математике. В первом случае, ясное дело, с субстантивтором цзя. В первый раз я перевел этот знак как «искусники», второй раз как «искусство». Это не очень верный перевод, потому что значение и есть «считать». Судя по тому, что и Шо «считал» с помощью Ицзина, то одной из полезных функций Книги Перемен был «подсчет» таких безделиц. Это вполне новый, по крайней мере для меня, аспект использования Чжоуи.
(2) Оно, конечно, не вполне наперстки, но как еще назвать по-русски игру, подобную описанной?
(3) Гекконы жили в домах и почитались вполне домашней животинкой, прочие ящерицы обитали там, где положено.
(4) Древесный гриб и сейчас держится в семьях в Китае, Индии и наверное других странах. Считается ценным лекарством.
(5) Это рифмованные загадки, знак еще диктует некий оттенок юмора.
(6) Здесь совсем сложно перевести. Старый чайник это еще и игра, что-то вроде кто кого перепьет, вроде тех, что популярны на флоте или в геологических партиях. Промокшая тропка, кроме прочего, означает некую степень опьянения. Уж и не знаю как все эти вещи передать… Возможно ли?
(7) И-ю-я и ни-инь-я возможно не так уж бессмысленны. Они начинались с одного и того же звука нг-, быть может это просторечное обозначение того, что в тексте обозначено «литературными» иероглифами.
Текст, кажется, вполне ясно дает нам несколько важных деталей. Во-первых, с помощью Ицзина могли заниматься всякими вполне пустячными делами и называлось это «шу», считать, а не бу «гадать». Во-вторых, некторые индивиды носили с собой по крайней мере гуа, рисунки с гексаграммами. К таким людям принадлежали, например, рыцари, пусть и несостоявшиеся. А кроме того, хотя это и не следует из текста прямо, шуты и скоморохи тоже могли пользовать Чжоуи, потому что они тоже «шу»-считали.
Использование Чжоуи вызывает у участников события поток каких-то непонятных для нынешнего читателя (но до боли ясных для современников) рифмованных упражнений. Часть этих стишков была явно заготовленной, а часть сымпровизированной, причем явно по каким-то канонам. Был ли этим каноном текст какой-нибудь гексаграммы? Это еще предстоит показать или опровергнуть. Тем не менее какая-то связь - пусть даже скоморошья, надуманная, инспирированая самим духом использования Чжоуи - здесь, кажется, можно проследить.