Таймъюнктор, или Расщепитель времени. Часть II
Начало - тут.
- Эй! Стас!
Фёдор упорно колотил руками и ногами в не поддающуюся его усилиям дверь.
- Ты запер подвал? Открывай немедленно!
Утомившись стучать, он бессильно привалился к внутренней стороне двери и выключил фонарик, чтобы не расходовать зря энергию батареек. Воцарилась египетская тьма - освещение в подвале Фёдору наладить так и не удалось, хотя он добросовестно ввинтил новые пробки взамен старых в распределительный щит.
Тут Фёдор вздрогнул.
Он вспомнил, что, спускаясь по ступеням в подвал и ещё не успев включить фонарик, видел за спиной смутно брезжащие сквозь дверные щели струйки света. Теперь же их не было.
Не могла же снаружи наступить ночь?
- Откройте, кто-нибудь! - возопил он голосом раненого кашалота и всей своей массой обрушился на дверь.
Дверь была хлипкой.
Дверь была тонкой.
Деревянной.
По всем законам физики и жизни она должна была сорваться с петель и размазать по стене стоящего за ней Стаса или иных шутников. Однако вместо этого она словно превратилась в стальную плиту.
Тяжело дыша, Фёдор несколько минут стоял перед дверью, будто решая, что с ней в отместку за ушибы делать.
После чего внезапно развернулся и побежал по ступеням вниз.
«Поле секвестрации темпоральных квантов ограничено пределами замкнутого объёма, допустимые нарушения изоляции которого перед активацией прибора не должны превышать Nr^о от произведения радиуса капилляров на плотность атмосферного давления. Ввиду дистракции хронопотоков произведённый временной интервал лишён взаимодействия с фундаментальным».
- Поле секвес...
Фёдор почесал затылок, склонившись над тетрадью.
После чего задумался.
Прибор произвёл двадцать девять дней нового, свеженького времени - так? Допустим, что так, хоть это и абсолютный бред.
Где эти дни должны пройти? По всей видимости, в подвале и только в подвале - тетрадь же указывает, что прибор должен применяться лишь в пределах замкнутых помещений. Снаружи, соответственно, тем временем не должно пройти ни секунды.
Ни секунды.
Ни один атом не сдвинется, ни один электрон не всколыхнётся. Стоит ли тут удивляться невозможности открыть дверь?
Фёдор застонал сквозь зубы.
Может, это какая-то ошибка? Он дрожащими руками вытащил из кармана мобильный телефон.
«Сеть не найдена».
Всё правильно. И ясно теперь, почему после ввинчивания пробок в подвале не появился свет, хотя лампочки в потолке вроде бы целы, - просто до них не успевает дойти электричество из внешнего мира.
Двадцать девять дней.
Без еды, без воды, а вскоре - и без света. И ему ещё очень повезёт, если в помещении не закончится кислород.
Или - не повезёт?
Он прошёлся, кидая луч фонарика под ноги, изучая помещение, где ему предстоит провести ближайший месяц. В глаза ему кинулась незамеченная прежде пара мелких скелетиков в углу.
- Крысы. - Фёдор тихо рассмеялся, но от интонаций его смеха непосвящённого бы передёрнуло. - Бедные грызуны. Теперь ясно, как с ними поступили. Обладает широчайшим спектром применений, от истребления паразитов до изготовления сертифицированных напитков, да?
Если в подвале когда-то успело пройти несколько веков, в то время как внешний мир недвижно застыл, то местным крысам ничего не оставалось кроме как вымереть.
- Сертифицированных напитков. Наверное, выдержанных вин?
Он вновь вполголоса рассмеялся, впрочем, тут же сам себя оборвав. Ситуация складывалась невесёлая.
Должен же из неё быть хоть какой-то выход?
Фёдор посмотрел на прибор.
Не факт, в конце концов, что это устройство не представляет собой лишь модифицированную электробритву с вентилятором. Телефон мог просто-напросто выйти из строя, ну а к двери подвала шутник Стас заранее привалил снаружи какой-нибудь шкаф - вот тонкостенная доска и не поддаётся могучим усилиям. Да мало ли какое ещё объяснение может быть?
Успокаивая себя так, Фёдор подошёл к ближайшему подвальному окошку. То, увы, было наглухо заколочено.
Он прошёлся по коридорам подвала, направляя луч фонарика то влево, то вправо. Похоже, что подвал действительно был надёжно изолирован от внешнего мира.
- Что ж, закрыто - откроем, - с фальшивой бодростью проговорил Фёдор. - Кажется, где-то там среди инструментов я видел топорик...
Действительно, хотя ручка топорика и казалась трухлявой на ощупь, в целом орудие лесоруба было вполне пригодно к труду и обороне. Крепче сжав пальцами только что брезгливо вытертую им о край брюк ручку, Фёдор широко размахнулся.
- И р-раз!..
Несколько щепок отлетело в сторону. Отложенный в сторону фонарик уныло светил в потолок, заливая подвал слабым отражённым светом.
- И в глаз-з!..
Под окошком понемногу вырастала горстка мелкой древесной трухи.
После очередного удара лезвие с глухим лязгом наткнулось на что-то непробиваемое - металл? - а топорище чуть не выскользнуло у Фёдора из вспотевших ладоней. Сделав короткий перерыв, чтобы перевести дух, работник топора вытер руки об одежду.
Затем удары участились.
Вниз летело всё больше и больше щепок и трухи, Фёдор запыхался, но топор его всё чаще и чаще натыкался на что-то непробиваемо твёрдое, после чего ему приходилось переносить направление следующего удара чуть выше или чуть ниже.
Притомившись, Фёдор опустил топор.
Что-то металлически поблескивало под оставшимся тончайшим древесным слоем. Причём поблескивало чересчур ярко, будто проём был залит оловом или серебром.
Фёдор поднёс фонарик ближе.
Коснулся пальцем странной серебристой поверхности в том месте, где с деревянными досками уже успел целиком разобраться его топор.
Поверхность была идеально гладкой и в ней отразился его собственный палец.
На ощупь она не была ни холодной, ни тёплой.
Никакой.
- Вот, значит, какая ты, дистракция хронопотоков, - пробормотал Фёдор. Не до конца веря сам себе.
Ему почему-то казалось, что таинственный барьер между временами должен быть чёрным.
Последующие практические изыскания показали, что аналогичная серебристая плёнка - не пробиваемая никакими усилиями - целиком заполняет собой ещё пару случайно выбранных Фёдором окон. Остальные окна он решил не проверять, сочтя эксперимент оконченным.
Он безвольно опустился на полуразвалившийся табурет у пожелтевшей от плесени тумбы, обхватив голову руками.
Что делать?
Взгляд его упал на распахнутую тетрадь, так и оставшуюся лежать на тумбочке.
Может, она что-нибудь подскажет?
Фёдор полистал пожелтевшие от времени страницы. Большая часть их была занята совершенно неинтересными ему схемами и псевдонаучной терминологией, меньшая часть - шпильками по адресу неких неизвестных Фёдору научных оппонентов автора.
Примерно на середине тетради дневник - хотя дневник это был или просто обросшая комментариями документация к изобретению? - обрывался.
Пролистав из педантичности тетрадь до самого конца, Фёдор вздрогнул.
Последняя страница содержала строчки, написанные необычно крупным почерком, отличающимся от почерка ранее увиденных им записей.
Как если бы автор писал на ощупь.
Или в темноте.
«Я допустил ошибку, огромную ошибку, - сообщал неизвестный рассказчик. - Прорвать изохронную мембрану невозможно в принципе, деление хроноквантов необратимо. Небольшая зеленоватая склянка содержит в себе мой путь к спасению, а доски вишнёвого дерева станут ему настилом. Надеюсь, в конечном счёте всё будет хорошо».
В конце стоял странный росчерк, напоминающий не то Чебурашку, не то чью-то физиономию в очках.
По-видимому, личная подпись автора?
В глубокой задумчивости Фёдор почесал подбородок. Зеленоватая склянка? Доски из вишнёвого дерева?
Ему вспомнился шкаф, практически проигнорированный им при первичном осмотре. Сделав несколько шагов по направлению к означенному мебельному раритету, он неуверенно потянул за ручку левой дверцы - о чём почти сразу же пожалел.
Скелет в этом шкафу был отнюдь не крысиным.
Взгляд Фёдора остановился на пустой мутно-зеленоватой склянке, сжимаемой костяными фалангами. Вероятно, в ней был яд - что же ещё? - улетучившийся за года внутриподвального времени.
Он закусил губу, пытаясь совладать с собой.
Ему живёхонько увиделось, как сие могло произойти. Ухватистый предприимчивый дворник, желающий на халяву и наскоро очистить подвал от грызунов, заключающий ради этого сделку с безумным учёным - возможно, по знакомству, ибо кто сейчас верит безумным учёным на слово? Изобретатель, в соответствии с классикой настолько рассеянный, что не догадался предусмотреть в своём приборе включение по таймеру и остался сам внутри подвала во время генерации нескольких десятилетий или веков внутриподвального времени.
Тут Фёдор поймал себя на тавтологии - во время генерации времени? - и расстроенно сплюнул.
- Дворник, понятное дело, не стал поднимать шума, - вновь заговорил вслух он. - Крысы сдохли - и ладно. Но вот что делать мне?
Заново затосковав, он присел снова на табуретку и окинул взглядом прибор.
Его индикаторы мерно светились мягко-зеленоватым светом, благодаря чуть изогнутой форме прибора позволяя рассмотреть некоторые кнопки и без фонарика.
Месяцы.
Годы.
Дни.
Показатель математической степени, неизвестно зачем присутствующая здесь кнопка с обозначением квадратного корня, кнопка с символом процента.
При этом - ни единой кнопки, которая обозначала бы минус, отмену или сброс.
Ни единой.
Сломать прибор, разбить его об стенку? На миг Фёдору так и захотелось сделать, но своё чёрное дело он так или иначе уже совершил.
Быть может, перегрузить прибор или само время, дав ему непосильное задание, которое разорвёт некую условную плёнку поверхностного натяжения и взорвёт чары изнутри? Ему вспомнилось, что он как будто где-то читал - или слышал по телевизору? - о подобном приёме.
Но как?
Почему-то обслюнявив палец, он неуверенно коснулся им кнопки с обозначением математической степени. Переведя позже палец в сторону кнопки, предназначенной для указания количества лет.
«10^100».
Это, если Фёдор не ошибался, десять в сотой степени - число, требующее для своей записи единицу и сотню нулей. Превышающее число атомов в известной части Вселенной, к слову говоря.
Но к чему останавливаться на полумерах?
Рассмеявшись каким-то странным полуистерическим смехом, Фёдор ещё несколько раз коснулся уже использованных только что кнопок.
«10^100^1000000^100000000».
Он бы не остановился и тут, но исчерпалось свободное пространство в окошечках для ввода.
На мгновение он попытался представить, число с каким количеством нулей у него получилось в результате - с шестьюстами миллиардами, что ли? - но цифра эта всё равно оставалась невообразимой.
Немыслимой.
Вытянув палец вперёд, он коснулся им синей кнопки. Коснулся, но не надавил её, - в нём внезапно заговорил Голос Здравого Смысла.
«Постой, не торопись, - панически транслировал в мозг Фёдора он. - Разве не хватит с тебя необратимых поступков? Того, что ты уже натворил предыдущим нажатием кнопки?»
Фёдор застыл на секунду.
Ему вдруг представилось, как он будет сидеть здесь до вечера, и до следующего дня, и до послезавтрашнего. Сидеть в этом давно подгнившем подвале, где нет в наличии ни пищи, ни воды.
И, что самое мерзкое, он не видел выхода из ситуации.
Ни малейшего.
Никакого.
Рассмеявшись в очередной раз странным смехом, в котором уже отчётливо звучали нотки безумия, Фёдор вновь ткнул пальцем в синюю кнопку.
Как и в прошлый раз, внешне не произошло ничего - прибор не запищал и не задымился, столкнувшись с непосильной нагрузкой, серебристая мембрана на окнах не лопнула со звуком гибнущего мыльного пузыря, снаружи не послышались матюки Стаса.
Фёдору же вдруг стало страшно.
До жути.
- Двадцать девять дней, - произнёс он, скрыв целиком лицо за собственными ладонями. - Двадцать девять дней.
В принципе, их ещё оставался шанс пережить. Например, пытаясь выжать последние капли воды из странных водорослей, которыми обросли кое-где стены ведущего в подвал коридора, - или как-нибудь ещё.
Теперь же этого шанса нет.
Он, Фёдор, самолично лишил себя его.
Из соображений гуманизма мы, пожалуй, не будем описывать в деталях события следующего внутриподвального месяца - или, если быть точным, следующей внутриподвальной недели.
Что делал Фёдор, что думал и что пережил - пусть навсегда останется с ним.
Упомянем лишь, что прибор он по ходу дела всё же расколотил - со вполне предсказуемым нулевым эффектом.
Точно так же мы не будем описывать в деталях судьбу самого этого несчастного подвала с течением времени. Архитекторы знают, что бетон со временем рассыпается и даже самые прочные плиты истлевают в крошево. Остальным это, пожалуй, не столь интересно.
Время властно над всем.
Поскольку взаимодействиям внутри замкнутого подвального объёма практически ничто не мешало, очень скоро - меряя историческими шкалами масштабов - температуры всех объектов в нём уравнялись и восторжествовала энтропия. Восторжествовала теоретически - практически время от времени то здесь, то там происходили случайные нарушения равновесия из-за квантовых законов.
Через 10 в 32-ой степени лет - или где-то около того - распался последний протон в ядрах атомов, составлявших некогда стены подвала и тела столь некстати угодивших в него организмов.
Через 10 в 75-ой степени лет схожая судьба постигла частицы, считавшиеся намного более стабильными.
Не все, впрочем.
Некоторые частицы - особенно повезло, по неизвестной нам как нефизикам причине, фотонам - остались прежними. Некоторые - чуть изменились в свойствах. Чего, впрочем, по правилам строгой научной таксономии было бы уже достаточно для именования их иными частицами.
Время - странная вещь.
Если посадить бесконечное количество обезьян за пишущие машинки, то они сравнительно быстро справятся с написанием «Гамлета».
Что будет, если перетасовывать ограниченное количество элементарных частиц на протяжении бесконечного количества времени?
Время от времени в силу случайных всплесков, квантовых флюктуаций, энтропия отступала на миг и из болота термодинамического равновесия возникал неожиданно выкристаллизовавшийся оазис Порядка. Временами их было даже два или три.
Время от времени - приблизительно раз в 10^25 лет - из теплового хаоса случайно возникали такие конфигурации, которые сильно удивили бы человеческого наблюдателя.
Необыкновенные технологические конструкции.
Существа, не помнящие прошлого.
Трёхмерная репродукция «Джоконды» Да Винчи в натуральную величину.
И, разумеется, тысячи тысяч несовершенных или незавершённых версий всего перечисленного.
Бывало временами и так, что частицы когда-то принадлежащего подвалу объёма - ещё до распада протонов - случайно конфигурировались в функциональное подобие изобретённого профессором прибора. Иногда он даже самопроизвольно срабатывал, этим самым увеличивая и без того безмерную бездну времени, которое должно было внутри объёма протечь.
Так происходило до тех пор, пока хронокванты, на расщеплении коих была основана антинаучная идея профессора, не достигли естественного предела делимости.
Пространство замкнутого объёма эволюционировало по своим собственным законам.
Частично - известным нам.
Частично - нет.
Через 10х29^271 лет постарело и начало дробиться на составляющие само пространство - что, в общем-то, неудивительно, учитывая его связь со временем и уже известную нам способность последнего к расщеплению. Элементарные частицы, эти базисные состояния первичных ячеек пространства, стали более мелкими. Световой порог снизился, число взаимодействий в замкнутом объёме многократно возросло.
Временами термодинамический хаос в процессе случайных квантовых флюктуаций рождал из себя островки порядка, которые сложностью своей и числом взаимодействий можно было бы уподобить галактикам и звёздным системам - хотя функционировали они по совершенно незнакомым нам законам и совершенно не были похожи на привычные нам галактики и звёздные системы.
Временами из многократно раздробленных и давно утерявших свои изначальные свойства частиц рождалось нечто наподобие разума, принимавшего различные формы и предпринимающего робкие попытки взглянуть на мир.
Временами, хотя и довольно редко, происходили травматичные столкновения между различными формами этого разума, которые можно уподобить звёздным войнам.
Случилось однажды так, что в замкнутом объёме этой миниатюрной вселенной восторжествовала одна формация разума, которая сумела подчинить себе всё внутриподвальное мироздание и изучить его принципы. Однако натолкнулась на непреодолимую границу в виде изохронной мембраны и через некоторое время погибла, не в силах совладать с очередным торжеством энтропии.
А время шло.
Случалось и так, что трансформация пространственных законов по неизвестным причинам брала крен в противоположную сторону - и миллионы лет, миллиарды миллиардов лет в центре когда-то подвального объёма пульсировала одна-единственная частица, вобравшая в себя всю энергию оного. Но и это положение, подобно любому другому положению, не могло длиться вечно.
Время шло.
- Слушай, ты собираешься назад или нет? - выкрикнул в очередной раз Стас. - У меня скоро горло охрипнет орать. Ведь ты там всё наладил?
Он попытался дёрнуть за ручку двери, чтобы открыть её и сделать несколько шагов вниз по лестнице за Фёдором, но ручка даже не шевельнулась.
Боковым зрением Стас вдруг заметил нечто странное.
Откуда-то как раз из-под дверной ручки - осознав это, он испуганно отдёрнул руку, - вытекала струйка чего-то туманно-алого. По поведению смахивающего на дым, по прозрачности - скорее на жидкость.
Струйка эта удивительно быстро, вопреки всем законам аэродинамики, стекла завитками вниз и стала клубиться там.
Стас неуверенно переступил с ноги на ногу, наблюдая за происходящим.
Набирая объём, кружащееся облачко розоватого киселя постепенно разрослось габаритами до человеческой фигуры. И, едва Стас подумал об этом, как ему стало ясным, что формой своей оно и впрямь теперь смахивает на человеческую фигуру - вот уже вроде бы просматриваются сверху уши, рот и нос.
Внутри желеобразно-малиновой скульптуры стремительными чёткими росчерками прорисовались алые узоры кровеносной системы и белый костяк скелета.
Следом за этим внешний абрис фигуры приобрёл текстуру одежды, стремительно наполнившуюся цветом, после чего наблюдать за внутренними её метаморфозами стало уже невозможным.
Стас моргнул.
- Ф... Федя?..
- Удивлён, да?
Фёдор усмехнулся, меж делом охлопывая себя со всех сторон со слегка озабоченным видом - будто сам не до конца веря в своё существование.
- Я и сам несколько удивлён, надо признать. Тем, как - и, главное, зачем? - они это сделали.
- Они?..
На Стаса было жалко смотреть.
- Им для этого пришлось, представь, проанализировать на квантовом уровне всякие отпечатки моего присутствия снаружи подвала, на лестничной клетке и на внешних ступенях подъезда. После этого ещё и внеся в реконструкцию некоторые правки, чтобы привести в порядок мою слегка съехавшую за последние дни крышу и чтобы я кое-что понимал по воскресении. Ну разве не круто?
- Наверное, - вынужденно согласился Стас.
Он уже, впрочем, начинал понимать, что Фёдор сейчас по большому счёту просто рефлексирует вслух, разговоривает сам с собой. Пока он не успокоится, полноценных объяснений от него не дождаться.
- Нет, ну в принципе понятно. Добрая воля, отсутствие необходимости ссориться, а также моё косвенное участие в возникновении их мира, но всё же - зачем? Хотя мы бы тоже не причиняли вреда микробам, если бы не было нужды. Возможно, даже помогли бы кое-чем.
Тут, прерывая малопонятную ахинею Фёдора, из замочного отверстия под дверной ручкой выползла ещё одна струйка густого алого дыма.
Фёдор прикусил губу, наблюдая за этим.
- Чувствую, скоро к нашей компании присоединится некто бородатый и в очках.
Почти у самого пола струйка вильнула, раздваиваясь. Один её усик стал знакомо клубиться, постепенно вырастая в человекоподобную фигуру, а другой - потянулся в сторону лежащих неподалёку телефонных проводов.
- Федя, что ты натворил? - Стас почти физически ощутил, как спина его холодеет.
Фёдор вздохнул.
- Долго объяснять.
Не глядя, он протянул руку:
- Есть закурить? - Пальцы его сжались вокруг протянутой сигареты. - Спасибо.
Он флегматично чиркнул колёсиком зажигалки.
- Во-первых, - проговорил он, любуясь колышущимся язычком пламени, - начнём с того, что мир наш теперь никогда не будет прежним...