Чекистский мониторинг: что беспокоило харьковчан в конце 1920-го
Путешествия в прошлое по маршруту «минус сто» - обычное дело для исторической публицистики. Но необычным был год, в который мы сегодня нырнем: 1920-й стал первым в истории Харькова от начала и до конца советским. Поэтому показалось интересным выяснить, чем жили тогда харьковцы. О чем думали и на что надеялись на пороге новой эры. Ведь должны радоваться, если верить советским учебникам.
Ведь именно на финал 1920 года пришлось знаменательное событие: кончилась гражданская война. Проклятых эксплуататоров прогнали, и рабочие вместе с беднейшим крестьянством приступили к мирному строительству.
На первый взгляд, все верно. 16 ноября 1920 года красные освободили от белых Крым, а пять дней спустя вышли на территорию Польши армия и правительство УНР. Советская власть избавилась от злейших врагов.
Главное событие 1920 года харьковчан не слишком взволновало
Но вот беда: харьковский суд еще и в марте 1921 года отправлял несчастных за колючую проволоку с формулировкой «до окончания гражданской войны». Те, ради кого она якобы велась, тоже не заметили «окончания»:
«На настроении рабочих г. Харькова совершенно не отразился разгром Врангеля и Петлюры. Вместо радостного подъема, желания взяться за борьбу с разрухой, повышение производительности заводов, среди рабочих чувствуется полнейшая апатия».
И это не клевета «буржуазных фальсификаторов» - отчет губернской ЧК, которая отслеживала общественные настроения лучше любых социологов. Потому что имела в своих руках уникальный инструмент - разветвленную сеть стукачей.
Многочисленные доносы тщательно прорабатывалась и каждые две недели подавались губкому партии в виде информационного сведения. Поэтому о столетней давности мыслях и надеждах можем говорить даже с большей уверенностью, чем о современных.
Чекисты уже тогда заметили тесную связь между общественными настроениями и текущей экономической ситуацией. А была она - хуже некуда. Промышленные предприятия или стояли, или же работали рывками - не хватало топлива. Рабочая пайка составляла 3/4 фунта хлеба в день. То есть, 300 гр.
Рабочие харьковского паровозостроительного летом 1918-го, во времена гетманата. Вид вполне приличный. Но хотелось большего
«Гегемон революции» встретил ее третью годовщину раздетым, босым и голодным. Поэтому тянул с работы все, что попадало под руку. На «Гельферих-Саде» и паровозостроительном воровали металл и инструменты, на бойне - мясо, на мельницах - муку. Со складов губернского совета народного хозяйства «целыми бочками улетучивался спирт».
Странным приключением отличился «флагман революции» - завод Всемирной электрической компании (настоящее ХЭМЗ), который в 1917-м дал Харькову надежные красногвардейские отряды. Там не просто опустошили склады, но и украли замки от складских дверей.
Оказывается, незадолго до того преимущественно латышский коллектив завода разбавили тремя сотнями россиян, набранных в центральных губерниях. И чекистские аналитики связывали неприятный инцидент именно с этим обстоятельством.
Едва ли не худший вид «братской помощи русского народа» - солдаты войск внутренней службы. Харьков, конец 1920-го.
И даже наглым захожим было далеко до харьковчан, которые работали в потребительском обществе. Вот отчет за вторую половину декабря: «похищено 5639 аршин мануфактуры, 172 пары галош, 126 пар заготовок, 45 пудов мыла, 45 пудов сахара, 13 935 коробок спичек, 3 ½ пуда табака, 136 серебряных ложек и много другого мелкого товара».
Воровали тогда все, кто мог. Потому что на грани выживания оказалось подавляющее большинство жителей города. Но прямой зависимости между уровнем жизни и отношением к советской власти не наблюдалось.
Чекистов чрезвычайно изумили работники «Главпродукта»: «Сыты, одеты и контрреволюционно настроены». А на Харьковском паровозостроительном (теперь - завод им. Малышева) по состоянию на 31 декабря 1920 года все было наоборот: голодные рабочие «настроены вполне благоприятно».
Пояснение парадоксу нашлось в двух предыдущих информационных сводках - за 30 ноября и 15 декабря: в течение двух недель завод бастовал. Под анархистскими лозунгами! Арестами и увольнениями забастовку подавили, но и поставки улучшили. Ведь оборонное предприятие, как ни крути! Поэтому и настроение улучшилось, так что одни пролетарии удовлетворились подачками, а другие прикусили языки.
Рабочий Дмитрий Веремий, один из инициаторов забастовки на ХПЗ
Зато на заводе Мельгозе, наоборот, очень уж громко возмущались. Потому что тамошние рабочие «сравнили обеды в своих столовых с обедами в столовых ЦК и Совнаркома». И почему-то не заметили обещанного большевиками равенства.
Но если на Мельгозе обошлись разговорами, то в Харьковском потребительском обществе такое же сравнение привело к однодневной забастовкп. 29 декабря, во время выдачи пайков, кто-то досмотрел, сколько получили еды «ответственные работники». И понеслось!
Неожиданные беспорядки быстро усмирили «методом пряника» - подбросили хлебца и рядовым сотрудникам. Ведь общество поставляло продукты столовым крупнейших харьковских заводов и учреждений, и продолжение забастовки грозило «эффектом домино». В то, что кто-то будет работать голодным в надежде на «светлое будущее», власть не верила.
Заседание президиума Харьковского губисполкома в 1920 году
И не случайно: ярко выраженной симпатии к большевикам чекистская агентура не увидела на одном из предприятий города! Ее не нашли даже в руководящих учреждениях республиканского уровня. Хотя горячих сторонников других политических взглядов было достаточно.
Центральный телеграф и земельный отдел губисполкома откровенно симпатизировали махновцам. Как и упомянутое выше потребительское общество. А Всеукраинскому кооперативному союзу чекисты написали такую характеристику, что в современной Украине может считаться едва ли не орденом!
Цитируем: «В этом учреждении скопилась вся петлюровщина. Партийные силы незначительные, и политическую работу среди состава, пропитанного шовинизмом, проводить очень трудно. Сотрудники данного учреждения замкнулись в узком кругу национального вопроса и дальше этого не идут. Национализм и шовинизм развиты чрезвычайно».
А как они могли не развиться? Из тех самых информационных сводок следует, что «партийные силы» Харькова были не только «незначительными», но и чужими для нашего города.
Реклама «петлюровской» конторы 1922 года. Интересно, что с ее политической характеристикой чекисты не ошиблись
Вот яркий пример: «Политическая жизнь среди милиционеров окончательно замирает. Партийные силы, на которых держалась вся работа ячеек, за последнее время стали распыляться. Большинство из них состояло из великороссов, которые отзываются обратно в Россию. Ячейки рушатся…».
Там хоть «рушились», а в некоторых важных учреждениях ячеек вообще не было. Из-за отсутствия или малого количества коммунистов.
Полное равнодушие к «передовым идеям» наблюдалось в губернском отделе народного образования: «Состав сотрудников Губнаробраза почти целиком беспартийный. К строительству Советской власти относятся безразлично. Политическая жизнь среди педагогического персонала замерла и наблюдается оживление только вокруг продовольственного вопроса». Чекісти непокоїлися: «Такое отношение педагогов к политической жизни отражается на воспитании молодого поколения»!
Еще интереснее ситуация сложилась в отделе здравоохранения губисполкома. Партячейка, пусть пассивная и немногочисленная, там существовала. И состояла от преимущественно из административных работников: «Среди медицинского персонала коммунисты почти отсутствуют». Один из крупнейших отрядов харьковской интеллигенции откровенно брезговал большевизмом!
В Харькове 1920-го врачей в шутку называли «белыми». И в этой шутке была доля правды
Почему, можно понять из информации о случае, который произошел в 3-й советской больнице. Весело получилось: «Военком на общем собрании сотрудников призывал записываться в партию, объясняя, что записавшиеся в таковую будут сыты, одеты и обуты, как все коммунисты». После этой «агитации» на заседание ячейки из пятнадцати его членов появились только трое - секретарь, завхоз и экономка.
Не только отношение к советской власти и партии, но и общее настроение жителей города не отличался чрезмерным оптимизмом. И самым мрачным оно было у тех, кто имел непосредственное отношение к важнейшим ресурсам.
Наркомат продовольствия: «настроение неудовлетворительное». Городская бойня: «настроение рабочих подавленное». И даже в таком веселом месте, как первый государственный винный склад, у рабочих наблюдалось «неважное настроение».
Через двадцать лет после «Октября» на ХПЗ встретились старые друзья. Кто-то стал «ответственным работником», а у кого-то «неважное настроение», что видно издалека
Да рекордной по количеству упоминаний в отчетах была такая интересная оценка как «настроение удовлетворительное». Причем имелся ряд градаций: «вполне удовлетворительное», «сравнительно удовлетворительное», «приблизительно удовлетворительное».
Трудно сказать с уверенностью, чем конкретно они отличались. Есть основания предположить, что речь шла о разных уровнях равнодушия, что власть в то время более или менее устраивало. В любом случае, это было лучше, чем «настороженное», «отрицательное» или «скрыто враждебное настроение».
Как с таким набором чувств можно было построить «светлое будущее» - вопрос к тем, кто его обещал.
-
Эдуард Зуб, историк, сотрудник УИНП; опубликовано в издании Медіапорт