Сплит
Арсений шёл в густой тени захудалой окраины. И в зарослях кустарника темнели срубы домов, как в безымянном море остовы затонувших кораблей. Пахло нагретой землёй, грибами и какой то падалью. Здесь обязательно должен быть вход в преисподнюю, среди этих огородов, крапивы и черных надгробий. Где то есть провал под землю, а иначе зачем вся эта заброшенность и пустота. Вечерело. На этой улице нет газовых фонарей. С заходом солнца, прохожие почти не встречаются, кому захочется бродить здесь в полной темноте. Разбитая мостовая, каменные наполовину дома. Сумрак скрадывает убогость пейзажа и облика людей. Подъезд, запахи плесени и кислой капусты. Как слепец, он находит дверь и заходит в квартиру. Зажигает свечу и не раздеваясь, опускается в кресло за пределами круга света. Будто охотник в засаде, где огонёк приманка для неведомых существ. Слуга оставил воду и вот он смывает кровь со своих рук, свинцовую в отблесках огня. В воде неясно колышется отражение без лица, напоминанием о том роковом часе, когда потерял его. 26 августа. Жаркий, солнечный день смерти и дыма. Он шел в едином строю эскадрона, влекомый судьбой. В одном сером доломане без кивера, который оставил на Багратионовых флешах. Далеко внизу, навстречу, разворачивался строй Французских кирасир. Их латы и шлемы сверкали в дыму, как чешуя дракона. Пот струился по пояснице, хотелось есть и сойтись, наконец, в рубке. Было одновременно ощущение бесконечности битвы и предчувствие конца. О Беллуна, подхвати меня крыльями безумия, опали своим огнём, чтобы я не чувствовал страха и боли. Прошелестели сабли, вынимаемые из ножен, строй качнулся вперёд и перешёл с рыси в галоп. Лица вокруг были искажены в яростном крике. Не думать. Просто орать в едином порыве за минуту до смерти. Ты летишь, словно с обрыва вниз, на стену вражеской железной конницы и у тебя так мало времени. А в Петербурге она сидит за пустым дневным разговором, затем пойдет обедать и ещё вечером станет принимать гостей. В то мгновение, когда ты превращаешься в ничто, кусок мяса, она продолжает жить дальше. Ее чудесное лицо, с выражением обыденной задумчивости, стояло у него перед глазами, когда произошла сшибка с неприятелем. Никакого искусства боя, ты просто рубишь и летит кровь, зубы и куски черепов, расколотых напополам и нет времени снять с зазубренного лезвия лоскуты кожи и волосы, прилипшие с кровью. Ты можешь отразить клинок перед собой и получить другой сбоку, сам ты убиваешь врага, где успеваешь заметить и рубишь лошадей, ибо нет времени сообразить, что делать. Короткий замах и сабля расслабленно летит по сверкающей дуге, словно это сама коса смерти, все равно куда, в кирасу, чьё то искаженное яростью лицо или в пустоту. Он скакал, как безумный, кричал и рубил в упоении, не зная усталости. Они опрокинули чудовищных кирасир и уже разметали их строй, когда он получил удар. Будто колокол разорвало пушечным ядром у него в голове, чей то палаш разрубил ему лоб и соскользнув вниз, сорвал кожу с лица обнажив сжатые зубы. В ответ он попал своему врагу поперёк горла и того, как будто, вырвало кровью. Арсений ничего не видел из -за рваной раны на лбу, но продолжал рубить. Затем почувствовал, что летит куда то, очевидно, раненая лошадь выкинула его из седла. Удар о землю и запах травы. Вытер рукавом лицо и будто во сне, увидел рослого рыжего всадника на пегой лошади, устремившегося к нему, как к единственной верной цели посреди всеобщего хаоса. Достал из седельной сумки упавшего коня пистолет, спокойно выстрелил врагу в лицо. Успел заметить, что выбил ему глаз и снёс затылок, облако розовой пыли взметнулось в небо. Огляделся, раздирая слипшиеся веки. Вокруг в траве молча лежали мертвые, хрипели и стонали раненые, особенно один юный француз, похожий на девушку чувственными губами и тонкими чертами лица, он добил его, разбив голову рукоятью пистолета. Стало немного тише. Впереди грохотала схватка, кричали ещё живые люди и лошади. Сражаться он, кажется, уже вряд ли способен, думать и действовать, тоже. Элемент гигантской машины смерти выброшенный на обочину за ненадобностью. Надо было чем то заняться, чтобы преодолеть тошноту и головокружение. Он лёг на спину и стал смотреть в небо. Как всегда в России серое и низкое из за дымки стирающей перспективу. Было ужасно больно и он с трудом удерживался на краю сознания, но так его и не потерял. Только отстранился от себя, и стал как будто чужой. Битва ушла далеко, а помощь так и не пришла и в конце он сам пошёл искать живых и лучше бы он остался мертвым ибо возвращение было мучительным. Потом, он был на этом поле в ноябре, когда трупы ещё не убрали. Уже увяла трава и было морозно, запах разложения был не так силён. Сгнившие, обглоданные волками и воронами тысячи тел, земля пропитанная чёрной кровью, мочой и гарью. Разбитые пушки, остатки разноцветных мундиров, вокруг -печальное запустение. Теперь это его жизнь. Незыблемая реальность. Застывшая и неизменная. Он сидит в темноте и смывает чужую кровь. Она, тринадцать лет назад стояла в церкви, давала роковые клятвы и судьба решалась в одно мгновение, а он, где был тогда? В блистательном Париже упоенный славой, где ни одна девица не могла отказать ему, русскому офицеру с таким изуродованным лицом. Он был более успешен, в делах любви, чем многие красавцы. Отказать ему было все равно, что отказать Аиду, богу смерти. Ты можешь испытывать ужас и отвращение, глядя на него со стороны, но хватит ли у тебя решимости отвергнуть его любовные притязания, если он из преисподни обратил на тебя свой холодный взор? Вот и эти девушки, видя его рот, навечно искаженный дьявольской усмешкой и встречая взгляд железных серых глаз быстро сдавались и он распалялся от страсти, которая не могла, однако, растопить его заледеневшее сердце. Кончился Париж, его высокое небо и красотки остались на Гентском бульваре, он теперь один в безрадостной России. И проклятая реальность застыла, как это страшная деспотическая страна, которую не разрушить и не подвинуть, потому что сейчас 1827, войны, восстания позади и безвременья нынешнего на его век хватит до самого конца. Не входя в круг света, он подошёл к окну и отворил его. Сгустками тьмы угадывались дома на противоположной стороне улицы. Там, где край неба ещё был светлым, вырисовывались купола и колокольни церквей. Тишина. Не хотелось спать и сидеть на месте тоже. Быть уязвимым, лежать в темноте, в одиночестве. В темноте, которая обволакивает тебя, как вязкое болото. В такую ночь нужно приходить домой жутко усталым и валиться в беспамятстве на кровать или делить её с кем то. Одиночество в ночи, оно сжимает твоё воображение тугой чёрной повязкой так, что трудно дышать. Давай представь себе: вот у тебя много денег и ты увозишь её в Париж и она весела и безмятежна. Так уже не случится. Она будет в Петербурге рожать чужих детей, пока не умрет от родильной горячки, а ты с нынешней должности коллежского асессора может выслужишься в коллежского советника, если конечно не попадёшь на каторгу. Потому, что в этом мире нужно иметь страсть. Пить вино или играть. Любить женщин. Что бы животное в тебе хотело жить. Ждало нового дня. Или ночи. На лестнице послышалось осторожное шарканье тихих ног. Он достал пистолет и взвёл курок. Негромкий стук в дверь.
- Арсений Петрович... Взял свечу и пошёл открывать. На пороге околоточный со смешным именем Христофор. Арсений Петрович, убийство.
- Девица? Так точно,с. Это было третье убийство девушки в этом губернском городе. Он, чиновник 2 экспедиции 3 отделения собственной его императорского величества канцелярии, откомандирован был сюда после первого. Обычно во Власьевске граждане лишали друг друга жизни редко, в основном по семейным обстоятельствам. Сейчас же- дело другое. Преступления дерзкие и страшные. В столице опасаются, не вызвало бы это каких либо волнений в народе. Оделся, погасил свечу, долго сидел закрыв глаза, привыкая к темноте. Вышел вон. На улице смутно виднелся экипаж. Было уже прохладно. Ехать оказалось недалёко. Как просто найти укромное место даже в самом центре города! Всего лишь в ста саженях от Александровского бульвара, если следовать вдоль набережной, под обрыв в густые, буйные заросли орешника. Вот и она. Прекрасное тело, бледность уже отливающая синевой. Солдаты, державшие огонь, суеверно отворачивались, без головы Венера прекрасна лишь в античном мраморе. На тело убитой, с безобразно кровавым срезом сосудов и костей позвоночника на пустой шее, смотреть тяжело. Доктор Ракитин, единственный образованный и здравомыслящий человек.
- Скажите, насилие было?
- Вероятно, да.
- Отчего померла?
- Как и раньше, на теле никаких следов, может отсечение головы и есть причина смерти? Третье убийство, никто ничего не видел и не слышал, никаких следов и оброненных вещей. Исчезнувшие головы, родственники недовольны. В принципе, его дело- надзирать за следствием, все шло правильно, но результата не было. Тело завернули в простыню и на телеге, в сопровождении доктора, отправили в морг при уездной больнице. Он вернулся домой. Было около двух ночи. Зажег свечу, она поплыла во тьме, выхватывая осколки предметов. Главное, добраться до кровати, не стоит боятся призраков, нужно боятся людей. Вокруг была мертвая тишина, только вдали лаяли собаки. Ему на самом краю зрения, показалось что-то новое в обстановке комнаты, он поднес свечу к столу и его обдало холодом с головы до ног. На блюде из Муранского стекла лежала голова девушки и смотрела на него в упор мутными глазами из под приоткрытых век. Тёмные волосы прилипли к губам, словно в порыве страсти. Прямо сейчас, он мог получить клинок под лопатку или пулю в лоб, убийца вполне мог ожидать его в темноте. Поднял свечу повыше и медленно обошёл комнаты, как в бою ни о чем не думая и приготовившись к смерти. Пламя выхватывало неровные силуэты мебели, искаженные тенями. Никого. Вернулся. Голова была на месте и казалось, сейчас заговорит могильным голосом. Он улыбнулся этой мысли неожиданно для себя. Рядом с головой заметил лист бумаги: стихи, Баратынский, кажется, поэт:
Не убеждай меня в любви,
Покуда сердце не остыло,
Не говори о том, что мило,
Еще огонь кипит в крови.
Не отпускай меня одну,
Терпеть обыденные речи
Терять впустую этот вечер
Сидеть и слушать тишину.
В ночи унылой и глухой,
Ласкать саму себя напрасно,
И в наваждении опасном,
Стонать в постели ледяной.
В пустую тратить жар ланит
И нежность трепетного лона,
Оно со страстью незнакомо,
В нем без тебя огонь горит.
Сними печать с моей груди,
Используй трепетное тело,
Войди в меня остервенело,
Без слов об истинной любви.
Я не хочу, чтоб образ твой,
Неумолимой силой рока,
Исчез из памяти до срока,
Внутри остался пустотой.
Но если ты готов забыть,
Тебе, подаренную душу
И бездну наглухо закрыть,
Все обещания нарушить.
Уйди и выпусти на свет,
Того, другого человека,
Он за тебя найдёт ответ
Не трус и вовсе не калека.
Он мне не скажет о любви
Сорвет немедленно, одежду,
Умоет плоть в моей крови,
Тогда я стану безмятежна.
Написано от руки, скорее всего убийцей. Образованный человек, таких в городе немного. Да ещё способный резать правильно человеческую плоть. Аккуратно по сочленениям позвонков. Скорее всего военный, дворянин. Или доктор. Он медленно и аккуратно поднял голову за волосы, завернул в скатерть и вышел из дому. Стояла уже глубокая ночь, в просвете облаков появилась луна, её призрачное сияние обнажило укрытый тьмой город и помогло Арсению быстрее найти дорогу. Под ногами скрипел песок, вот и кованная ограда вокруг запущенного сада. Он тихонечко пробрался к небольшому дому посреди густого хаоса деревьев, его окна блестели черными стёклами. Тихо приоткрыл дверь и прошёл мимо спящего караульного. Вошёл в круглый зал, похожий на нечто церковное, древнее, с одним только железным столом по середине. Там смутно белела простыня, а под ней лежало тело. Откинул край и аккуратно приложил голову к обрубку шеи на подставке. Тихо вышел. Стараясь не бежать, вернулся домой и лёг спать.
- Арсений Петрович, как вы думаете, зачем убийца вернул голову? Они стояли с доктором в выбеленной дневным светом прозекторской и смотрели в лицо убиенной девицы. Иван Поликарпович уже привёл её в порядок, провалившиеся веки и губы были плотно сжаты.
- Может он хотел показать себе, что все его действия самообман? В преступнике всегда есть борьба, попытка объясниться с самим собой. Возможно он испытывает сильные чувства к некоей особе, но не может её добиться. Эти девушки утоляют его страсть, но их лица ему мешают. Представьте себе такую любовь, что не даёт и думать о других, как наваждение, но он мужчина, ему страшно оставлять неудовлетворенным своё естество. Нужно подкармливать зверя. Вернув голову, он как бы говорит себе, что это все пустое.
- А может, он просто пытается скрыть какую то свою порочную связь с девушками? И прячет головы, чтобы мы не могли их опознать. Вы думаете, что эти девушки ему незнакомы? Арсений с усмешкой посмотрел на редкую бороду доктора с налипшими крошками раннего завтрака.
- Установить, кто они легко и без головы, редко кто пропадает в этих местах. Проще было бы спрятать все тело. Мы проверили круг их знакомств, там нет совпадений, нет одних и тех же людей. Убийца не мог знать их всех.
- А если он знал только одну, а остальных убил для отвода глаз?
- Слишком сложно, жизнь это не роман. Поверьте, и одного человека убить нелегко. Чтобы снова решиться на такое, нужно быть одержимым, а не расчетливым. Они вышли на улицу, сквозь ярко зеленую листву проглядывалось выцветшее небо, было свежо.
- Вы думаете, он снова убьет? Арсений посмотрел в водянисто голубые глаза доктора, окружённые сеточкой морщин. Доктор Ракитин был уже не молод и пахло от него табаком и гнилыми зубами. Ничего ему не ответил, лишь сухо попрощался, сел в экипаж и выехал в город, до которого от больницы было каких то полверсты. В дороге он задремал, сказывалась усталость последних дней, да и смотреть все равно было не на что. Бурьян по обочинам, огороды и покосившиеся серые избы. В городе они наряднее, кое где в свежей краске. Началась брусчатка под слоем пыли. Вот и дом Алтуфьевых. Двухэтажный богатый особняк, целиком из камня. Он обещал Лизе заехать. Странная девушка, тонкая, с хорошей фигурой, очень живая и непосредственная. Не в его вкусе, но кто его спрашивает о вкусах с таким лицом. Их общение было похоже на подобие дружбы. "Красавица и чудовище", звали их за глаза.
- Арсений Петрович, как я рада вас видеть! Говорят, снова произошло ужасное убийство и вы расследуете?
- Да.
- Бедные девушки.
- Вы думаете?
- А разве нет? Это так ужасно.
- Может он убивает их быстро и они даже не успевают понять, что произошло? Это лучше, чем умереть от какой нибудь мучительной болезни, против которой нынешняя медицина бессильна.
- Ой, а вдруг это доктор? И он так избавляет их от грядущих страданий? Говорят, Иван Поликарпович Ракитин часто не ночует дома, он ведь может не только в больницу ходить. Что если за ним проследить?
- Здешние полицейские не очень искусны в слежке.
- Я бы могла, Арсений Петрович, с вами. Давайте его поймаем!
- Ох, Лиза, а вдруг родители узнают, что вы не дома посреди ночи, да ещё с мужчиной?
- С сыщиком мужчиной.
- Ну хорошо.
- Это же приключение, ночь улица маньяк.
- Если иногда, то наверное. Она смотрела ему прямо в глаза в каком то волнительном ликовании и он не мог оторваться от этого взгляда карих глаз, опьяняясь от него все сильнее с каждым мгновением. И ещё этот влажный блеск приоткрытых губ и нежный изгиб шеи с темным завитком. - Я заеду за вами и стану у Стены... День подходил к концу, солнце ещё ярко светило, но он знал, что это ненадолго. Постепенно краски обесцвечивались, уходила суета, стихал ветер и наступал оцепенелый вечер. Люди садились ужинать, из открытых окон доносился звон посуды и веселый смех. В самом центре города загорались редкие фонари, тусклыми жёлтыми островами в подступающих сумерках. За крепостным рвом неумолчно звенели цикады. Арсений поужинал в трактире, вышел на площадь, пахнущую лошадиной мочой, растолкал кучера. У дома Лизы он тихонько свистнул, тут же на каменном заборе появилась Тень и скользнула в его объятья. Он почувствовал, как она дрожит, и ещё её запах, совсем юный и свежий. Отступил в смущении.
- Поехали,- шепнула она. Скоро они добрались до больницы. Отпустили экипаж.
- Морг в яблоневом саду, это так...
- Страшно?
- Да и ещё таинственно. Они прокрались ко входу. Часовой снова спал. Лиза шла ожидая, что караульный вот сию секунду откроет глаза. Но все обошлось благополучно. Вот и зал под лунным светом, на этот раз, пустой. Лиза подошла к железному столу и провела пальцами по его краю.
- Зачем здесь эти канавки?
- По ним стекает кровь. Его голос был чужим и хриплым.
- Арсений Петрович?
- Нет его. Иногда так случается. Наступает момент, когда мой бедный друг становится перед неразрешимой задачей и тогда я прихожу его подменить. Ты, девочка, попала в неприятную ситуацию. Одна, с незнакомым мужчиной в морге. Эта та романтика, которую ты хотела?
- Нет, ответила она чуть слышно. Кто ты?
- Помнишь, как назвал себя Уллис в пещере Полифема?
- Да. Он знает о тебе?
- Нет, но я оставляю для него намёки. Глаза демона в теле Арсения, кровожадно блестели, ее -стали совсем темными, как ночь и ему это нравилось.
- Ты меня убьёшь?
- Посмотрим, я ещё не решил. Действие нашей пьесы разворачивается прямо сейчас, мы подошли к кульминации, но какова будет развязка? Прошелестел извлекаемый под лунный свет клинок, Демон обходил её кругом, его голос завораживал: представь, мы авторы и актёры этой пьесы, играем набело сюжет, что возникает из великого ничто прямо сейчас, тебе интересно?
- Да,- ответила она чуть слышно мягко ускользая от него, но не так чтобы вызвать в нем ярость. Он быстро придвинулся к ней, приставил лезвие к горлу, затем резко провёл им вниз, до самого цементного пола. Её одежда распалась, он даже не оцарапал кожу. Лиза любила танцевать, тело её было прекрасно и отливало серебром. Узкая спина, точеные изгибы бёдер, округлая, упругая грудь с бледными впалыми сосками, африканские тугие черные завитки, туманящие лоно. Вся она была, как из под резца Поликлета, о Греческие боги! Но демон смотрел только в ее лицо и они продолжили мягкое движение, кружась в неведомом танце без музыки, пропадая в глазах друг друга, как в бездне. Наконец они сошлись у стола вновь:
- Ложись, она послушно залезла на ледяную поверхность и положила голову на подставку.
- Она была здесь вчера? Он не отвечал, стоял у неё в ногах и смотрел, как из под густых волос на лобке проклевываются половые губы. Где то на границе обоняния чувствовал острый аромат плоти, смешанный с запахом формалина и гнили откуда то из подвала. Снял сюртук, штаны, и легко запрыгнул на стол. Она смотрела на его сухое, покрытое сабельными шрамами тело и ужас смешивался внутри неё с возбуждением. Никто легко повёл лезвием кубачинского кинжала вдоль своего правого предплечья, обходя сосуды и нервы. Раскрылся глубокий порез и кровь хлынула в его ладонь, капая с кончиков пальцев на стол, отдаваясь в тишине глухим звуком. Затем он обмазал себя своей кровью положил кинжал рядом с головой Лизы, развёл её ноги в стороны и лёг прямо посередине, она ощутила жар что исходил от демона. Протянула руку, обхватила его окровавленную плоть и направила в себя. Он вошёл в неё сразу и глубоко ухватив крепко за шею и Лиза глухо, по животному, застонала, выгибаясь и кровь их смешалась.
- Слезь с неё мерзавец! Никто медленно повернулся, у входа в подвал стоял доктор. В руках он держал пистолет. Вышел из девушки, а она так и осталась лежать бесстыдно раздвинув ноги, только повернула голову в сторону доктора. Одевайтесь, Лизавета Григорьевна. Ай да Арсений Петрович! Каков злодей. Значит вы мне рассказывали про себя, признавались, а я и не понял.
- Да, ты не понял. И все, что тебе говорил мой родственничек- чушь собачья. Я убиваю оттого, что это моя страсть, моя игра, лекарство от всей этой невыносимой жизни. Ту голову я принёс ему для интереса, представь себе: ночь, пустой дом и мертвая голова. Поневоле не будет скучно, демон хрипло рассмеялся.
- Он не Арсентий,- послышался тонкий голосок Лизы. Это Никто, как у Гомера Уллис в пещере. Она, наконец села и положила подбородок себе на колено. Ее разорванная роза ещё пульсировала и истекала живой алой кровью.
- Что вы имеете в виду?
- Арсений о нем не знает.
- Раздвоение личности? Никогда с таким не сталкивался, только читал. Так значит он болен... Никто медленно обходил доктора по кругу, тот следовал за ним и в какой то момент, повернулся к Лизе спиной.
- Эй, Никто! Вдруг окрепшим голосом, задорно крикнула она. Почему ты появился сейчас? Что за неразрешимая задача тебя вызвала?
- Ты,- прорычал демон. Лиза вдруг улыбнулась, как безумная и беззвучно соскользнула на пол. Если бы Иван Поликарпович видел эту улыбку... Из груди доктора вдруг выросло острие кинжала, нестерпимо яркое при свете луны в этом обесцвеченном мире. Он удивлённо посмотрел на него, вскрикнул и рухнул на пол как куль с мукой. В зал вбежал часовой, застыл на мгновение при виде странной картины: окровавленная, обнаженная девица с кинжалом в руке, на полу доктор, плывущий в чёрной луже и голый урод сыщик. Выглядело так, будто девушка всему виной, солдат направил на неё винтовку. Никто ударил его кулаком так, что челюсть сломалась с жутким хрустом, часовой отлетел в сторону, обронив своё оружие. Затем демон вернулся к Лизе, нежно обнял её тонкий стан и поцеловал в шею. Она вдруг запрыгнула ему на бёдра, сама повалила его на стол и мягко впустила в себя снова.
- Мы не закончили, прошептала Лиза переходя на стон. Когда они содрогались в последних, сладких судорогах, караульный начал приходить в сознание. Никто аккуратно поднялся вместе с ней, не выпускающей его из объятий взял пистолет доктора и выстрелил караульному в затылок. Нижнюю челюсть вырвало наружу, скрывая следы удара. Теперь не нужно было объяснять ссадины на руке.
- Так почему я не разрешимая задача?
- Потому, что человек глуп и ему кажется он все изведал в своей жизни и погас огонь, но это не так. Он горит всегда. Все изменилось, явилась ты и пламя вырвалось из тьмы, срывая крышу и разваливая стены. Новая любовь новая жизнь, демон хрипло смеялся и она все сжимала его в кольце своей горячей окровавленной плоти и не отпускала.
- Ты останешься или уйдёшь?
- Ты так поставила вопрос, расставив по местам свои желания. Я решил то, что он не мог и теперь ухожу, но первая ночь с тобой останется со мной.
- Я не против, мой милый демон. Ты ещё придёшь?
- Только если закончится эта любовь.
- Тогда прощай навсегда.
- Прощай, моя маленькая самонадеянная женщина и демон засмеялся в последний раз. Потом он выронил пистолет и со стоном осел на пол. Глаза его прояснились, словно ото сна.
- Арсений? Он с удивлением посмотрел на неё, обнаженную и прекрасную, потом на себя самого и окружающую картину битвы. Разговоры были долгими и с родителями Лизы и с самим Арсением, который не помнил происшедшего. Лиза рассказала, как они пришли в морг, доктор ударил его по голове, затем застрелил караульного. Весь город восхищался проницательностью столичного сыщика и храбростью отчаянной девицы, не зная конечно всех деталей её положения. Арсений на ней женился и они уехали в Петербург втроём, только кроме неё никто не знал этого третьего. А тот кто узнал- уже никому об этом не расскажет
- Арсений Петрович... Взял свечу и пошёл открывать. На пороге околоточный со смешным именем Христофор. Арсений Петрович, убийство.
- Девица? Так точно,с. Это было третье убийство девушки в этом губернском городе. Он, чиновник 2 экспедиции 3 отделения собственной его императорского величества канцелярии, откомандирован был сюда после первого. Обычно во Власьевске граждане лишали друг друга жизни редко, в основном по семейным обстоятельствам. Сейчас же- дело другое. Преступления дерзкие и страшные. В столице опасаются, не вызвало бы это каких либо волнений в народе. Оделся, погасил свечу, долго сидел закрыв глаза, привыкая к темноте. Вышел вон. На улице смутно виднелся экипаж. Было уже прохладно. Ехать оказалось недалёко. Как просто найти укромное место даже в самом центре города! Всего лишь в ста саженях от Александровского бульвара, если следовать вдоль набережной, под обрыв в густые, буйные заросли орешника. Вот и она. Прекрасное тело, бледность уже отливающая синевой. Солдаты, державшие огонь, суеверно отворачивались, без головы Венера прекрасна лишь в античном мраморе. На тело убитой, с безобразно кровавым срезом сосудов и костей позвоночника на пустой шее, смотреть тяжело. Доктор Ракитин, единственный образованный и здравомыслящий человек.
- Скажите, насилие было?
- Вероятно, да.
- Отчего померла?
- Как и раньше, на теле никаких следов, может отсечение головы и есть причина смерти? Третье убийство, никто ничего не видел и не слышал, никаких следов и оброненных вещей. Исчезнувшие головы, родственники недовольны. В принципе, его дело- надзирать за следствием, все шло правильно, но результата не было. Тело завернули в простыню и на телеге, в сопровождении доктора, отправили в морг при уездной больнице. Он вернулся домой. Было около двух ночи. Зажег свечу, она поплыла во тьме, выхватывая осколки предметов. Главное, добраться до кровати, не стоит боятся призраков, нужно боятся людей. Вокруг была мертвая тишина, только вдали лаяли собаки. Ему на самом краю зрения, показалось что-то новое в обстановке комнаты, он поднес свечу к столу и его обдало холодом с головы до ног. На блюде из Муранского стекла лежала голова девушки и смотрела на него в упор мутными глазами из под приоткрытых век. Тёмные волосы прилипли к губам, словно в порыве страсти. Прямо сейчас, он мог получить клинок под лопатку или пулю в лоб, убийца вполне мог ожидать его в темноте. Поднял свечу повыше и медленно обошёл комнаты, как в бою ни о чем не думая и приготовившись к смерти. Пламя выхватывало неровные силуэты мебели, искаженные тенями. Никого. Вернулся. Голова была на месте и казалось, сейчас заговорит могильным голосом. Он улыбнулся этой мысли неожиданно для себя. Рядом с головой заметил лист бумаги: стихи, Баратынский, кажется, поэт:
Не убеждай меня в любви,
Покуда сердце не остыло,
Не говори о том, что мило,
Еще огонь кипит в крови.
Не отпускай меня одну,
Терпеть обыденные речи
Терять впустую этот вечер
Сидеть и слушать тишину.
В ночи унылой и глухой,
Ласкать саму себя напрасно,
И в наваждении опасном,
Стонать в постели ледяной.
В пустую тратить жар ланит
И нежность трепетного лона,
Оно со страстью незнакомо,
В нем без тебя огонь горит.
Сними печать с моей груди,
Используй трепетное тело,
Войди в меня остервенело,
Без слов об истинной любви.
Я не хочу, чтоб образ твой,
Неумолимой силой рока,
Исчез из памяти до срока,
Внутри остался пустотой.
Но если ты готов забыть,
Тебе, подаренную душу
И бездну наглухо закрыть,
Все обещания нарушить.
Уйди и выпусти на свет,
Того, другого человека,
Он за тебя найдёт ответ
Не трус и вовсе не калека.
Он мне не скажет о любви
Сорвет немедленно, одежду,
Умоет плоть в моей крови,
Тогда я стану безмятежна.
Написано от руки, скорее всего убийцей. Образованный человек, таких в городе немного. Да ещё способный резать правильно человеческую плоть. Аккуратно по сочленениям позвонков. Скорее всего военный, дворянин. Или доктор. Он медленно и аккуратно поднял голову за волосы, завернул в скатерть и вышел из дому. Стояла уже глубокая ночь, в просвете облаков появилась луна, её призрачное сияние обнажило укрытый тьмой город и помогло Арсению быстрее найти дорогу. Под ногами скрипел песок, вот и кованная ограда вокруг запущенного сада. Он тихонечко пробрался к небольшому дому посреди густого хаоса деревьев, его окна блестели черными стёклами. Тихо приоткрыл дверь и прошёл мимо спящего караульного. Вошёл в круглый зал, похожий на нечто церковное, древнее, с одним только железным столом по середине. Там смутно белела простыня, а под ней лежало тело. Откинул край и аккуратно приложил голову к обрубку шеи на подставке. Тихо вышел. Стараясь не бежать, вернулся домой и лёг спать.
- Арсений Петрович, как вы думаете, зачем убийца вернул голову? Они стояли с доктором в выбеленной дневным светом прозекторской и смотрели в лицо убиенной девицы. Иван Поликарпович уже привёл её в порядок, провалившиеся веки и губы были плотно сжаты.
- Может он хотел показать себе, что все его действия самообман? В преступнике всегда есть борьба, попытка объясниться с самим собой. Возможно он испытывает сильные чувства к некоей особе, но не может её добиться. Эти девушки утоляют его страсть, но их лица ему мешают. Представьте себе такую любовь, что не даёт и думать о других, как наваждение, но он мужчина, ему страшно оставлять неудовлетворенным своё естество. Нужно подкармливать зверя. Вернув голову, он как бы говорит себе, что это все пустое.
- А может, он просто пытается скрыть какую то свою порочную связь с девушками? И прячет головы, чтобы мы не могли их опознать. Вы думаете, что эти девушки ему незнакомы? Арсений с усмешкой посмотрел на редкую бороду доктора с налипшими крошками раннего завтрака.
- Установить, кто они легко и без головы, редко кто пропадает в этих местах. Проще было бы спрятать все тело. Мы проверили круг их знакомств, там нет совпадений, нет одних и тех же людей. Убийца не мог знать их всех.
- А если он знал только одну, а остальных убил для отвода глаз?
- Слишком сложно, жизнь это не роман. Поверьте, и одного человека убить нелегко. Чтобы снова решиться на такое, нужно быть одержимым, а не расчетливым. Они вышли на улицу, сквозь ярко зеленую листву проглядывалось выцветшее небо, было свежо.
- Вы думаете, он снова убьет? Арсений посмотрел в водянисто голубые глаза доктора, окружённые сеточкой морщин. Доктор Ракитин был уже не молод и пахло от него табаком и гнилыми зубами. Ничего ему не ответил, лишь сухо попрощался, сел в экипаж и выехал в город, до которого от больницы было каких то полверсты. В дороге он задремал, сказывалась усталость последних дней, да и смотреть все равно было не на что. Бурьян по обочинам, огороды и покосившиеся серые избы. В городе они наряднее, кое где в свежей краске. Началась брусчатка под слоем пыли. Вот и дом Алтуфьевых. Двухэтажный богатый особняк, целиком из камня. Он обещал Лизе заехать. Странная девушка, тонкая, с хорошей фигурой, очень живая и непосредственная. Не в его вкусе, но кто его спрашивает о вкусах с таким лицом. Их общение было похоже на подобие дружбы. "Красавица и чудовище", звали их за глаза.
- Арсений Петрович, как я рада вас видеть! Говорят, снова произошло ужасное убийство и вы расследуете?
- Да.
- Бедные девушки.
- Вы думаете?
- А разве нет? Это так ужасно.
- Может он убивает их быстро и они даже не успевают понять, что произошло? Это лучше, чем умереть от какой нибудь мучительной болезни, против которой нынешняя медицина бессильна.
- Ой, а вдруг это доктор? И он так избавляет их от грядущих страданий? Говорят, Иван Поликарпович Ракитин часто не ночует дома, он ведь может не только в больницу ходить. Что если за ним проследить?
- Здешние полицейские не очень искусны в слежке.
- Я бы могла, Арсений Петрович, с вами. Давайте его поймаем!
- Ох, Лиза, а вдруг родители узнают, что вы не дома посреди ночи, да ещё с мужчиной?
- С сыщиком мужчиной.
- Ну хорошо.
- Это же приключение, ночь улица маньяк.
- Если иногда, то наверное. Она смотрела ему прямо в глаза в каком то волнительном ликовании и он не мог оторваться от этого взгляда карих глаз, опьяняясь от него все сильнее с каждым мгновением. И ещё этот влажный блеск приоткрытых губ и нежный изгиб шеи с темным завитком. - Я заеду за вами и стану у Стены... День подходил к концу, солнце ещё ярко светило, но он знал, что это ненадолго. Постепенно краски обесцвечивались, уходила суета, стихал ветер и наступал оцепенелый вечер. Люди садились ужинать, из открытых окон доносился звон посуды и веселый смех. В самом центре города загорались редкие фонари, тусклыми жёлтыми островами в подступающих сумерках. За крепостным рвом неумолчно звенели цикады. Арсений поужинал в трактире, вышел на площадь, пахнущую лошадиной мочой, растолкал кучера. У дома Лизы он тихонько свистнул, тут же на каменном заборе появилась Тень и скользнула в его объятья. Он почувствовал, как она дрожит, и ещё её запах, совсем юный и свежий. Отступил в смущении.
- Поехали,- шепнула она. Скоро они добрались до больницы. Отпустили экипаж.
- Морг в яблоневом саду, это так...
- Страшно?
- Да и ещё таинственно. Они прокрались ко входу. Часовой снова спал. Лиза шла ожидая, что караульный вот сию секунду откроет глаза. Но все обошлось благополучно. Вот и зал под лунным светом, на этот раз, пустой. Лиза подошла к железному столу и провела пальцами по его краю.
- Зачем здесь эти канавки?
- По ним стекает кровь. Его голос был чужим и хриплым.
- Арсений Петрович?
- Нет его. Иногда так случается. Наступает момент, когда мой бедный друг становится перед неразрешимой задачей и тогда я прихожу его подменить. Ты, девочка, попала в неприятную ситуацию. Одна, с незнакомым мужчиной в морге. Эта та романтика, которую ты хотела?
- Нет, ответила она чуть слышно. Кто ты?
- Помнишь, как назвал себя Уллис в пещере Полифема?
- Да. Он знает о тебе?
- Нет, но я оставляю для него намёки. Глаза демона в теле Арсения, кровожадно блестели, ее -стали совсем темными, как ночь и ему это нравилось.
- Ты меня убьёшь?
- Посмотрим, я ещё не решил. Действие нашей пьесы разворачивается прямо сейчас, мы подошли к кульминации, но какова будет развязка? Прошелестел извлекаемый под лунный свет клинок, Демон обходил её кругом, его голос завораживал: представь, мы авторы и актёры этой пьесы, играем набело сюжет, что возникает из великого ничто прямо сейчас, тебе интересно?
- Да,- ответила она чуть слышно мягко ускользая от него, но не так чтобы вызвать в нем ярость. Он быстро придвинулся к ней, приставил лезвие к горлу, затем резко провёл им вниз, до самого цементного пола. Её одежда распалась, он даже не оцарапал кожу. Лиза любила танцевать, тело её было прекрасно и отливало серебром. Узкая спина, точеные изгибы бёдер, округлая, упругая грудь с бледными впалыми сосками, африканские тугие черные завитки, туманящие лоно. Вся она была, как из под резца Поликлета, о Греческие боги! Но демон смотрел только в ее лицо и они продолжили мягкое движение, кружась в неведомом танце без музыки, пропадая в глазах друг друга, как в бездне. Наконец они сошлись у стола вновь:
- Ложись, она послушно залезла на ледяную поверхность и положила голову на подставку.
- Она была здесь вчера? Он не отвечал, стоял у неё в ногах и смотрел, как из под густых волос на лобке проклевываются половые губы. Где то на границе обоняния чувствовал острый аромат плоти, смешанный с запахом формалина и гнили откуда то из подвала. Снял сюртук, штаны, и легко запрыгнул на стол. Она смотрела на его сухое, покрытое сабельными шрамами тело и ужас смешивался внутри неё с возбуждением. Никто легко повёл лезвием кубачинского кинжала вдоль своего правого предплечья, обходя сосуды и нервы. Раскрылся глубокий порез и кровь хлынула в его ладонь, капая с кончиков пальцев на стол, отдаваясь в тишине глухим звуком. Затем он обмазал себя своей кровью положил кинжал рядом с головой Лизы, развёл её ноги в стороны и лёг прямо посередине, она ощутила жар что исходил от демона. Протянула руку, обхватила его окровавленную плоть и направила в себя. Он вошёл в неё сразу и глубоко ухватив крепко за шею и Лиза глухо, по животному, застонала, выгибаясь и кровь их смешалась.
- Слезь с неё мерзавец! Никто медленно повернулся, у входа в подвал стоял доктор. В руках он держал пистолет. Вышел из девушки, а она так и осталась лежать бесстыдно раздвинув ноги, только повернула голову в сторону доктора. Одевайтесь, Лизавета Григорьевна. Ай да Арсений Петрович! Каков злодей. Значит вы мне рассказывали про себя, признавались, а я и не понял.
- Да, ты не понял. И все, что тебе говорил мой родственничек- чушь собачья. Я убиваю оттого, что это моя страсть, моя игра, лекарство от всей этой невыносимой жизни. Ту голову я принёс ему для интереса, представь себе: ночь, пустой дом и мертвая голова. Поневоле не будет скучно, демон хрипло рассмеялся.
- Он не Арсентий,- послышался тонкий голосок Лизы. Это Никто, как у Гомера Уллис в пещере. Она, наконец села и положила подбородок себе на колено. Ее разорванная роза ещё пульсировала и истекала живой алой кровью.
- Что вы имеете в виду?
- Арсений о нем не знает.
- Раздвоение личности? Никогда с таким не сталкивался, только читал. Так значит он болен... Никто медленно обходил доктора по кругу, тот следовал за ним и в какой то момент, повернулся к Лизе спиной.
- Эй, Никто! Вдруг окрепшим голосом, задорно крикнула она. Почему ты появился сейчас? Что за неразрешимая задача тебя вызвала?
- Ты,- прорычал демон. Лиза вдруг улыбнулась, как безумная и беззвучно соскользнула на пол. Если бы Иван Поликарпович видел эту улыбку... Из груди доктора вдруг выросло острие кинжала, нестерпимо яркое при свете луны в этом обесцвеченном мире. Он удивлённо посмотрел на него, вскрикнул и рухнул на пол как куль с мукой. В зал вбежал часовой, застыл на мгновение при виде странной картины: окровавленная, обнаженная девица с кинжалом в руке, на полу доктор, плывущий в чёрной луже и голый урод сыщик. Выглядело так, будто девушка всему виной, солдат направил на неё винтовку. Никто ударил его кулаком так, что челюсть сломалась с жутким хрустом, часовой отлетел в сторону, обронив своё оружие. Затем демон вернулся к Лизе, нежно обнял её тонкий стан и поцеловал в шею. Она вдруг запрыгнула ему на бёдра, сама повалила его на стол и мягко впустила в себя снова.
- Мы не закончили, прошептала Лиза переходя на стон. Когда они содрогались в последних, сладких судорогах, караульный начал приходить в сознание. Никто аккуратно поднялся вместе с ней, не выпускающей его из объятий взял пистолет доктора и выстрелил караульному в затылок. Нижнюю челюсть вырвало наружу, скрывая следы удара. Теперь не нужно было объяснять ссадины на руке.
- Так почему я не разрешимая задача?
- Потому, что человек глуп и ему кажется он все изведал в своей жизни и погас огонь, но это не так. Он горит всегда. Все изменилось, явилась ты и пламя вырвалось из тьмы, срывая крышу и разваливая стены. Новая любовь новая жизнь, демон хрипло смеялся и она все сжимала его в кольце своей горячей окровавленной плоти и не отпускала.
- Ты останешься или уйдёшь?
- Ты так поставила вопрос, расставив по местам свои желания. Я решил то, что он не мог и теперь ухожу, но первая ночь с тобой останется со мной.
- Я не против, мой милый демон. Ты ещё придёшь?
- Только если закончится эта любовь.
- Тогда прощай навсегда.
- Прощай, моя маленькая самонадеянная женщина и демон засмеялся в последний раз. Потом он выронил пистолет и со стоном осел на пол. Глаза его прояснились, словно ото сна.
- Арсений? Он с удивлением посмотрел на неё, обнаженную и прекрасную, потом на себя самого и окружающую картину битвы. Разговоры были долгими и с родителями Лизы и с самим Арсением, который не помнил происшедшего. Лиза рассказала, как они пришли в морг, доктор ударил его по голове, затем застрелил караульного. Весь город восхищался проницательностью столичного сыщика и храбростью отчаянной девицы, не зная конечно всех деталей её положения. Арсений на ней женился и они уехали в Петербург втроём, только кроме неё никто не знал этого третьего. А тот кто узнал- уже никому об этом не расскажет