ВАСЬКИНА УДАЧА
Так говоришь ты, Йольский-то кот из дальних краев? Из Шотландии горной, которая за морем лежит? Оно может и так, да только вот что я тебе скажу - у нас в стары-то годы на Урале люди всякое видали. Айда-ко, садись, я тебе расскажу.
Было это совсем в старые времена, еще до Турчаниновых даже. Только на Урале заводы стали подымать, как царь Петр велел. Жил тогда при Шуралинском заводе бергал один, Васильем звали. Крепко в горе вожгался, днем и ночью, продыху не знал, да это ему только в радость было. Заекает рукава повыше, и колготится в штреке, а то ходит поверху, глядит, какие камни где лежат, да какие рудны жилы выходы иметь могут.
До всего своим разуменьем доходил, так что других штейгеров завидки ажно брали: вот, мол, сколько послабленья Ваське приказчик-то дает. Однако в глаза опасались базлать, уж больно Василий справным был, покорпуснее иного кричного мастера, и на кулачках завсегда большину брал. А он знай робит, да посмеивается. «Пущай, - говорит, болбочут, если кому забедно, что я житьишком поправился, да не кусочничаю».
Ну, опять же, неженатиком был Василий, хоть девки на него и заглядывались - баской парень-то. Жил наособицу, изба справная, полы скоблены. А всей живности - один кот приблудный. Василий, слыш-ко, подобрал того кутенком мелким.
Шел как-то бергал из лавки, там при заводе винну бочку держали, вот он полштофа красненького и взял себе на Здвиженье-то. В иные дни и в рот вина не брал, а в таку пору, с устатку да под горячую чирлу шибко любил. Но до того промяться решил, подышать вольным воздухом. Идет он по дороге, темень, хоть глаз коли, морось стылая. И вдруг слышит - ровно плачет кто. «Скажи на милость, то ли блазнится?» - Василий аж встал, как вкопанный. Однако же снова услышал, как кто-то возится, да пищит тонехонько, как плачет. Видит Василий, что не помстилось, и давай торкаться вокруг, искать. Так и нашел этого котейку-то, а тот уж еле вожгался, иззяб весь. Ну, бергал руками похлопал - откель такое чудо? - да и сунул его за пазуху, всяко тварь божья, пропадет на холоде. Принес в избу, посадил на полати, где теплее. Тот угрелся, да и давай шалыганить по всей печке, тыркаться туда-сюда. А сам чернющий, ровно анчутка, и шерсть всклокочена.
Смараковал Василий, что надо молока раздобыть. Пошел на поклон к шабрам, которы рядом были, у них коровенка-то справная была, в теле. Шабриха, Онфимовна, ох и языката баба была, но добрая. Потом всем обсказывала, мол, штейгер-то совсем по бобыльству своему чудным стал, вон сколько сполоху из-за одного кота наделал. Ну, Василию все как с гуся вода, знай смеется на такие косоплетки. А кот гоголем по избе ходит, распушился весь, и что ни день, то фунт весу прибавляет, не меньше.
Была там девка одна, на выданьи, Василисой кликали. Дочка рудознатца одного изробившегося. Пожевала гора, слыш-ко, штейгера, да выплюнула, так что вскоростях и преставился. А Василиса сиротой осталась, мамка у нее еще когда померла. Но хозяйство справно держала, в чистоте, и себя блюла. Повадился к ней приказной с завода похаживать, так она его ухватом встретила и пригрозила страмить на весь завод, так и утурила прочь не солоно хлебавши.
Привечала она Василия, к душе он ей пришелся, так что товарки ее то и дело усмешничали, но не по насердке, а так: вот, мол, он Васька, и ты Васька, чего вместе не стакнетесь-то? Ну, Василиса артуть-девка, за словом в карман не лезла, живо им растолмачила, что к чему.
И как-то в одночасье так случилось, что в лесу за заводской дачей встренулись они вдвоем на еланке. Василиса травы всяки собирала целебные, ну а бергал наш впотай от всех по тем горкам хаживал, иные говорили - сама Хозяйка ему ворожит, показывает такие места, где кризолиты, изумруд медный или еще какое глядельце. Ну, пустое кричали, оно всегда так.
- Ты, - говорит Василиса, - чего тут, Вася? Давненько тебя примечаю в этих местах.
А он ей отвечает без гонора:
- Сдается мне, есть здесь рудные места, вот и зорю их. Пока немудрящее все попадается.
- А ты, - Василиса смеется, - сходил бы, вдоль реки и дальних ручьев погулял бы. Только кота своего возьми, пусть при тебе будет. Как зовешь-то его?
- Гришей прозвал, - Василий сказал, а сам шибко удивился, как это она его наставляет по горному-то делу. Но вежество проявил, поблагодарил.
И взял ведь кота-то с собой, к душе ему пришлось то, что Василиса сказала. Да и то, сам ведь он на нее тоже запоглядывал, пришла, видать, пора.
Вот идет он по тем местам, а Гриша высунул башку-то из мешка, в который штейгер его посадил, скыркается там, потом запомявкивать стал, да все громче. Василий его поглаживает, а кот суетится в мешке, таку беду, да никак не угомонится, только пуще базлает.
И тут Василий выходит к одной осыпи. А там ручей не шибко большой, да за ручьем поляна. И на той поляне - кошачьи уши торчком стоят. Ну как уши, больше на огни сголуба синенькие похоже, а между ними горка пучится. И все больше становится, а огни так и полыхают - сверху мало, а снизу во всю ширь. Смекнул Василий, кого видит. Стары-то штейгеры говорили: дескать, всамделе водится в руднишных местах Земляная Кошка, да не всем показывается. Только знатцам истинным, которы с закрытыми глазами обальчик от богатой руды отличат. Видать, Василий-то из таких оказался.
Вот стоит он столбом, а Гриша в мешке избазлался весь, вывернуться исхитрился и как заскочет со всех лап, да прямо на ту горку между огней и подался. Встал там, глядит на хозяина и жалостно так подмявкивает, ровно на прощанье.
- Гриша, ты куда это? - Василий его спрашивает, а кот валёхается по пригорку, лапами машет, и вроде как чем дальше, тем корпуснее становится, вот уже вымахал вровень с ушами. Тут горка выше пошла из земли, и вот уже целая кошачья морда появилась, аршин десять, не меньше, а глаза желтым так и звосияют. Бергал наш не из робких, в горе-то ко всякому свышным станешь, а все ж таки отступил назад, да за бадожок покрепче взялся. А кошка глядит на него и ровно говорит без слов: ты, дескать, Василий, не бойся, спаси тебя бог, что дитятко мое выходил, не дал загинуть.
И как-то так пришлось, что враз сметил штейгер, будто кто ему нашептал, что кошка эта - из дальних земель пришла на время, и вышло так, что потеряла тут котенка-то своего, а теперь совсем чутешно времени осталось, заждался их отец -Йольский кот. Ну, Василий в туе пору и сам уж сходственность заметил: оба черные, как смоль, а Гриша, когда вымахал, совсем грозным стал. Однако ж подошел к хозяину, потерся об его туловом своим, лизнул потом, ровно теркой по лицу прошелся: дескать, сам видишь, пора мне. И одно свое повторяет.
Поклонился Василий кошке, почесал коту бок, да и подался оттуда не посупорствуя, да без лишних слов - мать же, ей виднее. Только напоследок помстилось ему, что кошка вдогон говорит этак ласкобайно: глянь-ко, Вася, на том бережку у песчанки. И в один миг огни погасли, будто и не было ничего. Даже снег не стаял там, где кошка показывалась. Василий, конечно, всамделе пошел, не поленился глянуть. И скажи ты - поддерновое золото россыпью так и искрится, бери голыми руками! Парень весь песок перебуторивать не стал, взял по разуменью своему, место то отметил, да и подался домой.
А назавтра снова Василису встретил, уже на заводе.
- Что, - говорит та, - Вася, видел кошку-то?
- Видел, - говорит парень, - Гришу только жалко, обвыкся я к нему.
- Ничто, - отвечает Василиса, - кот баской был, да не последний. Давай я тебе шанежек сгоношу, а ты мне за чаем-самоваром и обскажешь, как дело было?
На том и сговорились.
Ну, а дальше так приладилось, что дело и до свадьбы дошло, все честно-благородно. Пировля была такая, что плясуны подметки отрывали. В избу Василия переехала Василиса, а уж он для нее расстарался так, что дома у них спокой и достаток завсегда был. И промеж собой жили оба в леготку, рядком да ладком, по любви. Сам Василий с тех пор еще справнее горное дело прознал. Бергалом стал сначала старшим, а потом уже и во всех окрестных заводах на славе был. Так-то. Бывало, только глянет на камень, и сразу говорит: есть толк в том месте породу бить, или обзариться там и не на что. Однако не загордился, и к простому работному люду уважение завсегда имел. Даже когда к нему за советом бегать стали, сам не гнушался наставляться у стариков-то.
А Василиса в приданое, кроме справы всякой, кота с собой принесла. Ну, не Гриша, конечно, не такой шёрстный, да и не черный, а просто серый, но мышелов видный. И какая, ты думаешь, ему кличка была? Васька, конечно! Такая уж мода была у них, все коты до самой старости Васьками были. До сих пор место, где изба стояла, Васькиной горкой называют.
Знающие люди позаочь перемигивались, конечно - дескать, это все Земляная Кошка ему нашептывает. Может и кошка помогала, да только если голова на плечах, а не обальчика кусок, то свое счастье сам добудешь.
А Йольскую Кошку с туе поры у нас не видывали, ушла, должно, к себе в шотландску сторону, там горы тоже есть. Только многие годы спустя, уже при Омельяне Иваныче, в бунташное время, на Сысерти ходил слух про Земляную Кошку. Да сколько в тех словах правды, про то никто уже не скажет.
(с) leit