1560. Ложь во благо. II часть
…И вот таким же мрачным и одиноким Гедриф Лек сидел у костра, бездумно глядя в пламя и в стотысячный раз отточенным движением проводя тряпочкой по лезвию своего меча.
Герварт Велдман также был не компанейским человеком, поэтому соседство бывшего шутника, внезапно впавшего в немоту, более чем его устраивало. Только… Как-то все это было ненормально. Ранее он неоднократно был мишенью его острот - и уже привык к этому, а теперь - «новый Лек» ему откровенно не нравился. Он распространял вокруг себя ауру какой-то вины… Что ему, Велдману, совершенно не нравилось. Да, бывало так, что парни могли предвидеть свою смерть, но Гедриф-то ходил мрачным уже с полгода! И даже пить стал меньше, что еще более удивляло и даже вгоняло в суеверный страх…
- Эй, Шутник. Поговорим?
- Отчего нет? Спрашивай.
Еще недавно никто в самом страшном сне не мог представить такого - кто-то по доброй воле что-то спрашивает у Шутника Лека, а тот ему нормально отвечает. А не как раньше - срезав острым словом диалог еще до его начала…
- Чего мрачный такой? Пиво уже от твоей постной рожи скисает.
Тот даже на эту вымученную шутку не отреагировал. Убрал меч в ножны и долго вытирал свои руки, словно пытаясь отчего-то их отчистить.
- У тебя было такое, что ты что-то невзначай делаешь, а потом из-за этого происходит что-то плохое? Очень плохое?
- Нет.
- А у меня это произошло. В Вальбурге. Когда я прочитал то заклинание…
Велдман там присутствовал… Но слов Лека не понял:
- В смысле? Ты же в итоге войну прервал. Герцог велел прекратить грабежи и убийства, носит теперь свою молодую жену на руках, цветами осыпает, на соседей даже не зарится… Что плохого?
Тот помолчал, а потом хрипло ответил:
- То плохо, что заклинание, похоже, выдыхается.
- Что?
- То заклинание, что я наложил спьяну. - Внезапно его как прорвало: - У каждого заклятия есть свой срок. Ну не у каждого, не суть… Я ездил к герцогу, смотрел на него и его жену… Да, на людях - он с нее глаз не сводит, платья, цветы, драгоценности, поцелуи… Я купил служанку из дворца, она говорит - спустя пару месяцев после свадьбы герцог стал более холоден с женой, недавно стал кричать на нее… Та плачет… И так - полосами: влюбленность - холодность, влюбленность - холодность…
Велдман почувствовал, что по его спине пополз холодок, хотя ночь была теплая…
- А он потом запирается в кабинете и ее портреты режет! Ножом! Режет, а потом вновь приказывает ее рисовать! Он ее ж никуда из дворца не выпускает, сидит взаперти, с книжками, вышивкой, грудой подарков - и ждет! Может поцелует, а может - кинжалом ткнет… И так - целыми днями!
Лек саданул кулаком по земле:
- Ты понимаешь? Черт-знает-что я наложил, какое-нибудь любовное заклятие, а сейчас оно выдыхается и герцог… Все понимает. Магия велит ему быть влюбленным в жену, а сам он ее ненавидит… От такого с ума сходят. Он ее ведь убьет. А виноват буду - я…
Велдман даже не знал, что сказать товарищу, который явно был не в себе. Причем, не в себе был тот, кого в подобном вообще ранее заподозрить было нельзя.
- Ну уж, убьет. Смотри на это с какой-то другой стороны - войну ты все-таки прекратил! Сотни людей спас! И теперь…
Лицо у Гедрифа стало таким, что Герварт прервался. Из чувства самосохранения.
- Я не кардинал, не канцлер, не интриган. Я даже не рыцарь. Я не привык к тому, что людей могу буквально в жертву отдавать, прикрываясь… Ну не знаю, всеобщим благом! Я знаю одно - благодаря мне эта девчонка каждую ночь ложится в постель к… Не знаю кому. Может - в одну ночь муж - пылкий влюбленный, а в другую - он ее изнасилует. Или убьет. Или совместит, уже не знаю в какой последовательности. Думаешь, она об этом не думает? Не понимает?! И об этом никто не подумал. Все радовались. Войне конец, да здравствует любовь… И почему-то, только я, старый пес, посмотрел в глаза этой Гермине, когда тот клялся ей в вечной любви, и увидел там ужас… Бля, о девчонке кто-нибудь тогда думал?!! Или о том, что я этому парню, как бы плох тот не был, обеспечил нехилый такой головняк на всю башку?!
Он помолчал, потом очень холодно сказал:
- Если скажешь, что мол женщина для этого и приспособлена - я тебя убью. Уж извини.
Велдман некоторое время молчал, размышляя. Потом сказал:
- Ложь во благо.
- Что?
- Мой отец рассказывал, что его дядя, Герберт, был монахом-доминиканцем. В его монастыре умирал старый венгерский монах, Юлиан. Его вызвали, чтобы тот записал его последние слова… Тот вспоминал о странах, которые он исходил в поисках прародины венгров, о лишениях, о вторжении татар… И о народе мордваны. Хороший народ, гостеприимный, сильный, милосердный… Только вот тот Герберт-доминиканец прервал его и стал стыдить - мол ранее ты говорил, что мордваны - сущие язычники, жестокие и безжалостные, что у них кто не убил многих людей не считается за человека, что у них ценятся головы убитых врагов и их несут перед важными людьми, и что чем больше голов - тем более почет отдается их убийце… И это Юлиан говорил не кому-то, а самому папе Григорию! Знаешь, что ответил Юлиан? Что он - лгал. Ради спасения народа, которому он поверил. Ради мира. А Герберт с ним начал спорить, вопрошая умирающего, возможно ли ложь во благо? То есть, благо, как следствие лжи? Ложь - грех, а грех не способен породить благо…
- И что в итоге?
- Герберт переписал то, что писал Юлиан ранее. Про головы и прочее.
- Убедил-таки его умирающий монах?
- Самое странное - нет, не убедил. Я помню, они спорили с отцом часами, есть ли право свершать греховные дела, ради блага.
- Ты меня тоже не убедил. - Сказал Гедриф Лек после недолгой паузы и решительно лег на попону, показывая, что дальнейшей беседы не будет.
Герварт Велдман и сам уже был не слишком рад начатому им же разговору. Вопросы, поднятые в ходе него, нанизывались один на другим. В размышлениях прошла ночь…
(Несколько сожжённых листов, текст плохо читается)
Самое хреновое при штурме замков - это лезть на стены.
Потому на стены мы и не лезли. Ставка была сделана на внезапность. Взял же Марк Фурий Камилл Вейи лихой подземной атакой?
Самое хреновое при штурме замков - это выбивать ворота.
Потому мы их и не выбивали. Даже дикие шотландцы как-то заблокировали ворота какого-то города повозкой с сеном. Чем мы хуже скоттов?
Самое хреновое при штурме замков - это штурм донжона.
Тем более, это был один из тех замков, чьих обитателей мужского пола Бог или Дьявол наградили леворукостью. И то - невеликое удовольствие лезть по извивающейся лестнице, встречая удары и нанося свои, причем не привычно - как в зеркальном отображении. Левши - самый опасный враг на поле боя...
Уголек я беру, по бумаге веду,
Вот портрет получается странный,
Этот замок в огне, это видятся мне,
Это наши зондеровские парни!
Что не смешно? Зато про войну.
