Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем дерьме,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
Владимир Маяковский "Во весь голос".
На днях наткнулся в интернете на старую уже статью, написанную к 100-летию со дня рождения известного профессора-металловеда Гуляева. Там в списке его сотрудников неожиданно нашёл и себя. Я действительно некогда был его аспирантом, проработал в ЦНИИчермете почти 8 лет. За это время получил пару патентов (копии которых тоже оказывается существуют в интернете), написал статью. Тем не менее считаю эти годы практически выброшенными на ветер. Кое-что о жизни я конечно в это время узнал, но всё это было мало продуктивно.
Настоящий прибор - растровый микроскоп - в лаборатории был один. Его полностью узурпировала заведующая лаборатории. К нему допускались только сотрудники, работавшие в её группе. Всем остальным достались лишь прибор для измерения твёрдости по Роквеллу и микроскоп, дававший увеличение на уровне школьного в классе биологии.
Таким образом, получив какую-то тему, мы просто рассовывали наши образцы и шлифы по разным лабораториям. Шлифы впрочем мы делали сами. Это такой срез металла отполированный до зеркального блеска, который позже травят обычно с помощью 3%-ной азотной кислоты. Процесс получения шлифа весьма занятен: начинаешь с грубой шкурки, потом продолжаешь всё с более мелкой и наконец заканчиваешь на специальной мази. Процесс долгий и нудный, можно убить на это несколько дней, особо одарённые делали два шлифа в неделю.
Был у нас в мастерской (за которую несколько лет отвечал как раз я) и специальный "резак", на котором с помощью вращающегося колеса можно было отрезать образцы от прутка. В той же лаборатории мы засыпали в стальную трубу металлический порошок и закрывали с двух сторон крышкой. Потом крышку нам приваривали, мы становились в очередь на нашем экспериментальном заводе, чтобы под давлением пропустить предварительно нагретую в печи капсулу через всякие там матрицы. В итоге и получался тот самый пруток, от которого отрезались образцы. Металлический порошок был очень мелкий, как серая дорожная пыль. Хотя вообще с помощью набора специальных ситечек мы его разделяли на более мелкий и более крупный. Потом сравнивался результат. Всё это называли громким словом "Порошковая Металлургия". И подразделение наше именовалось как Институт Порошковой Металлургии - ИПМ.
На этом вся наша практическая работа заканчивалась. Дальше мы просто куда-то бегали сдавая образцы. Но сперва надо было их изготовить. Скажем образцы на кручение и разрыв должны были быть определённого размера, соответствующего ГОСТу испытаний. Поэтом сперва шли в механические мастерские завода и делали официальный заказ на выполнение. Чаще всего там нас ставили в очередь на несколько месяцев. Чтобы это обойти, мы в обход их начальства приносили спирт рабочим и они нам всё делали за несколько дней. Был, правда, один мастер, у которого всё делалось хорошо и быстро. Уже не помню сейчас его фамилию, но он почему-то очень любил мою начальницу, и ставил нас вне очереди. В других бригадах люди после обеда бывали уже пьяны после полученного вознаграждения.
Ну а ещё мы иногда ездили в сторонние организации, чтобы под нашим руководством произвести термическую обработку. Там был приятный запах масла и весёлые рабочие. Под конец процесса можно было раньше поехать домой.
Надо сказать, что в ЦНИИЧермете был прямо какой-то семейный подряд: работали там деды, родители, внуки их супруги, любовники и так далее. Телефонный справочник состоял из одних и тех же фамилий. Скучно. Так вот потом, аккуратно собрав все результаты из лабораторий, мы эти данные систематизировали, анализировали и делали отчёт: такая переплетённая книжица страниц на 70 с фотографиями структур и графиками. Всё это надо было ещё потом защищать на учёном совете подразделения.
Структура ЦНИИЧерМета была сложной: в неё входили пять институтов, центральная лаборатория и экспериментальный завод. Чтобы что-то подписать (даже незначительное) приходилось обегать массу начальников. При этом часть из них оказывались дублирующими друг - друга но не взаимозаменяющими. Так у нас состоял на службе начальник отдела кадров и зам директора по кадрам. Некоторые из начальников просто полагались по штату, но реально даже не имели никаких подчинённых. Скажем главный электрик или начальник по технике безопасности. Сидели они в крохотных кабинетах, но вид имели весьма важный. Подступиться к таким дело непростое.
Отдельное дело - всякие там профкомы, парткомы , комсомольские организации. Двери в них всегда запирались, приходилось стучаться, а когда открывали, ощущение создавалось такое, что там проходила особая весьма интимная жизнь. И тётки там обитали матёрые и прокуренные. В общем, умеющие правильно жить опытные женщины. Те самые ,которыми в своё время нас пугали в школе.
В общем в какой-то момент вся эта обстановка настолько опостылила, и стала казаться бесполезной, что я уже начал подумывать было пойти работать в газетный киоск: зарплата там та же, а пользы людям больше.
Сам профессор Гуляев (в просторечии АП по инициалам имени отчества) был, конечно же, интереснейшим человеком. Про него я уже написал массу всяких историй. Сейчас вспомнилось как он кричал из своего кабинета "Где мой Гудремон? Без Гудремона я не Гуляев!". Имелась в виду большая чёрного перепёта книга под редакцией Гудремона. Тот в своё время сотрудничал с фашистами, а потому находился в Советском Государстве в опале. Теперь в память о тех событиях я иногда дома шутливо кричу: "Где мои таблетки Метформина? Без Метформина я не Загоский!" (Метформин - основное лекарство диабетика).
К сожаленийю, несмотря на всю свою незауряд.ность, человеком Гуляев был довольно противным: мелочным, цничным, любящим интриги и неуважающим людей. И всё -таки я горжусь, что работал под его руководством. Как сказал тут недавно один занятный человек: "Мы не должны презирать Полла Маккартни, если он вдруг бабушку через дорогу не переведёт"