Военные сборы лета 1984 года. Часть Пятая.
Иногда мы с утра шли куда-то на полевые занятия. Шли долго и строем. Что там делали не запомнилось, но осталось в памяти, что идти в последней тройке оказалось тяжелее всего: как-то так складывалось, что требовалось пройти больше шагов, чем передним. А ещё я возвращался оттуда весь мокрый, тогда как все остальные приходили сухими. Многие спрашивали: "Тебя что кто-то облил?". Позже, уже во время работы в НИИ, выяснилось, что у меня пролапс митрального клапана.
Вспоминается также как раздавали в ограниченном числе фляги и я быстро сообразил, что её надо подхватить: при внешней небольшой величине, туда свободно вмещалась бутылка 0.7 портвейна. Я ,конечно же, предпочитал водку, но пить её до вечера выглядело моветоном. И вот поехали мы как-то, помнится, на грузовике, сидели в кабине с водителем и майором Савченковым. Я в дороге всё из фляги отпиваю и отпиваю. Кабина маленькая и запах всё же пошёл. Майор смотрит на меня тупо подозрительно, но понять ничего не может. А я уже под конец осмелел на столько, что чуть ли ему не подмигиваю.
Во взводе, а особенно в отделение, меня любили и относились как капризному ребёнку: я тогда был очень обидчивым. И тут стало ясно, что попади я в группу к этим ребятам, вся моя учёба была бы куда веселее. А я -дурак ещё не хотел распределяться по алфавиту!
Был, правда, один молчаливый и смурной парень - Мишка Кочетков. Как-то мне всё казалось, что он меня за что-то не долюбливает. Но однажды взвод отправили на какой-то завод грязь перетаскивать, да и забыли как-то о нас. Мы тогда быстренько соорудили в штатское одного гонца и он нам всем принёс море портвейна. Напились там хорошенько и вдруг этот Миша всё с тем же смурным видом как заорёт: "Вот самый хороший парень на всех сборах - это Гришка Загорский!".
Запомнился среди прочих один симпатичный, интеллигентного вида чувак, который вдруг оказался родом из деревни. Над деревенскими, между тем, он всё время смеялся и рассказывал по случаю всякие истории. Как-то поведал о ребятах, которые встретятся друг с другом по дороге,а с одним из них девушка. И он ей тогда говорит: "Ты извини, я сейчас матом выругаюсь". И вроде как всё нормально раз извинился предварительно.
А потом ещё как-то рассказал случай из детства как старшей брат утонул в пруду и труп его лежал в гостиной на столе. И почему-то запомнилось будто он упомянул как по глазу брата ползла муха. Но наверное это у меня спуталось из Шолоховского "Нахалёнка".
Чуть в стороне у нас был открытый холодный душ, который все называли душ Карбышева. Народ туда ходил вечерами, а потом где-то там рядом ставил у печки сапоги, чтобы просушить как следует. Вообще ребята почему-то даже с портянками сдирал ноги чуть не до мяса, тогда как я надевал сапоги буквально на голые ноги и хоть бы что. Вот тогда я и понял, что во мне тоже есть что-то прикольное.
Ночью мне часто не спалось. Иногда из-за насморка, иногда просто от наплывших впечатлений. Тогда я выходил из палатки и курил, бродя в темноте. И вот однажды выхожу так я в полумраке на плац и вдруг слышу откуда-то доносится детский горький плачь. Странно: детей вроде как у нас тут быть не должно. Так откуда эти все рыдания?! Пошёл я на звук и вышел к соседней палатке. Отбрасываю полог и вижу Саид наш сидит и плачет как маленькая девочка. Как его звали я не знал, но кликуха была Саид потому как он по пьяни перед самыми сборами попросил себе обрить голову. По утру о содеянном он, конечно же, пожалел, но было уже поздно. Так вот, застал я его во всех этих рыданиях и спрашиваю: "Что случилось-то? Умер кто?". Тот отмахивается: "Да никто не умер: сапоги у меня сгорели. Поставил я их пред печкой и забыл. Потом прихожу, а они сгорели". Я успокоил: "Да, спи ты спокойно: завтра мы тебе новые найдём?". Тот недоверчиво спросил: "Точно?". "Наверняка", - отозвался я. И потом действительно что-то мы ему нашли.
А ещё как-то отправили нас на какую-то товарную станцию вагоны ,кажется, разгружать. Отправили не всем взводом, а отделением. А там полагалось перед тем как допускать к работе какую-то технику безопасности подписать, а потому требовался список личного состава. Наш командир отделения Андрюха Князев решил схулиганить и исковеркать все фамилии на свой лад типа: Круглов-Треугольный (вместо Круглов), Кочетковский (вместо Кочетков) ну и так далее. Мужичок ,ответственный на станции его с изумлением потом и спрашивает: "А что у вас за фамилии всё такие?". Тот спокойно отвечает: "Да у нас тут все евреи". Мужик ещё больше удивился : "Что прямо так и все?". Командир отделения серёзно ответил: "Ну нет, меня вот русского над ними начальником поставили". Андрюха был добрым, весёлым пацаном и мне он нравился. Приехал он из какого-то небольшого города и жил в общежитии с женой, учившейся в нашем же вузе. Через несколько лет, работая в НИИ, расположенном рядом с Бауманским училищем, зашёл я в магазин и вдруг меня кто-то хлопает по плечу. Оборачиваюсь - Андрюха. Оказывается, вернувшись после института в родной город, он понял, что уже здорово от него отвык: уехал -то он оттуда семнадцатилетним и шесть лет прожил совершенно в других условиях. В итоге добился того, что его с женой послали от предприятия на получения второго образования в Бауманском. Позже по дороге на работу я стал часто встречать знакомые лица из наших общежитских.
Поздними вечерами перед сном после выпитой водки я любил развлекать наше отделение историями из жизни и не из жизни. Как-то мой одногруппник Толя поведал, что пошёл уже было ко мне в палатку за спичками и вдруг с удивлением услышал мой рассказ о том как я ходил в горы и там почти все погибли. Народ слушал затаив дыхание и он решил уже меня не прерывать, а добыть спички где-нибудь в другом месте.
Однажды наш взвод отправили прочёсывать лес в поисках трупов. Всех расставили в нескольких метрах друг от друга и приказали быстро, но внимательно продвигаться вперёд. Оказалось, что пропали, не вернувшись с дачи, двое людей среднего возраста. Помню, что по профессии они оказались учителями. Чувство было неприятное: в любое мгновение можно натолкнуться на чьи-то останки. Однако в тот раз мы ничего не нашли.
Реально нашли мы всё позже, через пару недель, когда дети, играя возле станции города Красногорска, наткнулись на расчленёнку. Тут уже нас послали прочесывать болото и на траву полетели части человеческих тел. Выглядели они странно: как детали сильно поблёкшей на улице детской куклы. Многих тошнило, а мне было как-то всё равно. С тех пор нас прозвали трупвзвод.
В какой-то момент стало по настоящему голодно. Кормили нас хуже, чем солдат: постоянно давали перловку с какими-то лишь волосками мяса. Организмы были молодые и есть хотелось постоянно. Спасал ужин с ворованной картошкой на кухне и приезды чужих родителей. Поразило как однажды воскресным днём лично ко мне пришёл Андрюха Дроздов по кличке Дрон и принёс целый пакет пирожков с капустой. Мы никогда до этого друзьями не были: учились в одном потоке и симпатизировали друг-другу, но как-то очень мало пересекались. Откуда-то он узнал, что ко мне никто не приезжает и пришёл поделиться. Я запомнил это на всю жизнь и теперь каждый раз, когда бываю в Москве, всегда стараюсь с ним встретиться.
(Продолжение в следующем номере)
Вспоминается также как раздавали в ограниченном числе фляги и я быстро сообразил, что её надо подхватить: при внешней небольшой величине, туда свободно вмещалась бутылка 0.7 портвейна. Я ,конечно же, предпочитал водку, но пить её до вечера выглядело моветоном. И вот поехали мы как-то, помнится, на грузовике, сидели в кабине с водителем и майором Савченковым. Я в дороге всё из фляги отпиваю и отпиваю. Кабина маленькая и запах всё же пошёл. Майор смотрит на меня тупо подозрительно, но понять ничего не может. А я уже под конец осмелел на столько, что чуть ли ему не подмигиваю.
Во взводе, а особенно в отделение, меня любили и относились как капризному ребёнку: я тогда был очень обидчивым. И тут стало ясно, что попади я в группу к этим ребятам, вся моя учёба была бы куда веселее. А я -дурак ещё не хотел распределяться по алфавиту!
Был, правда, один молчаливый и смурной парень - Мишка Кочетков. Как-то мне всё казалось, что он меня за что-то не долюбливает. Но однажды взвод отправили на какой-то завод грязь перетаскивать, да и забыли как-то о нас. Мы тогда быстренько соорудили в штатское одного гонца и он нам всем принёс море портвейна. Напились там хорошенько и вдруг этот Миша всё с тем же смурным видом как заорёт: "Вот самый хороший парень на всех сборах - это Гришка Загорский!".
Запомнился среди прочих один симпатичный, интеллигентного вида чувак, который вдруг оказался родом из деревни. Над деревенскими, между тем, он всё время смеялся и рассказывал по случаю всякие истории. Как-то поведал о ребятах, которые встретятся друг с другом по дороге,а с одним из них девушка. И он ей тогда говорит: "Ты извини, я сейчас матом выругаюсь". И вроде как всё нормально раз извинился предварительно.
А потом ещё как-то рассказал случай из детства как старшей брат утонул в пруду и труп его лежал в гостиной на столе. И почему-то запомнилось будто он упомянул как по глазу брата ползла муха. Но наверное это у меня спуталось из Шолоховского "Нахалёнка".
Чуть в стороне у нас был открытый холодный душ, который все называли душ Карбышева. Народ туда ходил вечерами, а потом где-то там рядом ставил у печки сапоги, чтобы просушить как следует. Вообще ребята почему-то даже с портянками сдирал ноги чуть не до мяса, тогда как я надевал сапоги буквально на голые ноги и хоть бы что. Вот тогда я и понял, что во мне тоже есть что-то прикольное.
Ночью мне часто не спалось. Иногда из-за насморка, иногда просто от наплывших впечатлений. Тогда я выходил из палатки и курил, бродя в темноте. И вот однажды выхожу так я в полумраке на плац и вдруг слышу откуда-то доносится детский горький плачь. Странно: детей вроде как у нас тут быть не должно. Так откуда эти все рыдания?! Пошёл я на звук и вышел к соседней палатке. Отбрасываю полог и вижу Саид наш сидит и плачет как маленькая девочка. Как его звали я не знал, но кликуха была Саид потому как он по пьяни перед самыми сборами попросил себе обрить голову. По утру о содеянном он, конечно же, пожалел, но было уже поздно. Так вот, застал я его во всех этих рыданиях и спрашиваю: "Что случилось-то? Умер кто?". Тот отмахивается: "Да никто не умер: сапоги у меня сгорели. Поставил я их пред печкой и забыл. Потом прихожу, а они сгорели". Я успокоил: "Да, спи ты спокойно: завтра мы тебе новые найдём?". Тот недоверчиво спросил: "Точно?". "Наверняка", - отозвался я. И потом действительно что-то мы ему нашли.
А ещё как-то отправили нас на какую-то товарную станцию вагоны ,кажется, разгружать. Отправили не всем взводом, а отделением. А там полагалось перед тем как допускать к работе какую-то технику безопасности подписать, а потому требовался список личного состава. Наш командир отделения Андрюха Князев решил схулиганить и исковеркать все фамилии на свой лад типа: Круглов-Треугольный (вместо Круглов), Кочетковский (вместо Кочетков) ну и так далее. Мужичок ,ответственный на станции его с изумлением потом и спрашивает: "А что у вас за фамилии всё такие?". Тот спокойно отвечает: "Да у нас тут все евреи". Мужик ещё больше удивился : "Что прямо так и все?". Командир отделения серёзно ответил: "Ну нет, меня вот русского над ними начальником поставили". Андрюха был добрым, весёлым пацаном и мне он нравился. Приехал он из какого-то небольшого города и жил в общежитии с женой, учившейся в нашем же вузе. Через несколько лет, работая в НИИ, расположенном рядом с Бауманским училищем, зашёл я в магазин и вдруг меня кто-то хлопает по плечу. Оборачиваюсь - Андрюха. Оказывается, вернувшись после института в родной город, он понял, что уже здорово от него отвык: уехал -то он оттуда семнадцатилетним и шесть лет прожил совершенно в других условиях. В итоге добился того, что его с женой послали от предприятия на получения второго образования в Бауманском. Позже по дороге на работу я стал часто встречать знакомые лица из наших общежитских.
Поздними вечерами перед сном после выпитой водки я любил развлекать наше отделение историями из жизни и не из жизни. Как-то мой одногруппник Толя поведал, что пошёл уже было ко мне в палатку за спичками и вдруг с удивлением услышал мой рассказ о том как я ходил в горы и там почти все погибли. Народ слушал затаив дыхание и он решил уже меня не прерывать, а добыть спички где-нибудь в другом месте.
Однажды наш взвод отправили прочёсывать лес в поисках трупов. Всех расставили в нескольких метрах друг от друга и приказали быстро, но внимательно продвигаться вперёд. Оказалось, что пропали, не вернувшись с дачи, двое людей среднего возраста. Помню, что по профессии они оказались учителями. Чувство было неприятное: в любое мгновение можно натолкнуться на чьи-то останки. Однако в тот раз мы ничего не нашли.
Реально нашли мы всё позже, через пару недель, когда дети, играя возле станции города Красногорска, наткнулись на расчленёнку. Тут уже нас послали прочесывать болото и на траву полетели части человеческих тел. Выглядели они странно: как детали сильно поблёкшей на улице детской куклы. Многих тошнило, а мне было как-то всё равно. С тех пор нас прозвали трупвзвод.
В какой-то момент стало по настоящему голодно. Кормили нас хуже, чем солдат: постоянно давали перловку с какими-то лишь волосками мяса. Организмы были молодые и есть хотелось постоянно. Спасал ужин с ворованной картошкой на кухне и приезды чужих родителей. Поразило как однажды воскресным днём лично ко мне пришёл Андрюха Дроздов по кличке Дрон и принёс целый пакет пирожков с капустой. Мы никогда до этого друзьями не были: учились в одном потоке и симпатизировали друг-другу, но как-то очень мало пересекались. Откуда-то он узнал, что ко мне никто не приезжает и пришёл поделиться. Я запомнил это на всю жизнь и теперь каждый раз, когда бываю в Москве, всегда стараюсь с ним встретиться.
(Продолжение в следующем номере)