Военные сборы лета 1984 года. Часть Четвёртая.
До принятия присяги к нам как-то особо не придирались , относясь снисходительно, видимо имитировали армейский "карантин". Мы кое-как учили присягу наизусть, заранее зная, что будем читать её с листа. Кажется это мероприятие состоялось через пару недель после нашего приезда, но помню точно, что в воскресенье: приехала масса народа - родители, жёны , подруги и родственники. Всем было интересно посмотреть. Даже ко многим из общежитских, живущих неподалёку в Подмосковье, пожаловали родственники. Те же, к кому никто не приезжал, добровольно отправились в наряд.
Сложилось так, что в Мае того года я как раз поссорился с первой женой. Поссорился, как потом выяснилось, навсегда. Она бы ко мне наверняка приехала. Не то, чтобы так уж любила, просто у неё наблюдалась наклонности декабристки: если что ехать хоть на край света. Родители же мои в это время были заняты какими-то своими делами. Мы с ними какое-то время переписывались, но мама мне сперва писала, что папа себя очень плохо чувствует. А потом они и вовсе втроём с сестрой уехали в Болгарию. Так что приезжать ко мне было явно некому.
Всё проходило в достаточной степени торжественно. Генерал вещал с трибуны, раздавая команды, гости расположились сзади на поле с интересом разглядывая нас - зелёных человечков. Ну а мы по очереди повзводно подходили к командиру и читали текст присяги. Когда все прошли через этот процесс, началась большая пьянка. Те, кто поосторожней пошли справлять в лес, а бесшабашные вроде моего одногруппника Рустама Ханова, расположились у всех на виду прямо на поле.
Меня подхватил другой мой одногруппник - Толя Свирин - высокий видный парень в очках. К нему приехал отец - весёлый компанейский мужик и привёз гостинцев под водочку. Мы славно посидели, я приятно, хорошо и много выпил. Однако мне всегда было известно, что хорошо выпить - это значит так, чтобы и много, но чтобы и не особо заметно для окружающих. И так оно у меня тогда и получилось.
Прошло пару часов и пришлый люд стал потихоньку разъезжаться, оставляя нас наедине с текущими заботами. И вот тут-то после присяги и начались все строгости курсантской жизни. Мы, ещё ничего толком не подозревая, спокойно выстроились себе пьяненькие на поверку. Но наш доблестный майор Черцов в тот день был в ударе. Он спокойно себе обошёл строй,зорко вглядываясь в глаза стоящих и вбирая воздух. Некоторых он явно приглядел ещё, когда они находились в процессе и теперь лишь только выискивал. Вывел он в итоге из строя трёх человек: великовозрастного Кипкаева, моего одногруппника Рустама Ханова и худенького Марата из соседней палатки. После чего стал их по очереди спрашивать: "Как самочувствие, товарищ курсант?". Двое ответили "Нормально!", а Марат вдруг сказал: "Отлично!". Этим ответом он себя каким-то неведомым образом спас: его вернули обратно в строй. А двух остальных отправили на гауптвахту.
Я в этот день ,правда, тоже попал под удар: куря в неположенном месте (то есть где-то на дорожках возле палаток) , нарвался всё на того же суворовца и он мне выдал наряд вне очереди на кухню. Я было от этого впал в расстройство, но как потом выяснилось, совершенно напрасно. Работа на кухне была точно из раздела: "Поближе к кухне, подальше от начальства". Никто там тебя не трогал, не шумел, ничего не требовал, да ещё и из еды кое-что перепадало. Единственная проблема состояла в том, что надо было достаточно быстро вымыть холодной водой всю посуду к обеду,а потом и к ужину. Всем заправлял там высокий парень из нашего потока. Я даже позабыл уже теперь его имя. Но пока мы с ним вместе учились, производил он впечатление весьма славного малого. Однако же работа повара человека испортила: появились начальственные нотки, а порой и раздражение. Не знаю уж как он туда попал: место какое-то блатное и невоенное, хотя по своему и хлопотное. Он только жаловался, что офицеры им как бы он не старался всегда оставались чем-то недовольны. А готовил он им пищу совершенно отдельную.
Там же на кухне я "вышел" на солдата водителя продовольственной машины, который за небольшую доплату привозил мне регулярно бутылку водки. Кроме того, вечерами на кухне жарили картошку, сворованную с близлежащего картофельного поля. Короче, жизнь начинала играть новыми красками. Мне теперь даже не хотелось с кухни уходить: я стал одним из немногих просвещённых, кто знал как и что там делать. Однако в душе-таки понимал, что я сюда приехал не водку жрать. Вернее не только водку жрать.
Двое наших ребят так всё и сидели на губе, причём по лагерю поползли слухи, что генерал хочет их отчислить со сборов. Надо было хотя бы что-то делать. Я узнал, что еду им носят от нас. Потом сумел договориться с ребятами и мне дали отнести носилки с завтраком в часть на гауптвахту. Кроме всего прочего, я взял что-то из вкусного, стащенного с кухни, и несколько пачек модных в то время сигарет "Ява". "Хан" (Рустам Ханов) был мне рад, хотя благодарен в итоге не был: когда всё благополучно закончилось, он сам (видимо, чтобы расставить сразу все точки над и) об этом сказал: "Да ты просто хорошим хотел себя почувствовать!". Может и так, но я при этом для него реально пытался что-то сделать в отличие от всех остальных.
Через много лет выйдя на сайт одноклассников, я обнаружил там Кипиша - напарника Хана по несчастью. Вспомнилось как ещё в колхозе они с одногруппником Васей постоянно напивались,а потом дрались. Кипиш был деревенским и считал ,что одно это уже даёт ему явное преимущество. Но Вася, пусть и москвич, был природно здоров, к тому же и роста высокого. Так что бил он тогда Кипешу морду в кровь регулярно.
А ещё было почему-то приятно прочесть как его взрослая уже дочь где-то прокомментировала "Папочка, ты у меня самый лучший!".
(Продолжение в следующем номере)
Сложилось так, что в Мае того года я как раз поссорился с первой женой. Поссорился, как потом выяснилось, навсегда. Она бы ко мне наверняка приехала. Не то, чтобы так уж любила, просто у неё наблюдалась наклонности декабристки: если что ехать хоть на край света. Родители же мои в это время были заняты какими-то своими делами. Мы с ними какое-то время переписывались, но мама мне сперва писала, что папа себя очень плохо чувствует. А потом они и вовсе втроём с сестрой уехали в Болгарию. Так что приезжать ко мне было явно некому.
Всё проходило в достаточной степени торжественно. Генерал вещал с трибуны, раздавая команды, гости расположились сзади на поле с интересом разглядывая нас - зелёных человечков. Ну а мы по очереди повзводно подходили к командиру и читали текст присяги. Когда все прошли через этот процесс, началась большая пьянка. Те, кто поосторожней пошли справлять в лес, а бесшабашные вроде моего одногруппника Рустама Ханова, расположились у всех на виду прямо на поле.
Меня подхватил другой мой одногруппник - Толя Свирин - высокий видный парень в очках. К нему приехал отец - весёлый компанейский мужик и привёз гостинцев под водочку. Мы славно посидели, я приятно, хорошо и много выпил. Однако мне всегда было известно, что хорошо выпить - это значит так, чтобы и много, но чтобы и не особо заметно для окружающих. И так оно у меня тогда и получилось.
Прошло пару часов и пришлый люд стал потихоньку разъезжаться, оставляя нас наедине с текущими заботами. И вот тут-то после присяги и начались все строгости курсантской жизни. Мы, ещё ничего толком не подозревая, спокойно выстроились себе пьяненькие на поверку. Но наш доблестный майор Черцов в тот день был в ударе. Он спокойно себе обошёл строй,зорко вглядываясь в глаза стоящих и вбирая воздух. Некоторых он явно приглядел ещё, когда они находились в процессе и теперь лишь только выискивал. Вывел он в итоге из строя трёх человек: великовозрастного Кипкаева, моего одногруппника Рустама Ханова и худенького Марата из соседней палатки. После чего стал их по очереди спрашивать: "Как самочувствие, товарищ курсант?". Двое ответили "Нормально!", а Марат вдруг сказал: "Отлично!". Этим ответом он себя каким-то неведомым образом спас: его вернули обратно в строй. А двух остальных отправили на гауптвахту.
Я в этот день ,правда, тоже попал под удар: куря в неположенном месте (то есть где-то на дорожках возле палаток) , нарвался всё на того же суворовца и он мне выдал наряд вне очереди на кухню. Я было от этого впал в расстройство, но как потом выяснилось, совершенно напрасно. Работа на кухне была точно из раздела: "Поближе к кухне, подальше от начальства". Никто там тебя не трогал, не шумел, ничего не требовал, да ещё и из еды кое-что перепадало. Единственная проблема состояла в том, что надо было достаточно быстро вымыть холодной водой всю посуду к обеду,а потом и к ужину. Всем заправлял там высокий парень из нашего потока. Я даже позабыл уже теперь его имя. Но пока мы с ним вместе учились, производил он впечатление весьма славного малого. Однако же работа повара человека испортила: появились начальственные нотки, а порой и раздражение. Не знаю уж как он туда попал: место какое-то блатное и невоенное, хотя по своему и хлопотное. Он только жаловался, что офицеры им как бы он не старался всегда оставались чем-то недовольны. А готовил он им пищу совершенно отдельную.
Там же на кухне я "вышел" на солдата водителя продовольственной машины, который за небольшую доплату привозил мне регулярно бутылку водки. Кроме того, вечерами на кухне жарили картошку, сворованную с близлежащего картофельного поля. Короче, жизнь начинала играть новыми красками. Мне теперь даже не хотелось с кухни уходить: я стал одним из немногих просвещённых, кто знал как и что там делать. Однако в душе-таки понимал, что я сюда приехал не водку жрать. Вернее не только водку жрать.
Двое наших ребят так всё и сидели на губе, причём по лагерю поползли слухи, что генерал хочет их отчислить со сборов. Надо было хотя бы что-то делать. Я узнал, что еду им носят от нас. Потом сумел договориться с ребятами и мне дали отнести носилки с завтраком в часть на гауптвахту. Кроме всего прочего, я взял что-то из вкусного, стащенного с кухни, и несколько пачек модных в то время сигарет "Ява". "Хан" (Рустам Ханов) был мне рад, хотя благодарен в итоге не был: когда всё благополучно закончилось, он сам (видимо, чтобы расставить сразу все точки над и) об этом сказал: "Да ты просто хорошим хотел себя почувствовать!". Может и так, но я при этом для него реально пытался что-то сделать в отличие от всех остальных.
Через много лет выйдя на сайт одноклассников, я обнаружил там Кипиша - напарника Хана по несчастью. Вспомнилось как ещё в колхозе они с одногруппником Васей постоянно напивались,а потом дрались. Кипиш был деревенским и считал ,что одно это уже даёт ему явное преимущество. Но Вася, пусть и москвич, был природно здоров, к тому же и роста высокого. Так что бил он тогда Кипешу морду в кровь регулярно.
А ещё было почему-то приятно прочесть как его взрослая уже дочь где-то прокомментировала "Папочка, ты у меня самый лучший!".
(Продолжение в следующем номере)