"Коровы" Хулио Медема и Максима Андреева
Каждый раз, когда мне хочется подумать о ком-нибудь, я думаю о тебе
Впервые опубликовано в газете "Сегодня" в 1993 году
Трусливый дровосек (1875)
Пройдет много лет, и поседевший кузен Алегори, стоя в папоротниках в ожидании расстрела, вспомнит окопы карлистского фронта и тот далекий день, когда он, тогда еще рыжеволосый мальчишка, принес воды новобранцу Мануэлю Иригибелю. Лесоруб Мануэль, чемпион по национальному спорту басков, оставался невозмутим, даже когда в считанные секунды разрубал 60-дюймовый ствол, и огромный, зловещий, словно у палача, топор глубоко вонзался в мякоть дерева - на волосок от босых ступней. Но здесь, на войне - леденел затылок от взглядов смерти, подступала тошнота от ее запаха. Незадолго до рокового мгновенья Мануэль встретил в окопе лесоруба Кармело из поселка Менделусе, разделенного с Иригибелем склоном холма и многолетним соперничеством. Обрадованный Кармело задал последний в жизни вопрос: "Как там моя жена? Не родила?" "У тебя сын". Кармело не разглядел знака несчастья в глазах соседа и принялся учить его правильно держать ружье и целиться, поэтому шальная пуля провидения, назначенная Мануэлю, досталась ему. Через много лет юноше, уводящему любимую в неведомую страну, пригрезится странная картина, всю жизнь преследовавшая его деда: упавший навзничь солдат, запрокинутая голова, круглая дырка в длинной шее и кровь, толчками выплескивающаяся на землю. Так и не осознавшему непоправимость случившегося Кармело Менделусе еще хватило сил удивиться, когда Мануэль Иригибель вымазал в этой крови лицо и смешался с мертвыми. Тяжелое колесо раздробило ногу, но он лишь плотнее стиснул зубы; запах смерти больше не преследовал, хотя телега, куда его бросили, полнилась трупами; он ехал, как Хосе Аркадио среди расстрелянных рабочих, затем выполз из-под нагих посинелых тел и, упав на дорогу, пытался ползти. Звон колокольчика заставил его замереть и в последний раз оледенил ужасом. Поднял голову - и столкнулся с безгневным взглядом коровы: черный глаз облепили мухи; Мануэль Иригибель заглянул в огромный зрачок, скользнул сквозь роговицу и, словно Алиса - в кроличьей норе, утонул в длинном темном туннеле, за которым ждали свет и тепло.
Корова отделилась от дороги и превратилась в небо, но этого кузен Алегори уже не вспомнил: память безжалостно вернула его на 60 лет вперед, и он упал в папоротники с пулей в сердце, потому что сын, родившийся у Кармело, был безумен и стрелял в упор, а для ухода из этого подлого мира бог придумал только один способ.
Топоры (1905)
Первый мертвяк - Страшила - жил возле дома, это был убитый 30 лет назад Кармело Менделусе в красном карлистском берете, только вместо ружья он держал в руках косу; при порывах ветра Страшила стремительно крутился на одной ноге, вычерчивая смертный круг. Дом стоял на склоне холма, а у его подножья раскинулся первозданный лес. Солнечные лучи, скользнув по холму, словно по трамплину, ныряли в зеленое море и, напитавшись хлорофиллом, выпрыгивали из подлеска очищенными и преображенными. Мир здесь был еще молод, в нем царил хаос; вековые деревья не старели и,как маленькие травинки, не имели названий; забреди сюда Ланселот, он никогда бы больше не вспомнил Гиневру; Тристан навсегда бы остался безумным дикарем, лесным духом. В зловещих чащобах обитали кошмарные кабаны. В их существование никто, кроме хромого Мануэля Иригибеля, не верил, но случайно забредших в лес немедленно окатывали волны паники, за спиной слышались топот и тяжелое сопенье невидимого зверя, первобытный страх гнал вперед. Меж листьев папоротника росла смерть - дурман-грибы, и надо было не допустить к ним коров: не то те сойдут с ума. В самом диком месте жил второй мертвяк - жуткое существо из дерева и металла, без лица, с коровьим боталом на шее. Руки он воздевал к небу, словно в молитве, но стоило подойти ближе, как громадный топор со свистом рубил воздух: лжеправедник отвешивал убийственный поклон. Это был капкан для кабанов, поставленный Мануэлем Иригибелем, но ни один кабан в него так и не попался; Железный Дровосек стал призраком умершего сознания, памятником самому себе - навеки проклятому и терзаемому стыдом неудачнику, обреченному ловить то, чего нет. Бедная усталая Алиса, которая хотела присесть на минуточку, но не смогла эту минуточку поймать.
Чем больше времени проходило, тем печальнее становилась память Мануэля. Словно полковник Аурелиано Буэндиа, бесконечно отливавший золотых рыбок, он рисовал и рисовал коров. И вслед за полковником понял: человек умирает не когда должен, а когда может. Окружающий мир тускнел и блек, но Мануэль не мог покинуть его: черный туннель коровьего глаза закрылся, туда можно было только заглянуть и с головокружительной высоты разглядеть лиловую долину с фиолетовым солнцем и зеленой луной. Лишь 6-летняя Кристина была его тайной поверенной, и он продолжал рисовать: не для того, чтоб спастись от мук совести, но - чтобы терпеть их и дальше.
Поселковые топоры были живые. Из величественного баскского символа силы и борьбы они превратились в злых духов, в постоянную угрозу жизни. Словно напитавшись кровью Кармело и страданьями Мануэля, топоры столкнули в соперничестве их сыновей. 20 необъятных стволов перерубили Игнасио Иригибель и Хуан Менделусе, но мгновенье, на которое один опередил другого, соринкой попало в глаз судьбы. Щепка, отсеченная топором Игнасио, вспорхнула,зависла в синеве - и плавно опустилась в карман фартука Каталины Менделусе. Взгляд испуганной лани, замирание сердца. Как солнечный удар. Только не отводи глаз, а то я умру. Позже, когда твой безумный брат в бессильной ярости швырнул топор в сторону леса- в мою сторону - случилось чудо. Сюда не долетела бы даже пуля, но топор, подхваченный крыльями провидения, пересек далекую воображаемую границу тени, и, вонзившись в дерево, поменял сущность. Злой дух забыл, кто он, как Алиса забыла свое имя, и перевоплотился в трепещущий от страсти жезл любви. Ты побежала по склону вдогонку, с трудом преодолевая движение воздуха, полного солнечных зайчиков, ветки хлестали по щекам, из-под ног в панике брызнула зеленая нечисть, сельва поглотила тебя, удар, остановилосьдыхание: мертвяк! Нет, это я. Неподатливые губы, головокружение, змеиное сплетение тел, всхлип, последняя судорога: умоляю, останься такой, замри! Взгляд сквозь дрожащие ресницы: раздвинутые ветром папоротники, богомол на ветке, кропотливый муравей тягает соломинку. Пройдет много лет, и их дети поймут, как это важно.
Кровь Менделусе, спасшая когда-то Иригибеля, стала его позором. Теперь крови перемешались. Сестра побежденного родит бастарда.
Огненная дыра (1915)
Было это или не было (а была лишь корова Пупиле), но в глубине леса, неподалеку от логова Железного Дровосека, стоял трухлявый пень - все, что осталось от гигантского Вяза, который в незапамятные времена чуть не стрескал четырех маленьких хоббитов. Сердцевина выгнила, но мрачное бездонное чрево по-прежнему охотно поглощало живые и неживые предметы, свет, звуки. Из Провала, словно дудка Крысолова, доносилось гулкое жужжание мух, временами - ледяной вой мертвяков; висел удушливый запах крови. Давным-давно, когда Мануэль был молод, и лес - полон кабанов, в скважину бросили тушу зверя; в ответ дыра довольно ухнула, а потом горела целое лето.
- Что с той стороны Провала? - спрашивали Мануэля Перу и Кристина.
- То же, что и с этой. Вы.
- Но мы находимся здесь!
- Нет, здесь нахожусь я. Скоро ко мне уйдет и Пупиле.
Время шло, и жизнь Хуана постепенно безобразилась злобой, а сознание, блуждавшее в лабиринтах несостоявшейся любви, в конце концов сорвалось впропасть безумия. Носивший странную привилегию избранного бастард вызывал у него суеверный ужас, и однажды бедный Перу едва не поплатился жизнью за выигранное отцом состязание. Мир в поселке утратил радость. Треугольник холм - лес - поле стал гигантской западней, далекой и оторванной от большого мира, словно город Риоача, осажденный Фрэнсисом Дрейком. Машина времени испортилась: неминуемо повторялись лица, судьбы, сны, одиночества; звучали однажды сказанные слова; чемпион Игнасио возвращался с соревнований, как полковник Аурелиано Буэндиа - с очередной войны; бастард Перу был одновременно Мануэлем Иригибелем и Хосе Аркадио; в деревне появились: автомобиль - как поезд в Макондо; фотокамера - как дагерротипы и другие чудеса цыгана Мелькиадеса.
У случайно заглянувшего в ее зрачок Мануэля Иригибеля вдруг закружилась голова: почудилось, будто он снова смотрит в коровий глаз. Дед поделился знанием с внуком: магические отверстия - не что иное, как дырки в другой мир, замочная скважина, в которую Алиса смотрит на чудесный сад.
Когда взгляд Пупиле потух и она стала давать прокисшее молоко, Мануэль накормил ее ядовитыми грибами, чтоб не почувствовала боли, отрубил копыта и распятием разложил их вокруг мертвяка с косой; будтосам Страшила осуществил страшную угрозу. Безумие хромого лесоруба достигло редкой ясности самоосознания; вновь и вновь он рисовал пророческие картины. Война: кровь на коровьих рогах и копытах, человек с коровьей головой, две коровы в окопах (у одной пробита шея). Любовь-инцест: мальчик и девочка верхом на двуглавой корове. Однажды Мануэль гулял по лесу, все еще думая о солдате, раненном в шею, встретил Кармело Менделусе, обрадовался и затеял с ним длинный разговор; так Хосе Аркадио Буэндиа часами беседовал с убитым собственноручно Пруденсио Агиляром; речь текла неспешно, слова ничего не значили, но были легкими и приятными; из Провала вышла Пупиле, Мануэль удивился, что у нее нет копыт, и только тут понял, что уже умер.
Игнасио и Каталина уехали в Европу, забрав с собой Перу, но хрупкая девочка с глазами сфинкса не покинула сны бастарда. Она существовала почти предметно, словно грубый шерстяной свитер, кусающий через любую рубашку.
Война в лесу (1936)
Сон то был или явь, но в ночь рыжего полнолуния задул слабый кладбищенский ветер, и в деревне появились светлячки. Перу проснулся, затосковал о пряном запахе волос и отправился искать Кристину, но не мог найти, потому что она была в поле, где при мерцающемсвете крохотных комет (тень - вспышка, тень - вспышка, как взмах рыжих ресниц) бесстрастно отдавалась Лукасу, сыну Алегори; так корова терпеливо стоит под быком, и в черных глазах ее - вся мудрость мира.
Поселок с памятником смерти немог существовать вечно, ось времени износилась, и колесо судьбы совершало последние обороты. Деревья высыхали, птицы, вдохнув аромат дурман-грибов, падали в папоротники замертво, люди покидали дома, в прелом воздухе не выживали даже мыши и змеи. БезумныйХуан надел красный берет и ушел на войну, его призрак остался в неразделенном одиночестве бродить по пустому дому, хлопать ставнями и скрипеть подгнившими половицами. Девочка и бастард изредка переписывались: Перу женился на рыжей англичанке, у них родилась дочь, Кристина встречалась с рыжим Лукасом и чуть не вышла за него замуж; но все-таки не вышла. Как бы выполняя завещание деда, увидевшего город агнца в коровьем глазу, Перу стал фотокором лондонской газеты и вернулся в свой Макондо, чтобы снимать войну и исполнить пророчество. Будто и не было разлуки.
- Каждый раз, когда мне хотелось подумать о ком-нибудь, я думал о тебе.
-И я.
Ветер несчастья усилился; с приходом карлистов лесорубы попрятались в лесу; одному мертвяку снова попала пуля в шею, второй навсегда застыл в отчаянном поклоне; Кристина держала Перу за руку; вокруг падали; Лукас шел рядом и стрелял, но потом тоже упал; Кристина спряталась в высокой траве, а бастарда отвели в папоротники, где он, стоя рядом с кузеном Алегори, вспомнил окопы карлистского фронта и почувствовал запах смерти, но сбылось предначертанное - безумный Хуан спас племянника: "Этот парень карлист, его дед воевал с моим отцом". "Я тоже, - вскричал старик Алегори, - я приносил им воду!" - и упал с пулей в сердце, потому что ветер несчастья стал ураганом, а Хуан стрелял в упор.
Крепко сжимая камеру, Перу побрел по омертвелому лесу, а за его спиной вихрь довершил начатое: смерть из папоротников разрослась и напоила воздух ядом, призраки из пустых домов, словно тараканы из щелей, поползли в заволакиваемый тьмой мир, исчез проклятый поселок с дурман-грибами и мертвяками; война в лесу положила конец истории, начало которой затерялось в потемках лет, но последние влюбленные не погибли, как Аурелиано и Амаранта Урсула, ибо родам человеческим, обреченным на 100 лет одиночества, не суждено появляться на свет дважды.
Перу и Кристина шагнули в Провал.
Любовь
Вкус корицы. Запах мяты.
Это просто - надо лишь надеть волшебное кольцо; или зайти в самую гущу лиловых цветов и поглубже вдохнуть; или поймать ладонью солнечный зайчик; или хотя бы, случайно встретившись глазами, чуть дольше обычного не отводить взгляд. Граница сфер тонка, словно оболочка мыльного пузыря; лопнув, расплескивает радужные брызги, и предметы меняют цвета. Мир здесь так нов, что некоторые вещи не имеют названий, и на них приходится показывать пальцем. Но как много можно унести с собой! Вот скамейка, на которой они умирали от желания, закусывая губы в беззвучном крике, вот дерево; тут она будто превращалась в дриаду, ее лопатки знают наизусть каждый выступ коры. Невдалеке пасется Пупиле; дедушка, как всегда, рисует ее. Рядом - дом, из окна смотрят дети: два мальчика и девочка. По травинке ползет муравей. Обними меня покрепче. А сейчас шепни что-нибудь на ухо. Как хорошо. Я ждала тебя, чтобы любить всю жизнь. Это очень, очень важно.
Впервые опубликовано в газете "Сегодня" в 1993 году
Трусливый дровосек (1875)
Пройдет много лет, и поседевший кузен Алегори, стоя в папоротниках в ожидании расстрела, вспомнит окопы карлистского фронта и тот далекий день, когда он, тогда еще рыжеволосый мальчишка, принес воды новобранцу Мануэлю Иригибелю. Лесоруб Мануэль, чемпион по национальному спорту басков, оставался невозмутим, даже когда в считанные секунды разрубал 60-дюймовый ствол, и огромный, зловещий, словно у палача, топор глубоко вонзался в мякоть дерева - на волосок от босых ступней. Но здесь, на войне - леденел затылок от взглядов смерти, подступала тошнота от ее запаха. Незадолго до рокового мгновенья Мануэль встретил в окопе лесоруба Кармело из поселка Менделусе, разделенного с Иригибелем склоном холма и многолетним соперничеством. Обрадованный Кармело задал последний в жизни вопрос: "Как там моя жена? Не родила?" "У тебя сын". Кармело не разглядел знака несчастья в глазах соседа и принялся учить его правильно держать ружье и целиться, поэтому шальная пуля провидения, назначенная Мануэлю, досталась ему. Через много лет юноше, уводящему любимую в неведомую страну, пригрезится странная картина, всю жизнь преследовавшая его деда: упавший навзничь солдат, запрокинутая голова, круглая дырка в длинной шее и кровь, толчками выплескивающаяся на землю. Так и не осознавшему непоправимость случившегося Кармело Менделусе еще хватило сил удивиться, когда Мануэль Иригибель вымазал в этой крови лицо и смешался с мертвыми. Тяжелое колесо раздробило ногу, но он лишь плотнее стиснул зубы; запах смерти больше не преследовал, хотя телега, куда его бросили, полнилась трупами; он ехал, как Хосе Аркадио среди расстрелянных рабочих, затем выполз из-под нагих посинелых тел и, упав на дорогу, пытался ползти. Звон колокольчика заставил его замереть и в последний раз оледенил ужасом. Поднял голову - и столкнулся с безгневным взглядом коровы: черный глаз облепили мухи; Мануэль Иригибель заглянул в огромный зрачок, скользнул сквозь роговицу и, словно Алиса - в кроличьей норе, утонул в длинном темном туннеле, за которым ждали свет и тепло.
Корова отделилась от дороги и превратилась в небо, но этого кузен Алегори уже не вспомнил: память безжалостно вернула его на 60 лет вперед, и он упал в папоротники с пулей в сердце, потому что сын, родившийся у Кармело, был безумен и стрелял в упор, а для ухода из этого подлого мира бог придумал только один способ.
Топоры (1905)
Первый мертвяк - Страшила - жил возле дома, это был убитый 30 лет назад Кармело Менделусе в красном карлистском берете, только вместо ружья он держал в руках косу; при порывах ветра Страшила стремительно крутился на одной ноге, вычерчивая смертный круг. Дом стоял на склоне холма, а у его подножья раскинулся первозданный лес. Солнечные лучи, скользнув по холму, словно по трамплину, ныряли в зеленое море и, напитавшись хлорофиллом, выпрыгивали из подлеска очищенными и преображенными. Мир здесь был еще молод, в нем царил хаос; вековые деревья не старели и,как маленькие травинки, не имели названий; забреди сюда Ланселот, он никогда бы больше не вспомнил Гиневру; Тристан навсегда бы остался безумным дикарем, лесным духом. В зловещих чащобах обитали кошмарные кабаны. В их существование никто, кроме хромого Мануэля Иригибеля, не верил, но случайно забредших в лес немедленно окатывали волны паники, за спиной слышались топот и тяжелое сопенье невидимого зверя, первобытный страх гнал вперед. Меж листьев папоротника росла смерть - дурман-грибы, и надо было не допустить к ним коров: не то те сойдут с ума. В самом диком месте жил второй мертвяк - жуткое существо из дерева и металла, без лица, с коровьим боталом на шее. Руки он воздевал к небу, словно в молитве, но стоило подойти ближе, как громадный топор со свистом рубил воздух: лжеправедник отвешивал убийственный поклон. Это был капкан для кабанов, поставленный Мануэлем Иригибелем, но ни один кабан в него так и не попался; Железный Дровосек стал призраком умершего сознания, памятником самому себе - навеки проклятому и терзаемому стыдом неудачнику, обреченному ловить то, чего нет. Бедная усталая Алиса, которая хотела присесть на минуточку, но не смогла эту минуточку поймать.
Чем больше времени проходило, тем печальнее становилась память Мануэля. Словно полковник Аурелиано Буэндиа, бесконечно отливавший золотых рыбок, он рисовал и рисовал коров. И вслед за полковником понял: человек умирает не когда должен, а когда может. Окружающий мир тускнел и блек, но Мануэль не мог покинуть его: черный туннель коровьего глаза закрылся, туда можно было только заглянуть и с головокружительной высоты разглядеть лиловую долину с фиолетовым солнцем и зеленой луной. Лишь 6-летняя Кристина была его тайной поверенной, и он продолжал рисовать: не для того, чтоб спастись от мук совести, но - чтобы терпеть их и дальше.
Поселковые топоры были живые. Из величественного баскского символа силы и борьбы они превратились в злых духов, в постоянную угрозу жизни. Словно напитавшись кровью Кармело и страданьями Мануэля, топоры столкнули в соперничестве их сыновей. 20 необъятных стволов перерубили Игнасио Иригибель и Хуан Менделусе, но мгновенье, на которое один опередил другого, соринкой попало в глаз судьбы. Щепка, отсеченная топором Игнасио, вспорхнула,зависла в синеве - и плавно опустилась в карман фартука Каталины Менделусе. Взгляд испуганной лани, замирание сердца. Как солнечный удар. Только не отводи глаз, а то я умру. Позже, когда твой безумный брат в бессильной ярости швырнул топор в сторону леса- в мою сторону - случилось чудо. Сюда не долетела бы даже пуля, но топор, подхваченный крыльями провидения, пересек далекую воображаемую границу тени, и, вонзившись в дерево, поменял сущность. Злой дух забыл, кто он, как Алиса забыла свое имя, и перевоплотился в трепещущий от страсти жезл любви. Ты побежала по склону вдогонку, с трудом преодолевая движение воздуха, полного солнечных зайчиков, ветки хлестали по щекам, из-под ног в панике брызнула зеленая нечисть, сельва поглотила тебя, удар, остановилосьдыхание: мертвяк! Нет, это я. Неподатливые губы, головокружение, змеиное сплетение тел, всхлип, последняя судорога: умоляю, останься такой, замри! Взгляд сквозь дрожащие ресницы: раздвинутые ветром папоротники, богомол на ветке, кропотливый муравей тягает соломинку. Пройдет много лет, и их дети поймут, как это важно.
Кровь Менделусе, спасшая когда-то Иригибеля, стала его позором. Теперь крови перемешались. Сестра побежденного родит бастарда.
Огненная дыра (1915)
Было это или не было (а была лишь корова Пупиле), но в глубине леса, неподалеку от логова Железного Дровосека, стоял трухлявый пень - все, что осталось от гигантского Вяза, который в незапамятные времена чуть не стрескал четырех маленьких хоббитов. Сердцевина выгнила, но мрачное бездонное чрево по-прежнему охотно поглощало живые и неживые предметы, свет, звуки. Из Провала, словно дудка Крысолова, доносилось гулкое жужжание мух, временами - ледяной вой мертвяков; висел удушливый запах крови. Давным-давно, когда Мануэль был молод, и лес - полон кабанов, в скважину бросили тушу зверя; в ответ дыра довольно ухнула, а потом горела целое лето.
- Что с той стороны Провала? - спрашивали Мануэля Перу и Кристина.
- То же, что и с этой. Вы.
- Но мы находимся здесь!
- Нет, здесь нахожусь я. Скоро ко мне уйдет и Пупиле.
Время шло, и жизнь Хуана постепенно безобразилась злобой, а сознание, блуждавшее в лабиринтах несостоявшейся любви, в конце концов сорвалось впропасть безумия. Носивший странную привилегию избранного бастард вызывал у него суеверный ужас, и однажды бедный Перу едва не поплатился жизнью за выигранное отцом состязание. Мир в поселке утратил радость. Треугольник холм - лес - поле стал гигантской западней, далекой и оторванной от большого мира, словно город Риоача, осажденный Фрэнсисом Дрейком. Машина времени испортилась: неминуемо повторялись лица, судьбы, сны, одиночества; звучали однажды сказанные слова; чемпион Игнасио возвращался с соревнований, как полковник Аурелиано Буэндиа - с очередной войны; бастард Перу был одновременно Мануэлем Иригибелем и Хосе Аркадио; в деревне появились: автомобиль - как поезд в Макондо; фотокамера - как дагерротипы и другие чудеса цыгана Мелькиадеса.
У случайно заглянувшего в ее зрачок Мануэля Иригибеля вдруг закружилась голова: почудилось, будто он снова смотрит в коровий глаз. Дед поделился знанием с внуком: магические отверстия - не что иное, как дырки в другой мир, замочная скважина, в которую Алиса смотрит на чудесный сад.
Когда взгляд Пупиле потух и она стала давать прокисшее молоко, Мануэль накормил ее ядовитыми грибами, чтоб не почувствовала боли, отрубил копыта и распятием разложил их вокруг мертвяка с косой; будтосам Страшила осуществил страшную угрозу. Безумие хромого лесоруба достигло редкой ясности самоосознания; вновь и вновь он рисовал пророческие картины. Война: кровь на коровьих рогах и копытах, человек с коровьей головой, две коровы в окопах (у одной пробита шея). Любовь-инцест: мальчик и девочка верхом на двуглавой корове. Однажды Мануэль гулял по лесу, все еще думая о солдате, раненном в шею, встретил Кармело Менделусе, обрадовался и затеял с ним длинный разговор; так Хосе Аркадио Буэндиа часами беседовал с убитым собственноручно Пруденсио Агиляром; речь текла неспешно, слова ничего не значили, но были легкими и приятными; из Провала вышла Пупиле, Мануэль удивился, что у нее нет копыт, и только тут понял, что уже умер.
Игнасио и Каталина уехали в Европу, забрав с собой Перу, но хрупкая девочка с глазами сфинкса не покинула сны бастарда. Она существовала почти предметно, словно грубый шерстяной свитер, кусающий через любую рубашку.
Война в лесу (1936)
Сон то был или явь, но в ночь рыжего полнолуния задул слабый кладбищенский ветер, и в деревне появились светлячки. Перу проснулся, затосковал о пряном запахе волос и отправился искать Кристину, но не мог найти, потому что она была в поле, где при мерцающемсвете крохотных комет (тень - вспышка, тень - вспышка, как взмах рыжих ресниц) бесстрастно отдавалась Лукасу, сыну Алегори; так корова терпеливо стоит под быком, и в черных глазах ее - вся мудрость мира.
Поселок с памятником смерти немог существовать вечно, ось времени износилась, и колесо судьбы совершало последние обороты. Деревья высыхали, птицы, вдохнув аромат дурман-грибов, падали в папоротники замертво, люди покидали дома, в прелом воздухе не выживали даже мыши и змеи. БезумныйХуан надел красный берет и ушел на войну, его призрак остался в неразделенном одиночестве бродить по пустому дому, хлопать ставнями и скрипеть подгнившими половицами. Девочка и бастард изредка переписывались: Перу женился на рыжей англичанке, у них родилась дочь, Кристина встречалась с рыжим Лукасом и чуть не вышла за него замуж; но все-таки не вышла. Как бы выполняя завещание деда, увидевшего город агнца в коровьем глазу, Перу стал фотокором лондонской газеты и вернулся в свой Макондо, чтобы снимать войну и исполнить пророчество. Будто и не было разлуки.
- Каждый раз, когда мне хотелось подумать о ком-нибудь, я думал о тебе.
-И я.
Ветер несчастья усилился; с приходом карлистов лесорубы попрятались в лесу; одному мертвяку снова попала пуля в шею, второй навсегда застыл в отчаянном поклоне; Кристина держала Перу за руку; вокруг падали; Лукас шел рядом и стрелял, но потом тоже упал; Кристина спряталась в высокой траве, а бастарда отвели в папоротники, где он, стоя рядом с кузеном Алегори, вспомнил окопы карлистского фронта и почувствовал запах смерти, но сбылось предначертанное - безумный Хуан спас племянника: "Этот парень карлист, его дед воевал с моим отцом". "Я тоже, - вскричал старик Алегори, - я приносил им воду!" - и упал с пулей в сердце, потому что ветер несчастья стал ураганом, а Хуан стрелял в упор.
Крепко сжимая камеру, Перу побрел по омертвелому лесу, а за его спиной вихрь довершил начатое: смерть из папоротников разрослась и напоила воздух ядом, призраки из пустых домов, словно тараканы из щелей, поползли в заволакиваемый тьмой мир, исчез проклятый поселок с дурман-грибами и мертвяками; война в лесу положила конец истории, начало которой затерялось в потемках лет, но последние влюбленные не погибли, как Аурелиано и Амаранта Урсула, ибо родам человеческим, обреченным на 100 лет одиночества, не суждено появляться на свет дважды.
Перу и Кристина шагнули в Провал.
Любовь
Вкус корицы. Запах мяты.
Это просто - надо лишь надеть волшебное кольцо; или зайти в самую гущу лиловых цветов и поглубже вдохнуть; или поймать ладонью солнечный зайчик; или хотя бы, случайно встретившись глазами, чуть дольше обычного не отводить взгляд. Граница сфер тонка, словно оболочка мыльного пузыря; лопнув, расплескивает радужные брызги, и предметы меняют цвета. Мир здесь так нов, что некоторые вещи не имеют названий, и на них приходится показывать пальцем. Но как много можно унести с собой! Вот скамейка, на которой они умирали от желания, закусывая губы в беззвучном крике, вот дерево; тут она будто превращалась в дриаду, ее лопатки знают наизусть каждый выступ коры. Невдалеке пасется Пупиле; дедушка, как всегда, рисует ее. Рядом - дом, из окна смотрят дети: два мальчика и девочка. По травинке ползет муравей. Обними меня покрепче. А сейчас шепни что-нибудь на ухо. Как хорошо. Я ждала тебя, чтобы любить всю жизнь. Это очень, очень важно.