Саратовское
...Который должен придти
Приближающийся Слаповский
Александр ВЯЛЬЦЕВ
"Независимая газета". 02.12.1993
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ город Саратов. И галерея (имени Радищева) там замечательная. И дал он нам уже кое-что. Кекову, например. Теперь вот Слаповский подоспел.
Тут уместно некоторое отступление. Настоящая интеллигенция никогда не кажется провинциальной и неготовой. Их, может быть, десять человек на город, но они совершенно другие, нежели окружающий их фон. Это подтверждает, что аристократия не есть абстракция, но реальный факт, верный даже для нас, приложивших столько сил, чтобы выветрить саму память о ней. В отличие от родовой, эта "аристократия" беднее и незащищеннее любой другой группы населения. Выброшенная на улицу, никем не охраняемая от городских подонков, чувствующих в ней свою законную жертву, она всякий раз подтверждает истину, что дух Божий веет, где хочет. В самых захолустных городках России интеллигенция все понимает и, несмотря на всю злосчастную реальность, умудряется наделить себя горькой ясностью и той специфической иронией, которая отличает эту социальную группу, выросшую за несколько часов до рассвета. Это лишь кажется, что не по теме. Все это напрямую касается предмета разговора.
О Слаповском "НГ" уже писала (например, 15.4.93). Тогда главным его поставщиком была саратовская "Волга". Нынче он сделался ближе: в десятом номере "Знамени" - его повесть "Пыльная зима" (так себе, к слову, название).
Помните картину Дали "За секунду до пробуждения от жужжания пчелы, летающей вокруг граната"? Вся повесть Слаповского вырастает из банки, выброшенной из промчавшегося автомобиля. Звуки рикошетов этой банки в сознании автора облекаются в фантасмагории критического реализма.
Сперва рождается героиня. Потом героиня порождает тьму сюжетов... Кстати, видали ли вы, чтобы фантаст, сочинив заведомую небывальщину, признался: вот, мол, навертел же я небывальщины! (С другой стороны - зачем? И так ясно.) В литературе всегда существовала условность: никогда не выдавать плоды своей фантазии за то, что они есть на самом деле ("плоды фантазии"). Слаповский раз за разом нарушает это конфессиональное соглашение: каждое его произведение - это ряд вариантов самого себя. А ля Достоевский это выглядело бы так: 1) Раскольников убил старуху; 2) Раскольников не убивал старуху и даже в. глаза ее не видел; 3) Раскольникову приснилось, что он убил старуху; 4) Раскольников идет убивать старуху, но не застает ее дома, заходит в церковь, знакомится с графиней и женится на ней; 5) Раскольников вовсе не Раскольников, а совсем другой человек, и т.д. Каждый раз одинаково убедительно. А объединяющим и рационализирующим началом всего этого мог бы стать скучающий за партой девятиклассник, осиливший десять первых страниц романа и углубившийся в медитации.
Нам кажется, что мы вместе с автором уже преодолели какую-то дистанцию... А он еще и не начинал бега, но всего лишь тридцать раз подряд вообразил финиш (как Даса у Г.Гессе вообразил, сидя у ручья, всю свою жизнь).
Эта много вариантность сюжетных решений превращает произведение в релятивистский лабиринт, и блуждающий по нему читатель постоянно чувствует, что его дурачат. Дурачат, потому что не обманывают, как положено, не дают ему "литературы", не говорят твердым голосом: "Вот как оно было на самом деле".Вероятно, тут есть и максфришевский момент недостаточности судьбы, желание прокрутить другой ее вариант (характерное для XX века желание). Вдруг исчезнуть из нее на двадцать лет, как Рип Ван Винкль, придумав в оправдание фантастическую историю. "Штиллер" называется роман Макса Фриша. "Я не Штиллер!" - первая фраза этого романа. В этом весь Слаповский. То, что Фриш проделывает на уровне фабулы, Слаповский проделывает на уровне структуры текста. Текст, как и судьба, не есть абсолют. Попробуем-ка тему на прочность еще раз, скажем, с этого бока... И я каждый раз недоумеваю: зачем Слаповский это делает? И я каждый раз получаю удовольствие от того, как он это делает.
Современные произведения пишут с точки зрения жизни, и никогда - точки зрения смерти. Отсюда произвол, расплывчатость, легкомыслие. Настоящая литератора начинается, когда Вечность стоит у порога, словно тополь с обломанными ветвями. Не знаю, что думает о жизни играющий "вундеркинд" Слаповский. Но он, как-то даже не по-мужски, умеет заглянуть в боль. Он играет, но играет честно: с драконами и разбойниками, с возможностью для игрока не дойти до конца игры.
- Напомню: мы по-прежнему ждем произведения, охватывающего весь спектр проблем современного трагического сознания. И в этом смысле Слаповский все-таки что-то дает. Он - свободен. Свобода - последнее утешение неудачника. Он не ангажирован, никому ничего не должен, никому не нужен. У него достаточно причин для такой свободы, хотя "неудачник" он (сужу по его героям) скорее по лени и по возможности обходиться так, как есть. Я знаю, как опасно захваливать автора. Я был свидетелем нескольких прекрасных дебютов. Пока человек не знает, что он гений, он пишет хорошо: о жизни, о боли... Потом он пишет только про свою гениальность. Так что само собой снимается вопрос: ты ли лют, который должен придти, или ожидать нам другого?
www.slapovsky.ru
slapovsky
Сообщество "Желтая Гора"
Приближающийся Слаповский
Александр ВЯЛЬЦЕВ
"Независимая газета". 02.12.1993
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ город Саратов. И галерея (имени Радищева) там замечательная. И дал он нам уже кое-что. Кекову, например. Теперь вот Слаповский подоспел.
Тут уместно некоторое отступление. Настоящая интеллигенция никогда не кажется провинциальной и неготовой. Их, может быть, десять человек на город, но они совершенно другие, нежели окружающий их фон. Это подтверждает, что аристократия не есть абстракция, но реальный факт, верный даже для нас, приложивших столько сил, чтобы выветрить саму память о ней. В отличие от родовой, эта "аристократия" беднее и незащищеннее любой другой группы населения. Выброшенная на улицу, никем не охраняемая от городских подонков, чувствующих в ней свою законную жертву, она всякий раз подтверждает истину, что дух Божий веет, где хочет. В самых захолустных городках России интеллигенция все понимает и, несмотря на всю злосчастную реальность, умудряется наделить себя горькой ясностью и той специфической иронией, которая отличает эту социальную группу, выросшую за несколько часов до рассвета. Это лишь кажется, что не по теме. Все это напрямую касается предмета разговора.
О Слаповском "НГ" уже писала (например, 15.4.93). Тогда главным его поставщиком была саратовская "Волга". Нынче он сделался ближе: в десятом номере "Знамени" - его повесть "Пыльная зима" (так себе, к слову, название).
Помните картину Дали "За секунду до пробуждения от жужжания пчелы, летающей вокруг граната"? Вся повесть Слаповского вырастает из банки, выброшенной из промчавшегося автомобиля. Звуки рикошетов этой банки в сознании автора облекаются в фантасмагории критического реализма.
Сперва рождается героиня. Потом героиня порождает тьму сюжетов... Кстати, видали ли вы, чтобы фантаст, сочинив заведомую небывальщину, признался: вот, мол, навертел же я небывальщины! (С другой стороны - зачем? И так ясно.) В литературе всегда существовала условность: никогда не выдавать плоды своей фантазии за то, что они есть на самом деле ("плоды фантазии"). Слаповский раз за разом нарушает это конфессиональное соглашение: каждое его произведение - это ряд вариантов самого себя. А ля Достоевский это выглядело бы так: 1) Раскольников убил старуху; 2) Раскольников не убивал старуху и даже в. глаза ее не видел; 3) Раскольникову приснилось, что он убил старуху; 4) Раскольников идет убивать старуху, но не застает ее дома, заходит в церковь, знакомится с графиней и женится на ней; 5) Раскольников вовсе не Раскольников, а совсем другой человек, и т.д. Каждый раз одинаково убедительно. А объединяющим и рационализирующим началом всего этого мог бы стать скучающий за партой девятиклассник, осиливший десять первых страниц романа и углубившийся в медитации.
Нам кажется, что мы вместе с автором уже преодолели какую-то дистанцию... А он еще и не начинал бега, но всего лишь тридцать раз подряд вообразил финиш (как Даса у Г.Гессе вообразил, сидя у ручья, всю свою жизнь).
Эта много вариантность сюжетных решений превращает произведение в релятивистский лабиринт, и блуждающий по нему читатель постоянно чувствует, что его дурачат. Дурачат, потому что не обманывают, как положено, не дают ему "литературы", не говорят твердым голосом: "Вот как оно было на самом деле".Вероятно, тут есть и максфришевский момент недостаточности судьбы, желание прокрутить другой ее вариант (характерное для XX века желание). Вдруг исчезнуть из нее на двадцать лет, как Рип Ван Винкль, придумав в оправдание фантастическую историю. "Штиллер" называется роман Макса Фриша. "Я не Штиллер!" - первая фраза этого романа. В этом весь Слаповский. То, что Фриш проделывает на уровне фабулы, Слаповский проделывает на уровне структуры текста. Текст, как и судьба, не есть абсолют. Попробуем-ка тему на прочность еще раз, скажем, с этого бока... И я каждый раз недоумеваю: зачем Слаповский это делает? И я каждый раз получаю удовольствие от того, как он это делает.
Современные произведения пишут с точки зрения жизни, и никогда - точки зрения смерти. Отсюда произвол, расплывчатость, легкомыслие. Настоящая литератора начинается, когда Вечность стоит у порога, словно тополь с обломанными ветвями. Не знаю, что думает о жизни играющий "вундеркинд" Слаповский. Но он, как-то даже не по-мужски, умеет заглянуть в боль. Он играет, но играет честно: с драконами и разбойниками, с возможностью для игрока не дойти до конца игры.
- Напомню: мы по-прежнему ждем произведения, охватывающего весь спектр проблем современного трагического сознания. И в этом смысле Слаповский все-таки что-то дает. Он - свободен. Свобода - последнее утешение неудачника. Он не ангажирован, никому ничего не должен, никому не нужен. У него достаточно причин для такой свободы, хотя "неудачник" он (сужу по его героям) скорее по лени и по возможности обходиться так, как есть. Я знаю, как опасно захваливать автора. Я был свидетелем нескольких прекрасных дебютов. Пока человек не знает, что он гений, он пишет хорошо: о жизни, о боли... Потом он пишет только про свою гениальность. Так что само собой снимается вопрос: ты ли лют, который должен придти, или ожидать нам другого?
www.slapovsky.ru
slapovsky
Сообщество "Желтая Гора"