(no subject)
«Если творческая интеллигенция не изменит себе, то останется в изоляции»
ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ, социолог, главный редактор журнала "Искусство кино", много лет занимается проблемами, связанными с социологией культуры. Отправляясь к нему на встречу, обозреватель "Русского Телеграфа" ОЛЬГА КАБАНОВА намеревалась поговорить о том, как изменилась сегодняшняя культурная аудитория. Однако разговор принял совсем неожиданный оборот.
«Русский Телеграф». 25 октября 1997 года
Даниил Дондурей: Меня сейчас интересует существующая уже много лет трагическая ситуация, когда российская творческая интеллигенция выполняет функции настоящей, глубокой, подлинной оппозиции процессам модернизации страны. Не коммунисты, не бабурины и говорухины, не националисты предпринимают главные усилия, чтобы Россия эволюционировала медленно. Чтобы здесь все в развитии общества было, как говорят китайцы, не просто, а сложно. Реальной оппозицией, повторяю, являются творцы.
Ольга Кабанова: Ну да?
Д.Д.: Да, и я готов это доказать. Известно, что в России чрезвычайно важна духовная наполненность общества, те смыслы, которые регулярно вбрасываются в общественное сознание. Здесь всегда важны слова, здесь слова значимы, здесь живут в мире содержательных смыслов. Поэтому общество всегда было чрезвычайно идеологизировано. Вспомним -- народовольческие идеи, большевистские, советская власть и антисоветская. И в этой стране культура всегда выполняла целый ряд социальных функций: оппозиционных партий, политических клубов, общественной кафедры, была она и проповедником. В таком идеологизированном обществе огромную роль играют для массового сознания мифологемы и идеологемы. Вообще, любое общество не может функционировать, развиваться без массовых мифологем. Чем же заполнено это пространство? На мой взгляд, мы живем в мифологических руинах, наши представления о прошлом, будущем и настоящем достаточно пессимистичны. Где-то десять лет назад, после первого опьянения от отсутствия цензуры, после того как стало возможно говорить обо всем, именно интеллигенция -- культуросозидающий слой -- начала обсуждать несчастное наше прошлое, чудовищное настоящее, тяжелую ношу российской ментальности. И говорит об этом до сих пор без всякой коррекции на окружающую жизнь. Оказалось, что отсутствие цензуры, отсутствие государственной идеологии, плюралистичность идей -- это очень серьезное испытание для художника. Испытание, которое значительно тяжелей, чем тоталитарное устройство, чем диктат одной идеологической схемы. Потому что в ответ на одну культуру у интеллигенции всегда был ответ в виде другой культуры. И на каждого их Сафронова был наш Пастернак. И мы в нашем сознании давали ему Нобелевскую премию, и Шведская академия делала тоже. Тогда разыгрывалась понятная игра. Когда же общество стало плюралистическим, ясность испарилась, и на ее месте возникли или вакуум, или помойка смыслов.
О.К.: Пример?
Д.Д.: Простой. Тиражи книг уменьшились за последние годы в пять раз, журналов -- в пятьдесят, аудитория фильмов -- в сто, пятьсот раз. Это случилось не потому, что денег у людей нет. А потому, что существует колоссальный спектр культурных предложений -- и люди выбирают среди них свои, ищут близкие им типы потребления. Но вот что интересно, в ситуации свободы творческая интеллигенция стала предлагать обществу свои собственные стереотипы. Ей казалось, что эти стереотипы отвечают представлениям, во-первых, об искусстве, во-вторых, о коммерции (то есть о массовой культуре). Схема получилась очень простой: искусство -- это чернуха, катастрофизм, ощущение тупика, беспросветности, отсутствия будущего, осознание отвратительности этой страны, где общество насквозь мафиозное, где власть продолжает совершать насилие над личностью. А массовое искусство -- это затерроризированная чернуха, где необходимы сверхнасилие, суперкриминальность. Так, один сценарист советовался со мной, не использовать ли в сценарии скотоложство, а то в его предыдущем фильме было аж три изнасилования, а народ все равно скучал. В творческой среде бытует мнение, что агрессивная чернуха -- это коммерция, а просто мрак -- это искусство.
О.К.: А разве с чернухой не покончено?
Д.Д.: "Год Собаки" Арановича: "Короткое счастье бывшего заключенного, нашедшего единение с одинокой женщиной в зараженном радиацией поселке". "Лимита" Евстигнеева: "Дружба обернулась предательством, а любовь -- иллюзией". "Подмосковные вечера" Тодоровского: "Героиня убивает двух главных героев, тех, кто мешает ее личному счастью". "Курочка Ряба" Кончаловского: «Сын главной героини, "новый русский", приехавший из города, проваливается в родном доме натурально в дерьмо, а деревенский "новый русский" в конце фильма поджигает собственный образцовый дом». Это все аннотации к лучшим фильмам, участникам европейских фестивалей, представлявшимся на госпремии, -- не рядовым картинам. А что на последнем Московском кинофестивале показывали? "Научная секция" Андрея И: "В московском метро начинают происходить совершенно жуткие события, приводящие к глобальной катастрофе". "Принципиальный и жалостливый взгляд" Сукачева: "Три поколения одной семьи -- официозная старая мать, стареющая дочь с печальными глазами, женатый, давно отчужденный и безусловно несчастный сын". Достаточно? Хотя я не упомянул "Брата", не вспомнил о "Мусульманине" и о нашем фильме-оскароносце, где, кстати, оба героя умирают. И фильмы, претендующие быть искусством, и те, которые намереваются собрать кассу, рисуют отвратительнейший образ страны. Неудивительно, что в Голливуде стали популярны антирусские фильмы.
О.К.: То есть Голливуд опять верит, что мы -- страна зла?
Д.Д.: А почему нет? Если мы сами в это верим. Именно мрачные и страшные фильмы отбирают западные фестивали, и они получают там премии. Вот выбрали Канны "Брата" -- там утверждается, что простой русский парень с хорошим лицом может быть непременно киллером. Национальное общественное сознание контролирует творческая интеллигенция, она на самом деле и есть власть. Что бы там ни говорили о влиянии банкиров на телеканалы, хотя, наверное, они дают какие-то прямые указания, -- это мелочь. Реально властвует умами интеллигенция.
О.К.: Раз речь идет о власти, да еще такой могущественной, давайте уточним, кого Вы называете интеллигенцией. А то вдруг кто-то по старинке вспомнит о врачах, учителях и просто воспитанных и совестливых людях.
Д.Д.: Интеллигенция -- это те, кто профессионально контролирует производство смыслов и продуктов в общественном сознании. Кто занят в прессе, на телевидении, радио, в кино, театре, в других традиционных искусствах. Над ними все ельцинские годы довлеет представление о коллапсирующей цивилизации. Это проявляется и в конкретных сюжетах, о чем я уже говорил, и в интонациях, в подборе фраз, в том, как Сорокина, Доренко, люди Добродеева интерпретируют новости. В том, какую информацию газеты ставят на первую полосу. Никто никогда не гордится страной.
О.К.: А есть чем гордиться?
Д.Д.: Мир с замиранием ждал стыковки "Атлантиса" и "Мира". Все знали, что через месяц американский корабль, где будет русский парень, француз и пять американцев, начнет стыковку с русским кораблем, где героически существуют два русских и один американец. У нас по всем каналам в это время говорили, какое дерьмо этот корабль, как мы хотим надуть американцев, как отвратительно работает ЦУП. В ночь стыковки весь мир следил за космонавтами, CNN вела прямую трансляцию. У нас по одному каналу -- передача "Про это", по другому -- "КлипSа". И никто их не прервал, никто не подготовился к этой ночи, никто не показал, что происходит с женами космонавтов на земле, как президент НАСА каждый час докладывает Клинтону. А ведь это не было запрещено -- просто не пришло в голову ни одному руководителю ни одного из шести каналов. Им кажется более занимательным голый Ковалев, коробка с ксероксом, гонорар Коха. А проблема, связанная с национальной гордостью, просто человеческие проблемы их не интересуют. Меж тем в этой стране люди живут, зарабатывают деньги, растят детей, покупают квартиры. Не эмигрируют. Эмиграция за последние годы значительно уменьшилась. И нет официальной цензуры на любовь к родине, никто не запрещает говорить о том, что жизнь не пропала, что в этой стране довольно много людей замечательно живет.
О.К.: Как -- замечательно? При таких зарплатах?
Д.Д.: Но ведь люди ведут не ту жизнь, о которой им рассказывают, и не на те суммы живут, с которых платят налоги. В стране 50 млрд долларов (12% ВПК) теневой зарплаты. За пять лет количество личных машин увеличилось с 7 млн до 16,5. Получается, что треть семей имеют автомобили. Треть страны -- это ведь не одни "новые русские". А на что люди покупают миллионы тонн иностранной еды, которая у нас, как и лекарства, самая дорогая в Европе? А на кого работают десять тысяч туристических агентств, отправляющих ежегодно 3 млн человек в зарубежные поездки? Просто в этой стране пока действуют культ прибедненности, общенациональный культ воровства и плутовская экономика. И никто о нормальных, относительно благополучных людях не думает, никто за все эти годы не снял для них толкового сериала. Почему функции национального кино многие годы выполняют бразильские и мексиканские "мыльные оперы"? Потому что творческая интеллигенция многие годы занята одним -- формированием очень тенденциозного образа реальности. И предлагает обществу платить ей за это деньги.
О.К.: А чем общество ей отвечает?
Д.Д.: У общества нет другой интеллигенции, и оно как будто вынуждено жить в мире предлагаемых превратных смыслов. Но зато у общества развиты защитные реакции, и люди не смотрят наши сериалы, не покупают билеты на наши фильмы. Они обращаются к голливудской и квазиголливудской, то есть советской, кинопродукции. Там есть добрые герои, красивые женщины и хэппи-энды. Где если что-то ужасное и происходит, то только для того, чтобы в финале герой был щедро вознагражден.
О.К.: То есть общество становится в скрытую оппозицию власти интеллигенции, как раньше становилось в оппозицию советской власти?
Д.Д.: Мне кажется, что существует подсознательный заговор творческой интеллигенции для того, чтобы создавать у миллионов людей превратное представление о стране, в которой они живут. Поэтому интеллигенция и есть настоящая оппозиция. Революции, реформы совершаются в сознании людей. Если они там произошли, то будет реабилитирована частная собственность и люди, отпустившие цены на свободу, не будут считаться врагами народа. Тогда никто не выберет парламент, отвергающий закон о продаже земли. Ведь коммунизм, который, помните, казался нам вечным, погиб только тогда, когда эта идея погибла в головах миллионов людей.
О.К.: Мне кажется, что здесь не заговор, даже бессознательный, интеллигенции, а просто отсутствие у нее социальной ответственности. Что же ей делать, чтобы не становиться, пусть и невольно, врагом своего народа?
Д.Д.: Драматизм ситуации в том, что я не вижу силы, которая может дать социальный заказ на изменение самого фокуса видения реальности. Предложить смыслосозидающим, культуротворным группам начать создавать продукт нового типа. Потенциально таких сил три. Первая -- власть. Но она абсолютно зачумлена. Интеллигенция ее не жалует, хотя и находится с ней в замечательных отношениях -- целует ненавидя, просит деньги презирая и объясняя, что искусство -- это возможность говорить власти гадости. А то, что связано с позитивными мифами или хотя бы с цивилизацией шоу-бизнеса, развлечений, отдыха, -- все это не искусство. Удивительно, что власть в это поверила, в ней ведь тоже есть интеллигенция. Вторая сила -- предприниматели, но и они, видимо, заинтересованы в нынешней плутовской экономике, где социализма не меньше, чем капитализма, где частные деньги взаимодействуют с госбюджетными. Ведь даже телекомпании, которыми руководят известные банкиры, все равно предлагают нам "Старые песни о главном", поддерживают миф о том, что только в советском прошлом были милые люди и добрые отношения, что тогда не воровали и не насиловали. Наше будущее только в прошлом, говорят они. Похоже, тягучая, медленная реформа им удобнее, именно в этой системе они привыкли зарабатывать деньги. Третья и главная сила -- интеллигенция, ее самозаказ. Но здесь шансов нет -- мы видели, чем она занималась все эти годы.
Единственный, кто может поколебать эту опасную, постоянно тянущую назад систему, -- массовый зритель. Конечно, он в плену у интеллигенции -- смотрит телевизор, читает газеты. Но у него есть жажда здоровья и выживания, он вырабатывает иммунитет против тотального убеждения, что он нищий, несчастный, обреченный, угнетенный, обманутый, ввергнутый в криминальную пучину. Где вы прочитали, что порядка миллиона русских учатся на Западе? Что в России произошла революция возможностей? Что провинциальный мальчик имеет реальный шанс учиться за границей? Он может обратиться в свой фонд Сороса, он знает, как заполняют личные карточки, ему известно, что можно послать их в пятьдесят университетов, во многих из которых существуют стипендии. И традиционно ориентированная интеллигенция встретит отпор именно у таких молодых людей, которые постепенно вовлекаются в массовую культуру международного образца, которые знают, что для них открыт мир, что на Канарские острова поехать дешевле, чем в Сочи, а прожить в Берлине можно на меньшие деньги, чем в Петербурге. Они хотят получить хорошее образование и учатся расширять границы собственного сознания. Они не верят ни Думе, ни Киселеву. И вот для них надо будет делать другую культуру.
ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ, социолог, главный редактор журнала "Искусство кино", много лет занимается проблемами, связанными с социологией культуры. Отправляясь к нему на встречу, обозреватель "Русского Телеграфа" ОЛЬГА КАБАНОВА намеревалась поговорить о том, как изменилась сегодняшняя культурная аудитория. Однако разговор принял совсем неожиданный оборот.
«Русский Телеграф». 25 октября 1997 года
Даниил Дондурей: Меня сейчас интересует существующая уже много лет трагическая ситуация, когда российская творческая интеллигенция выполняет функции настоящей, глубокой, подлинной оппозиции процессам модернизации страны. Не коммунисты, не бабурины и говорухины, не националисты предпринимают главные усилия, чтобы Россия эволюционировала медленно. Чтобы здесь все в развитии общества было, как говорят китайцы, не просто, а сложно. Реальной оппозицией, повторяю, являются творцы.
Ольга Кабанова: Ну да?
Д.Д.: Да, и я готов это доказать. Известно, что в России чрезвычайно важна духовная наполненность общества, те смыслы, которые регулярно вбрасываются в общественное сознание. Здесь всегда важны слова, здесь слова значимы, здесь живут в мире содержательных смыслов. Поэтому общество всегда было чрезвычайно идеологизировано. Вспомним -- народовольческие идеи, большевистские, советская власть и антисоветская. И в этой стране культура всегда выполняла целый ряд социальных функций: оппозиционных партий, политических клубов, общественной кафедры, была она и проповедником. В таком идеологизированном обществе огромную роль играют для массового сознания мифологемы и идеологемы. Вообще, любое общество не может функционировать, развиваться без массовых мифологем. Чем же заполнено это пространство? На мой взгляд, мы живем в мифологических руинах, наши представления о прошлом, будущем и настоящем достаточно пессимистичны. Где-то десять лет назад, после первого опьянения от отсутствия цензуры, после того как стало возможно говорить обо всем, именно интеллигенция -- культуросозидающий слой -- начала обсуждать несчастное наше прошлое, чудовищное настоящее, тяжелую ношу российской ментальности. И говорит об этом до сих пор без всякой коррекции на окружающую жизнь. Оказалось, что отсутствие цензуры, отсутствие государственной идеологии, плюралистичность идей -- это очень серьезное испытание для художника. Испытание, которое значительно тяжелей, чем тоталитарное устройство, чем диктат одной идеологической схемы. Потому что в ответ на одну культуру у интеллигенции всегда был ответ в виде другой культуры. И на каждого их Сафронова был наш Пастернак. И мы в нашем сознании давали ему Нобелевскую премию, и Шведская академия делала тоже. Тогда разыгрывалась понятная игра. Когда же общество стало плюралистическим, ясность испарилась, и на ее месте возникли или вакуум, или помойка смыслов.
О.К.: Пример?
Д.Д.: Простой. Тиражи книг уменьшились за последние годы в пять раз, журналов -- в пятьдесят, аудитория фильмов -- в сто, пятьсот раз. Это случилось не потому, что денег у людей нет. А потому, что существует колоссальный спектр культурных предложений -- и люди выбирают среди них свои, ищут близкие им типы потребления. Но вот что интересно, в ситуации свободы творческая интеллигенция стала предлагать обществу свои собственные стереотипы. Ей казалось, что эти стереотипы отвечают представлениям, во-первых, об искусстве, во-вторых, о коммерции (то есть о массовой культуре). Схема получилась очень простой: искусство -- это чернуха, катастрофизм, ощущение тупика, беспросветности, отсутствия будущего, осознание отвратительности этой страны, где общество насквозь мафиозное, где власть продолжает совершать насилие над личностью. А массовое искусство -- это затерроризированная чернуха, где необходимы сверхнасилие, суперкриминальность. Так, один сценарист советовался со мной, не использовать ли в сценарии скотоложство, а то в его предыдущем фильме было аж три изнасилования, а народ все равно скучал. В творческой среде бытует мнение, что агрессивная чернуха -- это коммерция, а просто мрак -- это искусство.
О.К.: А разве с чернухой не покончено?
Д.Д.: "Год Собаки" Арановича: "Короткое счастье бывшего заключенного, нашедшего единение с одинокой женщиной в зараженном радиацией поселке". "Лимита" Евстигнеева: "Дружба обернулась предательством, а любовь -- иллюзией". "Подмосковные вечера" Тодоровского: "Героиня убивает двух главных героев, тех, кто мешает ее личному счастью". "Курочка Ряба" Кончаловского: «Сын главной героини, "новый русский", приехавший из города, проваливается в родном доме натурально в дерьмо, а деревенский "новый русский" в конце фильма поджигает собственный образцовый дом». Это все аннотации к лучшим фильмам, участникам европейских фестивалей, представлявшимся на госпремии, -- не рядовым картинам. А что на последнем Московском кинофестивале показывали? "Научная секция" Андрея И: "В московском метро начинают происходить совершенно жуткие события, приводящие к глобальной катастрофе". "Принципиальный и жалостливый взгляд" Сукачева: "Три поколения одной семьи -- официозная старая мать, стареющая дочь с печальными глазами, женатый, давно отчужденный и безусловно несчастный сын". Достаточно? Хотя я не упомянул "Брата", не вспомнил о "Мусульманине" и о нашем фильме-оскароносце, где, кстати, оба героя умирают. И фильмы, претендующие быть искусством, и те, которые намереваются собрать кассу, рисуют отвратительнейший образ страны. Неудивительно, что в Голливуде стали популярны антирусские фильмы.
О.К.: То есть Голливуд опять верит, что мы -- страна зла?
Д.Д.: А почему нет? Если мы сами в это верим. Именно мрачные и страшные фильмы отбирают западные фестивали, и они получают там премии. Вот выбрали Канны "Брата" -- там утверждается, что простой русский парень с хорошим лицом может быть непременно киллером. Национальное общественное сознание контролирует творческая интеллигенция, она на самом деле и есть власть. Что бы там ни говорили о влиянии банкиров на телеканалы, хотя, наверное, они дают какие-то прямые указания, -- это мелочь. Реально властвует умами интеллигенция.
О.К.: Раз речь идет о власти, да еще такой могущественной, давайте уточним, кого Вы называете интеллигенцией. А то вдруг кто-то по старинке вспомнит о врачах, учителях и просто воспитанных и совестливых людях.
Д.Д.: Интеллигенция -- это те, кто профессионально контролирует производство смыслов и продуктов в общественном сознании. Кто занят в прессе, на телевидении, радио, в кино, театре, в других традиционных искусствах. Над ними все ельцинские годы довлеет представление о коллапсирующей цивилизации. Это проявляется и в конкретных сюжетах, о чем я уже говорил, и в интонациях, в подборе фраз, в том, как Сорокина, Доренко, люди Добродеева интерпретируют новости. В том, какую информацию газеты ставят на первую полосу. Никто никогда не гордится страной.
О.К.: А есть чем гордиться?
Д.Д.: Мир с замиранием ждал стыковки "Атлантиса" и "Мира". Все знали, что через месяц американский корабль, где будет русский парень, француз и пять американцев, начнет стыковку с русским кораблем, где героически существуют два русских и один американец. У нас по всем каналам в это время говорили, какое дерьмо этот корабль, как мы хотим надуть американцев, как отвратительно работает ЦУП. В ночь стыковки весь мир следил за космонавтами, CNN вела прямую трансляцию. У нас по одному каналу -- передача "Про это", по другому -- "КлипSа". И никто их не прервал, никто не подготовился к этой ночи, никто не показал, что происходит с женами космонавтов на земле, как президент НАСА каждый час докладывает Клинтону. А ведь это не было запрещено -- просто не пришло в голову ни одному руководителю ни одного из шести каналов. Им кажется более занимательным голый Ковалев, коробка с ксероксом, гонорар Коха. А проблема, связанная с национальной гордостью, просто человеческие проблемы их не интересуют. Меж тем в этой стране люди живут, зарабатывают деньги, растят детей, покупают квартиры. Не эмигрируют. Эмиграция за последние годы значительно уменьшилась. И нет официальной цензуры на любовь к родине, никто не запрещает говорить о том, что жизнь не пропала, что в этой стране довольно много людей замечательно живет.
О.К.: Как -- замечательно? При таких зарплатах?
Д.Д.: Но ведь люди ведут не ту жизнь, о которой им рассказывают, и не на те суммы живут, с которых платят налоги. В стране 50 млрд долларов (12% ВПК) теневой зарплаты. За пять лет количество личных машин увеличилось с 7 млн до 16,5. Получается, что треть семей имеют автомобили. Треть страны -- это ведь не одни "новые русские". А на что люди покупают миллионы тонн иностранной еды, которая у нас, как и лекарства, самая дорогая в Европе? А на кого работают десять тысяч туристических агентств, отправляющих ежегодно 3 млн человек в зарубежные поездки? Просто в этой стране пока действуют культ прибедненности, общенациональный культ воровства и плутовская экономика. И никто о нормальных, относительно благополучных людях не думает, никто за все эти годы не снял для них толкового сериала. Почему функции национального кино многие годы выполняют бразильские и мексиканские "мыльные оперы"? Потому что творческая интеллигенция многие годы занята одним -- формированием очень тенденциозного образа реальности. И предлагает обществу платить ей за это деньги.
О.К.: А чем общество ей отвечает?
Д.Д.: У общества нет другой интеллигенции, и оно как будто вынуждено жить в мире предлагаемых превратных смыслов. Но зато у общества развиты защитные реакции, и люди не смотрят наши сериалы, не покупают билеты на наши фильмы. Они обращаются к голливудской и квазиголливудской, то есть советской, кинопродукции. Там есть добрые герои, красивые женщины и хэппи-энды. Где если что-то ужасное и происходит, то только для того, чтобы в финале герой был щедро вознагражден.
О.К.: То есть общество становится в скрытую оппозицию власти интеллигенции, как раньше становилось в оппозицию советской власти?
Д.Д.: Мне кажется, что существует подсознательный заговор творческой интеллигенции для того, чтобы создавать у миллионов людей превратное представление о стране, в которой они живут. Поэтому интеллигенция и есть настоящая оппозиция. Революции, реформы совершаются в сознании людей. Если они там произошли, то будет реабилитирована частная собственность и люди, отпустившие цены на свободу, не будут считаться врагами народа. Тогда никто не выберет парламент, отвергающий закон о продаже земли. Ведь коммунизм, который, помните, казался нам вечным, погиб только тогда, когда эта идея погибла в головах миллионов людей.
О.К.: Мне кажется, что здесь не заговор, даже бессознательный, интеллигенции, а просто отсутствие у нее социальной ответственности. Что же ей делать, чтобы не становиться, пусть и невольно, врагом своего народа?
Д.Д.: Драматизм ситуации в том, что я не вижу силы, которая может дать социальный заказ на изменение самого фокуса видения реальности. Предложить смыслосозидающим, культуротворным группам начать создавать продукт нового типа. Потенциально таких сил три. Первая -- власть. Но она абсолютно зачумлена. Интеллигенция ее не жалует, хотя и находится с ней в замечательных отношениях -- целует ненавидя, просит деньги презирая и объясняя, что искусство -- это возможность говорить власти гадости. А то, что связано с позитивными мифами или хотя бы с цивилизацией шоу-бизнеса, развлечений, отдыха, -- все это не искусство. Удивительно, что власть в это поверила, в ней ведь тоже есть интеллигенция. Вторая сила -- предприниматели, но и они, видимо, заинтересованы в нынешней плутовской экономике, где социализма не меньше, чем капитализма, где частные деньги взаимодействуют с госбюджетными. Ведь даже телекомпании, которыми руководят известные банкиры, все равно предлагают нам "Старые песни о главном", поддерживают миф о том, что только в советском прошлом были милые люди и добрые отношения, что тогда не воровали и не насиловали. Наше будущее только в прошлом, говорят они. Похоже, тягучая, медленная реформа им удобнее, именно в этой системе они привыкли зарабатывать деньги. Третья и главная сила -- интеллигенция, ее самозаказ. Но здесь шансов нет -- мы видели, чем она занималась все эти годы.
Единственный, кто может поколебать эту опасную, постоянно тянущую назад систему, -- массовый зритель. Конечно, он в плену у интеллигенции -- смотрит телевизор, читает газеты. Но у него есть жажда здоровья и выживания, он вырабатывает иммунитет против тотального убеждения, что он нищий, несчастный, обреченный, угнетенный, обманутый, ввергнутый в криминальную пучину. Где вы прочитали, что порядка миллиона русских учатся на Западе? Что в России произошла революция возможностей? Что провинциальный мальчик имеет реальный шанс учиться за границей? Он может обратиться в свой фонд Сороса, он знает, как заполняют личные карточки, ему известно, что можно послать их в пятьдесят университетов, во многих из которых существуют стипендии. И традиционно ориентированная интеллигенция встретит отпор именно у таких молодых людей, которые постепенно вовлекаются в массовую культуру международного образца, которые знают, что для них открыт мир, что на Канарские острова поехать дешевле, чем в Сочи, а прожить в Берлине можно на меньшие деньги, чем в Петербурге. Они хотят получить хорошее образование и учатся расширять границы собственного сознания. Они не верят ни Думе, ни Киселеву. И вот для них надо будет делать другую культуру.