Старый телевизор
Доренко и Киселев по-разному забросили чепец за мельницу
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ, «Русский Телеграф»
Выступая в конце прошлой недели на открытии памятника Достоевскому, Лужков сообщил собравшимся, что великий писатель заслужил не только этот монумент, но и улицу собственного имени, и станцию метро, т.к. отразил "базисные мотивы жизни старой Москвы". То обстоятельство, что ни базисных, ни небазисных мотивов Москвы Достоевский не отразил вовсе и некоторым образом был связан совсем с другим городом, осталось незамеченным журналистами, видимо, не по невежеству, а от привычной деликатности к столичному мэру. И в данном случае это резонно. Когда московского градоначальника зовут открывать памятник, он должен сказать то, что полагается градоначальнику, а не памятнику -- про базисные мотивы и станцию метро -- иначе зачем его зовут?
Знатные политологи рассуждают ровно также, как и мэр, говоря не то, что полагается случаю, а то, что полагается политологу, иначе их перестанут звать. Посетив Страсбург, Ельцин совершенно однозначно отказался от претензий на будущие президентские выборы и только что не назвал своего преемника по имени. "Это будет молодой, но такой же энергичный демократ", -- сказал Ельцин. "Молодой, боевой демократ -- это Ельцин и есть", -- заключил из сказанного Доренко, уверенный, что хитроумный президент, имеющий тайные виды на 2000-ый год говорил, разумеется, о себе. На следующий день в "Итогах" киселевские эксперты усугубили доренковское глубокомыслие. Прозрачное президентское высказывание наполнилось многозначительным туманом.
Воюя с Немцовым, Доренко все время взывает к Ельцину, и в очередной раз сказавшаяся благосклонность президента к первому вице-премьеру рушит построения субботнего "Времени". Перевернуть все с ног на голову -- дело авторской чести для ведущего первого канала. Но это частная доренковская коллизия. Проблема, однако, шире: недаром эксперты "Итогов" выступили схожим образом. Согласно общепринятому политологическому шику, никакое событие не может иметь простого очевидного смысла. Очевидность -- по определению наивна, смысл - по определению витиеват и должен быть исполнен второго, третьего, двадцать седьмого дна. Иначе какой же он смысл? "Но сознаюсь, что применила симпатические чернила, что зеркальным письмом пишу": в комментариях телевизионных политологов Ельцин все более походит на пожилую Ахматову.
Мания неочевидностей совершенно той же природы, что и идея всеобщего заговора или мировой закулисы. И то, и другое -- из разговоров про гребанную власть в пригородной электричке: к подобному типу риторики доренковское "Время" всегда было принципиально близко. Но в последней передаче количество, пожалуй, перешло в качество: электричка все та же, но из далекого 49-го года, и раньше такого, кажется, не бывало. На эту ретроновизну Доренко сподвигнула история с Борисом Йорданом, которому по злодейской протекции Немцова в конце концов дали отобранную было визу. В финальных кадрах аналитической программы "Время" первый вице-премьер под гимн Америки и, конечно же, в рапиде летел на помощь заокеанскому капиталисту, всем своим видом свидетельствуя, что давно продает Родину за фильдеперсовые чулки. Связь между американским паспортом президента МФК Бориса Йордана и расхищаемыми национальными богатствами России уже без сомнения была установлена бдительным ведущим первого канала. Даже для ОРТ(б) это видимый перебор.
Дело не в том, что карман Березовского еще помнит тепло израильского паспорта, а зрители субботнего "Времени" -- ту страстность, с какой Доренко это тепло защищал. Игорь Голембиовский был немедленно пригвожден первым каналом к позорному антисемитскому столбу, как только "Известия" покусились на двойное гражданство замсекретаря Совета безопасности, хотя для государственного чиновника подобный либерализм, наверное, более проблематичен, чем американское подданство президента частной финансовой корпорации. Понятно, что в чужой беде соломинку ты видишь, в своей не замечаешь и бревна. Понятно, что все журналисты связаны со своими инвесторами. Но, говорила великая княгиня Бетси, увы, не понявшей этого Карениной, "есть манера и манера, как забросить чепец за мельницу". Транслировать, даже облизывать благодетеля это -- святое, язвить, когтить его врагов -- тоже, но апеллировать к населению, возбуждая его на борьбу космополитизмом, не обязательно. Тот же Березовский, смеем надеяться, этого не поймет. Вообще апеллировать к населению не обязательно: ни оно тебя не интересует, ни ты -- его.
"Не навредить" -- все же остается главной заповедью воскресного политика. Делая новый вариант своих "Итогов", в новой студии, с новым дизайном, даже с обновленной структурой -- в программе исчезли мусорные побочные сюжеты, четче выделилась главная тема и возникла целая обойма хорошо проработанных, "таймсовских" специальных репортажей, не связанных с новостным блоком, -- Евгений Киселев и сам решил обновиться, явив разительный контраст и с субботним "Временем", и с собственной предыдущей передачей. История с визой Бориса Йордана была трактована им прямо противоположным образом, чем у Доренко. Вообще на экране появился Киселев своих лучших, досвязьинвестовских, времен, респектабельный, рассудительный -- "лето прошло, словно и не бывало", и у Немцова с рейтингом все в порядке, и даже у Чубайса есть какие-то перспективы.
Столь чудесное превращение ведущего "Итогов" повергло зрителей в недоумение. Одни уверены, что Доренко и Киселев, как добрый следователь со злым, на этой неделе просто поменялись местами, другие смотрят дальше -- наверное, Иван Иванович в который раз разошелся с Иваном Никифоровичем: Гусинский наперед Березовского договорился с властью. Не желая подражать политологам в поисках скрытых механизмов, мы решили пока довольствоваться простым видимым результатом: каковы бы ни были истинные причины случившегося, даже игра в благопристойность достойна похвал.
АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ, «Русский Телеграф»
Выступая в конце прошлой недели на открытии памятника Достоевскому, Лужков сообщил собравшимся, что великий писатель заслужил не только этот монумент, но и улицу собственного имени, и станцию метро, т.к. отразил "базисные мотивы жизни старой Москвы". То обстоятельство, что ни базисных, ни небазисных мотивов Москвы Достоевский не отразил вовсе и некоторым образом был связан совсем с другим городом, осталось незамеченным журналистами, видимо, не по невежеству, а от привычной деликатности к столичному мэру. И в данном случае это резонно. Когда московского градоначальника зовут открывать памятник, он должен сказать то, что полагается градоначальнику, а не памятнику -- про базисные мотивы и станцию метро -- иначе зачем его зовут?
Знатные политологи рассуждают ровно также, как и мэр, говоря не то, что полагается случаю, а то, что полагается политологу, иначе их перестанут звать. Посетив Страсбург, Ельцин совершенно однозначно отказался от претензий на будущие президентские выборы и только что не назвал своего преемника по имени. "Это будет молодой, но такой же энергичный демократ", -- сказал Ельцин. "Молодой, боевой демократ -- это Ельцин и есть", -- заключил из сказанного Доренко, уверенный, что хитроумный президент, имеющий тайные виды на 2000-ый год говорил, разумеется, о себе. На следующий день в "Итогах" киселевские эксперты усугубили доренковское глубокомыслие. Прозрачное президентское высказывание наполнилось многозначительным туманом.
Воюя с Немцовым, Доренко все время взывает к Ельцину, и в очередной раз сказавшаяся благосклонность президента к первому вице-премьеру рушит построения субботнего "Времени". Перевернуть все с ног на голову -- дело авторской чести для ведущего первого канала. Но это частная доренковская коллизия. Проблема, однако, шире: недаром эксперты "Итогов" выступили схожим образом. Согласно общепринятому политологическому шику, никакое событие не может иметь простого очевидного смысла. Очевидность -- по определению наивна, смысл - по определению витиеват и должен быть исполнен второго, третьего, двадцать седьмого дна. Иначе какой же он смысл? "Но сознаюсь, что применила симпатические чернила, что зеркальным письмом пишу": в комментариях телевизионных политологов Ельцин все более походит на пожилую Ахматову.
Мания неочевидностей совершенно той же природы, что и идея всеобщего заговора или мировой закулисы. И то, и другое -- из разговоров про гребанную власть в пригородной электричке: к подобному типу риторики доренковское "Время" всегда было принципиально близко. Но в последней передаче количество, пожалуй, перешло в качество: электричка все та же, но из далекого 49-го года, и раньше такого, кажется, не бывало. На эту ретроновизну Доренко сподвигнула история с Борисом Йорданом, которому по злодейской протекции Немцова в конце концов дали отобранную было визу. В финальных кадрах аналитической программы "Время" первый вице-премьер под гимн Америки и, конечно же, в рапиде летел на помощь заокеанскому капиталисту, всем своим видом свидетельствуя, что давно продает Родину за фильдеперсовые чулки. Связь между американским паспортом президента МФК Бориса Йордана и расхищаемыми национальными богатствами России уже без сомнения была установлена бдительным ведущим первого канала. Даже для ОРТ(б) это видимый перебор.
Дело не в том, что карман Березовского еще помнит тепло израильского паспорта, а зрители субботнего "Времени" -- ту страстность, с какой Доренко это тепло защищал. Игорь Голембиовский был немедленно пригвожден первым каналом к позорному антисемитскому столбу, как только "Известия" покусились на двойное гражданство замсекретаря Совета безопасности, хотя для государственного чиновника подобный либерализм, наверное, более проблематичен, чем американское подданство президента частной финансовой корпорации. Понятно, что в чужой беде соломинку ты видишь, в своей не замечаешь и бревна. Понятно, что все журналисты связаны со своими инвесторами. Но, говорила великая княгиня Бетси, увы, не понявшей этого Карениной, "есть манера и манера, как забросить чепец за мельницу". Транслировать, даже облизывать благодетеля это -- святое, язвить, когтить его врагов -- тоже, но апеллировать к населению, возбуждая его на борьбу космополитизмом, не обязательно. Тот же Березовский, смеем надеяться, этого не поймет. Вообще апеллировать к населению не обязательно: ни оно тебя не интересует, ни ты -- его.
"Не навредить" -- все же остается главной заповедью воскресного политика. Делая новый вариант своих "Итогов", в новой студии, с новым дизайном, даже с обновленной структурой -- в программе исчезли мусорные побочные сюжеты, четче выделилась главная тема и возникла целая обойма хорошо проработанных, "таймсовских" специальных репортажей, не связанных с новостным блоком, -- Евгений Киселев и сам решил обновиться, явив разительный контраст и с субботним "Временем", и с собственной предыдущей передачей. История с визой Бориса Йордана была трактована им прямо противоположным образом, чем у Доренко. Вообще на экране появился Киселев своих лучших, досвязьинвестовских, времен, респектабельный, рассудительный -- "лето прошло, словно и не бывало", и у Немцова с рейтингом все в порядке, и даже у Чубайса есть какие-то перспективы.
Столь чудесное превращение ведущего "Итогов" повергло зрителей в недоумение. Одни уверены, что Доренко и Киселев, как добрый следователь со злым, на этой неделе просто поменялись местами, другие смотрят дальше -- наверное, Иван Иванович в который раз разошелся с Иваном Никифоровичем: Гусинский наперед Березовского договорился с властью. Не желая подражать политологам в поисках скрытых механизмов, мы решили пока довольствоваться простым видимым результатом: каковы бы ни были истинные причины случившегося, даже игра в благопристойность достойна похвал.