НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МАЗЭПЕ
Ивану Стэпановычу Мазэпе крупно не повезло в отношениях с российской историографией: они, эти отношения, не заладились с самого начала - и три века назад русские историки относились, и нынче продолжают относиться ко всей этой истории с «предательством», скорее, как к идеологической установке, нежели историческому сюжету. «Партия сказала: “Надо!” - комсомол ответил “Есть!”».
Вот, скажем, пишет академик Тарле о бегстве гетмана к шведскому королю и особо обращает внимание на число козаков, последовавших за своим властелином [Тарле Е.В. Северная война: Северная война и шведское нашествие на Россию. Русский флот и внешняя политика Петра I. - М.: «АСТ»; «Астрель», 2011. - с. 271 - 272]:
«… уже отъезжая, Мазепа видел, что недаром он так долго таил свои планы от казаков и что его внезапная откровенность сразу же уничтожила его войско. Весь свой поход он объяснял тем, будто он ведёт казаков против шведов, которые грабят и опустошают страну. Внезапная перемена фронта была полной неожиданностью для казачьего воинства, и большинство за Мазепой не пошло. Старшины потребовали времен для обдумывания дела. Мазепа предпочёл не ждать.
Даже из той группы, которая за ним помчалась в шведский лагерь, очень многие повернули своих коней вспять, и если даже первоначально спутников Мазепы и было якобы 3 или 4 тыс., в чём очень можно сомневаться, то доехало до шведского лагеря уже несравненно меньше. Наиболее вероятна всё-таки цифра в 2 тыс. человек. Остальные разбежались в первые же дни».
Собственно, сам отец родной - Войска Запорожского обеих сторон Днепра гетман Иван Стэпановыч Мазэпа (1639 - 1709) взирает на потомков с 10-гривневой купюры образца 2006 года.
Евгению Викторовичу вторит авторский коллектив под командованием доктора исторических наук Ростунова, который добавляет перцу в своё повествование [История Северной войны 1700 - 1721 гг. / Отв. ред. И.И. Ростунов. - М.: «Наука», 1987. - с. 81]:
«Всенародная борьба русского и украинского населения сорвала предательские намерения Мазепы. Под её влиянием войска Мазепы таяли с каждым днём. При нём осталась небольшая часть казацкой старшины и горсть казаков - около 700 человек. Карл XII вынужден был даже приставить к Мазепе охрану из 20 шведских солдат. Украинский народ не поддержал Мазепу…».
А что было на самом деле? Об этом за несколько месяцев до описываемых событий рапортовал царю сам Мазэпа [Письма и бумаги императора Петра Великого. Том VIII. Выпуск II. - М.: Изд-во АН СССР, 1951. - с. 526 - 527]. Как говорится, почувствуйте разницу:
«Пресветлейший и державнейший царь, государь всемилостивейший. Сего дня августа 10, якого с господином Солововым, капитан-порутчиком, отправил с городовых полков лутчего перебранного войска 4.500 и два полка компании, 800 товариства в себе заключаючие, для диверсии неприятелю к Пропойску, а особно к Смоленску два полки - Переяславский и Нежинский в 3.000-м числе, з которого 2.000 доброй пехоты, а 1.000 конницы определитца и употребитца. Получил я и с должною честию восприял через куриера моего премощный собственноручный вашего царского величества указ о посылке 3.000 или 4.000 войска реименту моего в Полщу к прежней с полковниками киевским и белоцерковским ординованой партии. Тое убо вашего царского величества повеление без всякого умедления исполнить потщуся, токмо покорнее вашему царскому величеству с доземном поклонением дерзаю доносить, что прочии реименту моего полки, городовый и компанейский, в различные места на службу вашего царского величества розосланы, а именно - Киевский с талюбочными малолюдными полками переборными в Полще, Стародубский и Черниговский в Пропойску, Полтавский с компаниею на Дону, Гадяцкий в фортецы и при фортеце Печерской, а при мне осталося было городовых пять полков, с которых два полки, Нежинский и Переяславский, отправлены к Смоленску, а полпяты тысячи переборного с тых же пяти полков товарищества ординовано с двома полками компании до Пропойска, при мне же городовых самых недорослей и на худейших лошадях осталось 2.800, которых своими очима видел господин Соловов, да 2.000 чердюков и едина корогов компании, кроме великороссийских пехотных полков, в которых болш над 2.000 не зберётся, яко сами полковники сказывают, понеже все полки неполные; и того ради полк Гадяцкий двотысячный, взяв с фортецы Печерской и придав к нему 1.000 тых недорослей, отправлю вскоре до Полщи, ибо разсуждаю, что тот полк Гадяцкий, когда буду сам стоять по указу вашего царского величества при Киеве, не надобен будет до фортецы Печерской. А до полковников Киевского и Белоцерковского давно уже я послал двох знатных особ, и ныне посылаю третяго, чтоб тое войско по желанию господина Синявского запровадили, як наискорей, к господину Потею, и надеюсь, что третий мой посланец знайдёт тое войско суккурсовое с воспомянутым господином Потеем в случении. И сие вашему царскому величеству, всемилостивейшему моему царю и государю, при доземном поклонении, под стопы ножные низлагаемом, покорнее донесши, высокодержавную его ж монаршую десницу духом лобызаю и премилосердному вашего царского величества призрению навсегда себе вручаю. Вашего царского величества верный поданный и слуга наинижайший Иван Мазепа, гетман. Из обозу от Русанова, августа 10 року 1708».
По прочтении невольно на ум приходит сакраментальное - «Где деньги, Зин?». За несколько месяцев до «предательства» Мазэпы все вооружённые силы Гетманщины по приказу царя были растащены на нужды фронта по разным театрам военных действий (даже на Дону успели отметиться!). С гетманом, по его же словам, к августу 1708-го года оставалось менее 3 тыс. недорослей да 2 тыс. сердюков - не ахти! Причём из указанного количества 1 тыс. недорослей он собирается отправить в качестве маршевого пополнения в Жечьпосполиту.
Итого имеем - дело не в том, что «украинский народ не поддержал Мазэпу» и «большинство за Мазэпой не пошло», а в том, что к моменту принятия старым гетманом своего решения в Гетманщине практически не оставалось его войск: некому было идти за Иваном Стэпановычем.
Вот, скажем, пишет академик Тарле о бегстве гетмана к шведскому королю и особо обращает внимание на число козаков, последовавших за своим властелином [Тарле Е.В. Северная война: Северная война и шведское нашествие на Россию. Русский флот и внешняя политика Петра I. - М.: «АСТ»; «Астрель», 2011. - с. 271 - 272]:
«… уже отъезжая, Мазепа видел, что недаром он так долго таил свои планы от казаков и что его внезапная откровенность сразу же уничтожила его войско. Весь свой поход он объяснял тем, будто он ведёт казаков против шведов, которые грабят и опустошают страну. Внезапная перемена фронта была полной неожиданностью для казачьего воинства, и большинство за Мазепой не пошло. Старшины потребовали времен для обдумывания дела. Мазепа предпочёл не ждать.
Даже из той группы, которая за ним помчалась в шведский лагерь, очень многие повернули своих коней вспять, и если даже первоначально спутников Мазепы и было якобы 3 или 4 тыс., в чём очень можно сомневаться, то доехало до шведского лагеря уже несравненно меньше. Наиболее вероятна всё-таки цифра в 2 тыс. человек. Остальные разбежались в первые же дни».
Собственно, сам отец родной - Войска Запорожского обеих сторон Днепра гетман Иван Стэпановыч Мазэпа (1639 - 1709) взирает на потомков с 10-гривневой купюры образца 2006 года.
Евгению Викторовичу вторит авторский коллектив под командованием доктора исторических наук Ростунова, который добавляет перцу в своё повествование [История Северной войны 1700 - 1721 гг. / Отв. ред. И.И. Ростунов. - М.: «Наука», 1987. - с. 81]:
«Всенародная борьба русского и украинского населения сорвала предательские намерения Мазепы. Под её влиянием войска Мазепы таяли с каждым днём. При нём осталась небольшая часть казацкой старшины и горсть казаков - около 700 человек. Карл XII вынужден был даже приставить к Мазепе охрану из 20 шведских солдат. Украинский народ не поддержал Мазепу…».
А что было на самом деле? Об этом за несколько месяцев до описываемых событий рапортовал царю сам Мазэпа [Письма и бумаги императора Петра Великого. Том VIII. Выпуск II. - М.: Изд-во АН СССР, 1951. - с. 526 - 527]. Как говорится, почувствуйте разницу:
«Пресветлейший и державнейший царь, государь всемилостивейший. Сего дня августа 10, якого с господином Солововым, капитан-порутчиком, отправил с городовых полков лутчего перебранного войска 4.500 и два полка компании, 800 товариства в себе заключаючие, для диверсии неприятелю к Пропойску, а особно к Смоленску два полки - Переяславский и Нежинский в 3.000-м числе, з которого 2.000 доброй пехоты, а 1.000 конницы определитца и употребитца. Получил я и с должною честию восприял через куриера моего премощный собственноручный вашего царского величества указ о посылке 3.000 или 4.000 войска реименту моего в Полщу к прежней с полковниками киевским и белоцерковским ординованой партии. Тое убо вашего царского величества повеление без всякого умедления исполнить потщуся, токмо покорнее вашему царскому величеству с доземном поклонением дерзаю доносить, что прочии реименту моего полки, городовый и компанейский, в различные места на службу вашего царского величества розосланы, а именно - Киевский с талюбочными малолюдными полками переборными в Полще, Стародубский и Черниговский в Пропойску, Полтавский с компаниею на Дону, Гадяцкий в фортецы и при фортеце Печерской, а при мне осталося было городовых пять полков, с которых два полки, Нежинский и Переяславский, отправлены к Смоленску, а полпяты тысячи переборного с тых же пяти полков товарищества ординовано с двома полками компании до Пропойска, при мне же городовых самых недорослей и на худейших лошадях осталось 2.800, которых своими очима видел господин Соловов, да 2.000 чердюков и едина корогов компании, кроме великороссийских пехотных полков, в которых болш над 2.000 не зберётся, яко сами полковники сказывают, понеже все полки неполные; и того ради полк Гадяцкий двотысячный, взяв с фортецы Печерской и придав к нему 1.000 тых недорослей, отправлю вскоре до Полщи, ибо разсуждаю, что тот полк Гадяцкий, когда буду сам стоять по указу вашего царского величества при Киеве, не надобен будет до фортецы Печерской. А до полковников Киевского и Белоцерковского давно уже я послал двох знатных особ, и ныне посылаю третяго, чтоб тое войско по желанию господина Синявского запровадили, як наискорей, к господину Потею, и надеюсь, что третий мой посланец знайдёт тое войско суккурсовое с воспомянутым господином Потеем в случении. И сие вашему царскому величеству, всемилостивейшему моему царю и государю, при доземном поклонении, под стопы ножные низлагаемом, покорнее донесши, высокодержавную его ж монаршую десницу духом лобызаю и премилосердному вашего царского величества призрению навсегда себе вручаю. Вашего царского величества верный поданный и слуга наинижайший Иван Мазепа, гетман. Из обозу от Русанова, августа 10 року 1708».
По прочтении невольно на ум приходит сакраментальное - «Где деньги, Зин?». За несколько месяцев до «предательства» Мазэпы все вооружённые силы Гетманщины по приказу царя были растащены на нужды фронта по разным театрам военных действий (даже на Дону успели отметиться!). С гетманом, по его же словам, к августу 1708-го года оставалось менее 3 тыс. недорослей да 2 тыс. сердюков - не ахти! Причём из указанного количества 1 тыс. недорослей он собирается отправить в качестве маршевого пополнения в Жечьпосполиту.
Итого имеем - дело не в том, что «украинский народ не поддержал Мазэпу» и «большинство за Мазэпой не пошло», а в том, что к моменту принятия старым гетманом своего решения в Гетманщине практически не оставалось его войск: некому было идти за Иваном Стэпановычем.