INTERBELLUM В ЗАБУГОРЬЕ
Долгий ХХ-ый век богат на события, события громкие и значимые. Он буквально кишит ими. Но даже из этого необъятного океана выделяются, как рифы, наиболее значимые, которые, как кажется, определили не только лицо эпохи, но и сформировали общие контуры будущего. К таковым событиям традиционно принято причислять возникновение единой Германии, обе мировые войны, две русские революции. К ним же, без всякого сомнения, относится и Мировой экономический кризис рубежа 20-ых - 30-ых гг. ХХ в., известный также под именем Великой Депрессии. Хотя в отношении названия возможны споры: традиционно в русскоязычной историографии под Депрессией принято понимать события, развернувшиеся в ходе этого кризиса именно в США.
К сожалению, в отличие от Второй Мировой войны, на тему которой на русском языке написаны целые библиотеки монографических работ, изданы горы размером с Эверест мемуарной литературы, опубликован вагон и маленькая тележка сборников документов и справочников, с литературой о мировой кризисе ситуация обстоит много хуже. За последние лет 20 - 25 даже в отношении Великой войны, которая в бытность Советского Союза у нас была не в особой чести, и то ситуация коренным образом изменилась к лучшему: ей, конечно, ещё далеко до степени изученности событий конца 1930-ых - первой половины 1940-ых гг., но главное есть - процесс пошёл. О Депрессии же 30-ых гг. ХХ ст. на русском языке за истекшие после распада СССР десятилетия изданы считанные работы. Сказать наверняка, чем вызвано это невнимание к одному из ключевых событий ушедшего века, сложно. Возможно, тем, что мировой кризис был явлением не нашей исторической плоскости: в силу известных причин он прошёл мимо Советского Союза, задев его лишь по касательной. Быть может, есть ещё какие-то причины.
Как бы то ни было, а появление каждой новой работы на русском языке о событиях тех дней всегда воспринимается с интересом, особенно если таковая написана аборигеном, а не забугорным автором. Поэтому, как только добрые люди сообщили мне о появлении книги, увы, покойного ныне Михаила Шевлякова «Великая депрессия: Закономерность катастрофы, 1929 - 1942», я не преминул её тут же приобрести и прочитать вне всякой очереди и сегодня хотел бы поделиться с вами, дорогие читатели, своими впечатлениями от прочитанного.
Собственно, обложка работы, о коей далее и пойдёт речь.
Театр начинается с вешалки, а книга с обложки. В этом смысле я был приятно удивлён, взяв в руки свежеопубликованный экземпляр. Издатели действительно постарались, готовя книгу к печати: красивая, со смыслом обложка, качественный твёрдый переплёт, белая бумага и, в качестве вишенки на этом тортике, огромное количество редких фотографий и раритетных газетных карикатур из ушедшей эпохи. В общем, я уж и не помню, когда в последний раз держал в руках столь качественно изданную работу. Впрочем, в этой бочке мёда не обошлось без нескольких маленьких (или не очень - каждому своё) ложек дёгтя.
Во-первых, как оказалось, на всё про всё у автора для изложения столь обширной темы, заявленной, к тому же, не в общепринятых (1929 - 1933 годы), а расширенных хронологических рамках (1929 - 1942 годы), имеется каких-то 240 страниц, из которых на текст приходится от силы полтораста страниц (остальное, как я уже говорил, - это фотографии и рисунки). Короче говоря, маловато для описания Великой Депрессии.
О том, что места действительно мало, становится ясно, когда вы приступаете к чтению. Автор рассматривает сам термин «Великая Депрессия» в классическом для русскоязычного читателя ракурсе: весь рассказ вращается вокруг ситуации в Соединённых Штатах. Поэтому, когда М. Шевляков выкраивает из и без того небогатого пространства книги в 15 небольших глав четыре главки для описания событий за океаном - в Великобритании, Франции, Германии и, внезапно, в Японии и Китае, для разбора событий в Америке у него, по сути, вообще не остаётся места.
Во-вторых, это книга, в которой нет библиографии. Т.е. совсем. Разве что в самом конце, в эпилоге (!) автор, рассуждая о том, какие информационные возможности открыл для нас Интернет, даёт небольшой - на восемь названий - списочек рекомендуемой литературы. Всё! Откуда он черпал сведения - Бог весть. Остаётся только верить автору на слово. Впрочем, не верить ему у меня тоже оснований нет.
Наконец, в-третьих, за последние несколько лет это, пожалуй, одна из двух книг по экономической истории, которые я держал в руках, где не было ни одной таблицы, графика или диаграммы. Совсем! Первая - «Русская военно-промышленная политика, 1914 - 1917» Владимира Поликарпова. Но там хотя бы сами данные были, и вопрос отсутствия табличного и графического материала являлся вопросом удобства чтения. Здесь же нет не только таблиц с графиками и диаграммами, но цифры попадаются весьма нечасто: если данные о биржевых котировках ещё встречаются так-сяк, то первый макроэкономический показатель (количество безработных) и, соответственно, сноска на источник попадается лишь на 36-ой странице!
Вообще, с изложением цифровых данных у автора явно не всё ладно. Его постоянно тянет к использованию журналистских приёмов не самого высокого пошиба. Рассказывая о деятельности Х. Лонга в бытность его губернатором Луизианы, он отмечает, что «... увеличения налога штата на бензин на один цент и тщательного контроля оказалось достаточно для того, чтобы протяжённость дорог с твёрдым покрытием в Луизиане увеличилась с 300 миль в 1928 году до 5.000 миль в 1932 году, одновременно были устроены 22 тысячи человек...» (с. 73). Не знаю, где М. Шевляков набрался этого, но приём-то грязный. Читая такое, любой человек воскликнет: «Надо же! Всего на один цент!», не понимая, что 1 цент при тогдашних ценах на бензин (в 1929 году - 21 цент за галлон, в 1930 году - 20 центов, в 1931 году - 17 центов, в 1932 году - 18 центов) - это 4,8% - 5,9% от цены галлона, т.е. величина немалая. Кроме того, речь вообще не идёт об увеличении налога, речь идёт о введении налога, т.к. 1 цент с галлона бензина - это установленная налоговая ставка. Таких примеров не то, что бы очень много, но они встречаются в тексте книги.
Впрочем, я несколько отвлёкся...
Итак, о чём же эта книга? «Странный вопрос, - удивлённо скажет читатель. - Конечно же о кризисе!». Увы, но это не так. Хотя в прологе автор декларирует своё намерение «взглянуть попристальнее на Великую Депрессию», главным героем этой работы выступает отнюдь не экономический кризис. В свете софитов и юпитеров оказывается 32-ой президент США Франклин Делано Рузвельт. Собственно говоря, начиная читать книгу, я никак не мог отделаться от ощущения, которое, в конце концов, подтвердилось, что это не рассказ о событиях Депрессии, а некое обвинительное заключение по делу о деятельности ФДР. В вину этому президенту ставятся все его ошибки, просчёты и злой умысел, причём как реальные, так и мнимые. Не то, что бы я был поклонником Рузвельта или членом общества тайных воздыхателей по этому политическому деятелю, но, когда читаешь конспирологическую историю о том, как Дюпоны на пару с медиа-магнатом Уильямом Хёрстом убивали американское коноплеводство, а затем видишь, как автор вешает эту басню на шею... да-да, именно Рузвельту, то уже не понимаешь, смеяться тебе или плакать!
М. Шевляков обвиняет ФДР в стремлении к авторитарной власти, рассказывает об исключительных полномочиях, полученных этим президентом в мирное время, и о его попытках сосредоточить в своих руках всё больше и больше власти. Диктатор Рузвельт? Может и так. Но что мне не понятно, так это та цель, ради которой президент стремился к диктатуре. Вспомните, что мы говорим о нынешних российских политиках, метящих в кресло президента или, на худой конец, жаждущих получить депутатский мандат? Правильно: стремятся дорваться до кормушки, дабы грести лопатой казённые средства в свою кубышку. А, вот, зачем ФДР рвался к власти не ясно. Явно не за деньгами. И самое печальное, что автор книги, обвиняя своего героя в неуёмной жажде власти, не даёт ответа на данный вопрос, хотя не мешало бы и прояснить читателю картину. Как следствие, действия президента выглядят немотивированными.
Печальная история становится ещё более грустной, когда М. Шевляков пытается выставить Рузвельта в неприглядном свете на фоне других политических деятелей. Таковых у него набирается трое - сенатор Хьюи Лонг, католический проповедник Чарльз Коглин и доктор Фрэнсис Таунсенд. Каждого из этих людей ФДР, по мнению, автора книги сперва обобрал, а затем убрал с американской политической сцены: у Лонга он позаимствовал идею общественных работ, у Коглина - идею общения с американцами с помощью радио (Херберт Хувер полагал недостойным обращаться к согражданам дистанционно), а у Таунсенда - идею о пенсионном страховании по возрасту. При этом на Лонга, популярность которого усилилась и стала создавать угрозу ему, Рузвельту, начали копать компромат, Коглина задвинули в долгий ящик, использовав церковные рычаги (вплоть до подключения к решению данного вопроса кардинала Пачелли - будущего Папы Римского Пиуса XII). При этом, правда, Лонг и Коглин оказываются большими симпатизантами праворадикальных европейских режимов (если Лонга автор ещё пытается отмыть, намекая на то, что это лишь чёрный пиар, то Коглин постарался на славу: даже при желании человека, замеченного в публичных антисемитских и пронацистских высказываниях и опубликовавшего в своей газете «Протоколы сионских мудрецов», оправдать не получается), а Таунсенд по словам самого М. Шевлякова - обычный демагог (суммарный размер годового пенсионного обеспечения, за которое он так горячо ратовал, составил бы в 1935 году 24,0 млрд. долл. США при общей величине государственных расходов в этом году в 14,0 млрд. долл. США!). Т.е., скорее всего, не их ушли, а они сами себя ушли из большой политики.
Но, без сомнения, первым в списке тех, с кем М. Шевляков сравнивал ФДР, всё-таки идут не перечисленные персонажи, а коллега и предшественник Рузвельта из противоположного лагеря - Херберт Хувер. Читая о нём, я диву давался тому, насколько же это был хороший управленец - не чета ФДР, и всё ждал, когда же автор вспомнит о Тарифном законе Смута - Хоули, нормативно-правовом акте, подписанном Хувером, вопреки резко отрицательному настрою общественного мнения и своему собственному неприятию данного закона. И автор вспомнил о нём: похвалил партийную дисциплину Хувера, мельком отметив отрицательную роль Тарифного акта, к оценке которой отнёсся чисто по-бухгалтерски.
Для ясности: когда я пишу «по-бухгалтерски», не надо воспринимать это как ругательство. Это всего лишь означает, что учитываются только выгоды и потери, отражённые документально здесь и сейчас, а перспектива теряется где-то за горизонтом событий. В нашем случае М. Шевляков оценивает закон Смута - Хоули, ориентируясь на удорожание импорта сырья, вызванное ростом пошлин, которое в свою очередь сделало американскую продукцию неконкурентоспособной на внешних рынках. Последствия действительно болезненные, но не более того. С такой колокольни автор может разве что укоризненно погрозить пальчиком президенту (дескать, что же Вы это, мистер Хувер?), не шибко, впрочем, виня его за Депрессию.
Но это, повторюсь, бухгалтерский подход. Если же мы воспользуемся т.н. экономическим подходом, сиречь попробуем взглянуть за горизонт событий, то станет ясным, что именно Тарифный акт Смута - Хоули, который так не хотел подписывать Хувер, собираясь наложить на него вето, но который, несмотря ни на что, подписал, следуя партийной дисциплине, оказался тем спусковым крючком, который превратил достаточно нерядовую рецессию в катастрофу. Данный нормативно-правовой акт уже сразу после принятия его в Палате представителей инициировал тарифную войну между США и их основными странами-контрагентами, причём удорожание американских товаров за счёт роста стоимости импортного сырья было меньшим из зол.
С одной стороны, новые тарифные барьеры, которые возвели страны Британского Содружества и иже с ними, вышибли янки с рынков, которые те старательно окучивали в «бурные двадцатые». Для примера: в 1929 году Канада, являвшаяся британским доминионом, ввозила из Великобритании лишь 15% всего своего импорта, тогда как из США - 69%; начало же тарифной войны повысило в 1933 году роль метрополии до 24%, сократив импорт из Штатов до 54%. Хувер добровольно отказался от использования экспорта в качестве инструмента экономического роста (в нашем случае - стабилизации экономики) вообще и мирного завоевания рынка Британской империи, в частности.
С другой стороны, тарифная война стала катализатором превращения Великой Депрессии из явления регионального масштаба в глобальный экономический кризис. Закрытие границ для иностранных товаров высокими пошлинами негативно сказалось на платёжном балансе европейских и латиноамериканских стран, что в свою очередь девальвировало национальные валюты и привело к локальным банковским кризисам, запустив в этих странах кризис версии 2.0 с учётом местных особенностей и национального колорита. В этом смысле не раз и не два бросаемые автором книги фразы о том, что «эти действия», в конечном итоге, способствовали приходу Адольфа Хитлера к власти в Германии, можно смело адресовать Херберту Хуверу, но никак не Пьеру Лавалю.
Вообще, при чтении книги в глаза бросается тот факт, что автор - не экономист. Не то, что бы я имел какое-то предвзятой отношение к титулам и званиям (или, точнее, к их отсутствию), но, когда неспециалист пишет по специальным вопросам, это поневоле становится причиной всевозможных казусов и, прежде всего, терминологической путаницы. Не буду приводить примеры - скажу лишь, что они есть, и надеюсь, читатели поверят мне на слово. Гораздо важнее то, что автор пишет о Депрессии, когда, порой, он прекращает свой рассказ о Рузвельте.
Здесь, прежде всего, стоило бы остановиться на специфических взглядах М. Шевлякова на экономическую науку и природу кризисов. В прологе к своей работе, он задался вопросом «Что же является причиной? Что именно даёт сбой и приводит к разнице между теориями и реальностью? Где скрыта та небольшая, но важная деталь, которая препятствует работе отлаженного механизма?..» (с. 7). Далее выясняется, что по мнению автора, экономика - это некий набор правил и формул, неуклонное следование которым избавит нас от проблем. Причинами же сбоев, отходов от «заветов Отцов Науки» является... правильно - человеческий фактор! «... Во время Великой Депрессии воздействие человеческого фактора проявилось наиболее ярко и полно - и в последствиях совокупных действий множества мелких участников рынка, и в действиях руководства больших фирм и корпораций, и, что ещё более важно, в действиях политиков, использовавших экономические рычаги для решения совсем не экономических задач...» (с. 8). Безусловно, действия людей влияют на экономику, но всё дело в том, что экономическая наука как раз и занимается изучением отношений, возникающих между людьми в ходе производства, обмена и т.п. процессов, т.е. действия людей являются не досадным недоразумением, а целенаправленно изучаемым и учитываемым фактором.
В описании Депрессии автор не оригинален. Сперва он пунктуально перечисляет основные версии банковского краха 1929 года, ставя знак равенства между кризисом и крахом. Хотя давно известно, что рецессия в американской промышленности началась задолго до «чёрного четверга» - в строительстве за несколько лет, а в целом по индустрии индекс промышленного производства начал снижаться с августа 1929 года - и, как уже упоминалось, обвал экономики САСШ приключился, во многом благодаря принятию Тарифного закона Смута - Хоули летом 1930 года. Как-то странно на этом фоне было бы вспоминать о многочисленных теориях возникновения кризиса - от марксистской (кризис перепроизводства) до кейнсианской: у М. Шевлякова всё просто и однозначно - биржевой крах и точка!
Далее повествование о ходе кризиса по большому счёту подменяется рассказом о политических склоках между Рузвельтом и его оппонентами и даже союзниками. Для читателя не ясным остаётся ответ на вопрос, как США вышли из Депрессии. Да, потом, ближе к концу книги, когда автор подбирается к разгорающемуся в Европе пламени войны, становится очевидным, что именно Вторая Мировая позволила вытянуть американское хозяйство из пропасти. Но при этом затушёвываются причины выхода экономики из кризиса - того самого, в классической хронологии сменившегося в 1933 году депрессией, а затем и ростом, уже на смену которому в 1937 году пришла т.н. рецессия Рузвельта. Хотя нельзя не отдать должного автору: он сумел увлекательно рассказать о скандалах и политической борьбе и встроить их в общий рассказ о Депрессии. Жаль только этот рассказ был подменён пересказом склок и сплетен.
Между прочим, при прочтении книги меня не покидало ощущение дежавю. Уже потом я понял, в чём оно заключалось, - сам процесс принятия ФДР политических решений по выходу из кризиса очень похож на сталинский подход: любой сколь угодно трезвый и правильный шаг отвергался президентом, ежели его предлагал оппонент; зато потом, после ухода оппонента с политической сцены Рузвельт не брезговал использованием его наследия, безусловно, выдавая оное за своё детище.
Но всё это - об описании событий в Америке, а чуть более четверти объёма книги, как я уже упоминал, посвящены событиям, развернувшимся в Старом Свете. И как на мой вкус, эти главы удались автору менее всего. Это классические крысиные бега - «галопом по Европам», когда на 8 - 9 страниц текста пытаются втиснуть описание целого десятилетия (или даже двух!), замечу - десятилетия неоднородного: в 20-ые гг. ХХ ст. хозяйства европейских стран пережили как послевоенный кризис, так и этапы экономического бума. А в случае с «азиатской» главой М. Шевляков сделал практически невозможное: в тот же ограниченный объём он умудрился втиснуть описание развития экономик двух таких различных стран, как Китай и Япония!
Беглый обзор вполне закономерно выливается в поверхностный анализ событий. Хотя какой там анализ? Если вся суть реформ во Франции в 1930-ых гг. сводится к девальвации франка, а неожиданная устойчивость рентной марки в Германии объясняется только немецким национальным характером! Неужели в этих странах правительства только и ограничились тем, что отказались от привязки курса национальной валюты к золоту или ввели новые бумажки вместо других, обесценившихся?
В «английской» же главе то, что неуловимо проскальзывало в мыслях при чтении рузвельтовских склок в «американских» главах, наконец, получило осязаемые формы: автор очень сильно увлекается в своей работе конспирологическими идеями. Там, где возможен выбор между логичным, но «пресным» объяснением и ответом «с душком», он выбирает второе. В данном случае речь идёт о восстановлении в Великобритании золотого стандарта в 1925 году, проведённом под патронатом тогдашнего канцлера казначейства (на наши деньги - министра финансов) Уинстона Спенсер-Чёрчилля. Автор в своём вердикте непреклонен: Спенсер-Чёрчилль в финансовых вопросах некомпетентен, а финансовое лобби, которое стояло за ним и продавило это решение, действовало вопреки национальным интересам, стремясь получить свой гешефт (1 млрд. ф. ст.!).
Никоим образом не стремясь отбелить репутацию будущего сэра Уинстона, всё же должен за него заступиться, равно как и за то финансовое лобби, которое маячило за его могучей спиной. Если за любым действием видеть заговоры, то тогда и не такое померещится. В нашем же случае имела место более прозаическая история. На протяжении довольно длительного периода существование Pax Britannica (читай - господство Великобритании в мире) держалось на трёх китах - на 1) Королевском флоте, 2) дипломатии и 3) британском кредите. Если к концу Великой войны первые два «кита» ещё существовали, то третий приказал долго жить. Именно на реанимацию британского кредита (а не на тривиальное личное обогащение), что само по себе возможно только при сильном фунте, и было направлено восстановление золотого стандарта в апреле 1925 года. Причём это был второй этап процесса. Первый же, прошедший мимо взора автора, произошёл в 1920 году, когда «Старушка» подняла учётную ставку до 7%. Тогда всё закончилось ростом курса фунта стерлингов с 3,2 до 4,3 долларов США за фунт и экономическим спадом.
Подводя итог всему написанному, я бы оценил книгу М. Шевлякова в 4 балла из 10 возможных. Это не та книга, которую я бы с чистой совестью мог посоветовать интересующимся: плохой рассказ о Великой Депрессии, но интересный, хотя и не без изъянов, - о её историческом контексте.
К сожалению, в отличие от Второй Мировой войны, на тему которой на русском языке написаны целые библиотеки монографических работ, изданы горы размером с Эверест мемуарной литературы, опубликован вагон и маленькая тележка сборников документов и справочников, с литературой о мировой кризисе ситуация обстоит много хуже. За последние лет 20 - 25 даже в отношении Великой войны, которая в бытность Советского Союза у нас была не в особой чести, и то ситуация коренным образом изменилась к лучшему: ей, конечно, ещё далеко до степени изученности событий конца 1930-ых - первой половины 1940-ых гг., но главное есть - процесс пошёл. О Депрессии же 30-ых гг. ХХ ст. на русском языке за истекшие после распада СССР десятилетия изданы считанные работы. Сказать наверняка, чем вызвано это невнимание к одному из ключевых событий ушедшего века, сложно. Возможно, тем, что мировой кризис был явлением не нашей исторической плоскости: в силу известных причин он прошёл мимо Советского Союза, задев его лишь по касательной. Быть может, есть ещё какие-то причины.
Как бы то ни было, а появление каждой новой работы на русском языке о событиях тех дней всегда воспринимается с интересом, особенно если таковая написана аборигеном, а не забугорным автором. Поэтому, как только добрые люди сообщили мне о появлении книги, увы, покойного ныне Михаила Шевлякова «Великая депрессия: Закономерность катастрофы, 1929 - 1942», я не преминул её тут же приобрести и прочитать вне всякой очереди и сегодня хотел бы поделиться с вами, дорогие читатели, своими впечатлениями от прочитанного.
Собственно, обложка работы, о коей далее и пойдёт речь.
Театр начинается с вешалки, а книга с обложки. В этом смысле я был приятно удивлён, взяв в руки свежеопубликованный экземпляр. Издатели действительно постарались, готовя книгу к печати: красивая, со смыслом обложка, качественный твёрдый переплёт, белая бумага и, в качестве вишенки на этом тортике, огромное количество редких фотографий и раритетных газетных карикатур из ушедшей эпохи. В общем, я уж и не помню, когда в последний раз держал в руках столь качественно изданную работу. Впрочем, в этой бочке мёда не обошлось без нескольких маленьких (или не очень - каждому своё) ложек дёгтя.
Во-первых, как оказалось, на всё про всё у автора для изложения столь обширной темы, заявленной, к тому же, не в общепринятых (1929 - 1933 годы), а расширенных хронологических рамках (1929 - 1942 годы), имеется каких-то 240 страниц, из которых на текст приходится от силы полтораста страниц (остальное, как я уже говорил, - это фотографии и рисунки). Короче говоря, маловато для описания Великой Депрессии.
О том, что места действительно мало, становится ясно, когда вы приступаете к чтению. Автор рассматривает сам термин «Великая Депрессия» в классическом для русскоязычного читателя ракурсе: весь рассказ вращается вокруг ситуации в Соединённых Штатах. Поэтому, когда М. Шевляков выкраивает из и без того небогатого пространства книги в 15 небольших глав четыре главки для описания событий за океаном - в Великобритании, Франции, Германии и, внезапно, в Японии и Китае, для разбора событий в Америке у него, по сути, вообще не остаётся места.
Во-вторых, это книга, в которой нет библиографии. Т.е. совсем. Разве что в самом конце, в эпилоге (!) автор, рассуждая о том, какие информационные возможности открыл для нас Интернет, даёт небольшой - на восемь названий - списочек рекомендуемой литературы. Всё! Откуда он черпал сведения - Бог весть. Остаётся только верить автору на слово. Впрочем, не верить ему у меня тоже оснований нет.
Наконец, в-третьих, за последние несколько лет это, пожалуй, одна из двух книг по экономической истории, которые я держал в руках, где не было ни одной таблицы, графика или диаграммы. Совсем! Первая - «Русская военно-промышленная политика, 1914 - 1917» Владимира Поликарпова. Но там хотя бы сами данные были, и вопрос отсутствия табличного и графического материала являлся вопросом удобства чтения. Здесь же нет не только таблиц с графиками и диаграммами, но цифры попадаются весьма нечасто: если данные о биржевых котировках ещё встречаются так-сяк, то первый макроэкономический показатель (количество безработных) и, соответственно, сноска на источник попадается лишь на 36-ой странице!
Вообще, с изложением цифровых данных у автора явно не всё ладно. Его постоянно тянет к использованию журналистских приёмов не самого высокого пошиба. Рассказывая о деятельности Х. Лонга в бытность его губернатором Луизианы, он отмечает, что «... увеличения налога штата на бензин на один цент и тщательного контроля оказалось достаточно для того, чтобы протяжённость дорог с твёрдым покрытием в Луизиане увеличилась с 300 миль в 1928 году до 5.000 миль в 1932 году, одновременно были устроены 22 тысячи человек...» (с. 73). Не знаю, где М. Шевляков набрался этого, но приём-то грязный. Читая такое, любой человек воскликнет: «Надо же! Всего на один цент!», не понимая, что 1 цент при тогдашних ценах на бензин (в 1929 году - 21 цент за галлон, в 1930 году - 20 центов, в 1931 году - 17 центов, в 1932 году - 18 центов) - это 4,8% - 5,9% от цены галлона, т.е. величина немалая. Кроме того, речь вообще не идёт об увеличении налога, речь идёт о введении налога, т.к. 1 цент с галлона бензина - это установленная налоговая ставка. Таких примеров не то, что бы очень много, но они встречаются в тексте книги.
Впрочем, я несколько отвлёкся...
Итак, о чём же эта книга? «Странный вопрос, - удивлённо скажет читатель. - Конечно же о кризисе!». Увы, но это не так. Хотя в прологе автор декларирует своё намерение «взглянуть попристальнее на Великую Депрессию», главным героем этой работы выступает отнюдь не экономический кризис. В свете софитов и юпитеров оказывается 32-ой президент США Франклин Делано Рузвельт. Собственно говоря, начиная читать книгу, я никак не мог отделаться от ощущения, которое, в конце концов, подтвердилось, что это не рассказ о событиях Депрессии, а некое обвинительное заключение по делу о деятельности ФДР. В вину этому президенту ставятся все его ошибки, просчёты и злой умысел, причём как реальные, так и мнимые. Не то, что бы я был поклонником Рузвельта или членом общества тайных воздыхателей по этому политическому деятелю, но, когда читаешь конспирологическую историю о том, как Дюпоны на пару с медиа-магнатом Уильямом Хёрстом убивали американское коноплеводство, а затем видишь, как автор вешает эту басню на шею... да-да, именно Рузвельту, то уже не понимаешь, смеяться тебе или плакать!
М. Шевляков обвиняет ФДР в стремлении к авторитарной власти, рассказывает об исключительных полномочиях, полученных этим президентом в мирное время, и о его попытках сосредоточить в своих руках всё больше и больше власти. Диктатор Рузвельт? Может и так. Но что мне не понятно, так это та цель, ради которой президент стремился к диктатуре. Вспомните, что мы говорим о нынешних российских политиках, метящих в кресло президента или, на худой конец, жаждущих получить депутатский мандат? Правильно: стремятся дорваться до кормушки, дабы грести лопатой казённые средства в свою кубышку. А, вот, зачем ФДР рвался к власти не ясно. Явно не за деньгами. И самое печальное, что автор книги, обвиняя своего героя в неуёмной жажде власти, не даёт ответа на данный вопрос, хотя не мешало бы и прояснить читателю картину. Как следствие, действия президента выглядят немотивированными.
Печальная история становится ещё более грустной, когда М. Шевляков пытается выставить Рузвельта в неприглядном свете на фоне других политических деятелей. Таковых у него набирается трое - сенатор Хьюи Лонг, католический проповедник Чарльз Коглин и доктор Фрэнсис Таунсенд. Каждого из этих людей ФДР, по мнению, автора книги сперва обобрал, а затем убрал с американской политической сцены: у Лонга он позаимствовал идею общественных работ, у Коглина - идею общения с американцами с помощью радио (Херберт Хувер полагал недостойным обращаться к согражданам дистанционно), а у Таунсенда - идею о пенсионном страховании по возрасту. При этом на Лонга, популярность которого усилилась и стала создавать угрозу ему, Рузвельту, начали копать компромат, Коглина задвинули в долгий ящик, использовав церковные рычаги (вплоть до подключения к решению данного вопроса кардинала Пачелли - будущего Папы Римского Пиуса XII). При этом, правда, Лонг и Коглин оказываются большими симпатизантами праворадикальных европейских режимов (если Лонга автор ещё пытается отмыть, намекая на то, что это лишь чёрный пиар, то Коглин постарался на славу: даже при желании человека, замеченного в публичных антисемитских и пронацистских высказываниях и опубликовавшего в своей газете «Протоколы сионских мудрецов», оправдать не получается), а Таунсенд по словам самого М. Шевлякова - обычный демагог (суммарный размер годового пенсионного обеспечения, за которое он так горячо ратовал, составил бы в 1935 году 24,0 млрд. долл. США при общей величине государственных расходов в этом году в 14,0 млрд. долл. США!). Т.е., скорее всего, не их ушли, а они сами себя ушли из большой политики.
Но, без сомнения, первым в списке тех, с кем М. Шевляков сравнивал ФДР, всё-таки идут не перечисленные персонажи, а коллега и предшественник Рузвельта из противоположного лагеря - Херберт Хувер. Читая о нём, я диву давался тому, насколько же это был хороший управленец - не чета ФДР, и всё ждал, когда же автор вспомнит о Тарифном законе Смута - Хоули, нормативно-правовом акте, подписанном Хувером, вопреки резко отрицательному настрою общественного мнения и своему собственному неприятию данного закона. И автор вспомнил о нём: похвалил партийную дисциплину Хувера, мельком отметив отрицательную роль Тарифного акта, к оценке которой отнёсся чисто по-бухгалтерски.
Для ясности: когда я пишу «по-бухгалтерски», не надо воспринимать это как ругательство. Это всего лишь означает, что учитываются только выгоды и потери, отражённые документально здесь и сейчас, а перспектива теряется где-то за горизонтом событий. В нашем случае М. Шевляков оценивает закон Смута - Хоули, ориентируясь на удорожание импорта сырья, вызванное ростом пошлин, которое в свою очередь сделало американскую продукцию неконкурентоспособной на внешних рынках. Последствия действительно болезненные, но не более того. С такой колокольни автор может разве что укоризненно погрозить пальчиком президенту (дескать, что же Вы это, мистер Хувер?), не шибко, впрочем, виня его за Депрессию.
Но это, повторюсь, бухгалтерский подход. Если же мы воспользуемся т.н. экономическим подходом, сиречь попробуем взглянуть за горизонт событий, то станет ясным, что именно Тарифный акт Смута - Хоули, который так не хотел подписывать Хувер, собираясь наложить на него вето, но который, несмотря ни на что, подписал, следуя партийной дисциплине, оказался тем спусковым крючком, который превратил достаточно нерядовую рецессию в катастрофу. Данный нормативно-правовой акт уже сразу после принятия его в Палате представителей инициировал тарифную войну между США и их основными странами-контрагентами, причём удорожание американских товаров за счёт роста стоимости импортного сырья было меньшим из зол.
С одной стороны, новые тарифные барьеры, которые возвели страны Британского Содружества и иже с ними, вышибли янки с рынков, которые те старательно окучивали в «бурные двадцатые». Для примера: в 1929 году Канада, являвшаяся британским доминионом, ввозила из Великобритании лишь 15% всего своего импорта, тогда как из США - 69%; начало же тарифной войны повысило в 1933 году роль метрополии до 24%, сократив импорт из Штатов до 54%. Хувер добровольно отказался от использования экспорта в качестве инструмента экономического роста (в нашем случае - стабилизации экономики) вообще и мирного завоевания рынка Британской империи, в частности.
С другой стороны, тарифная война стала катализатором превращения Великой Депрессии из явления регионального масштаба в глобальный экономический кризис. Закрытие границ для иностранных товаров высокими пошлинами негативно сказалось на платёжном балансе европейских и латиноамериканских стран, что в свою очередь девальвировало национальные валюты и привело к локальным банковским кризисам, запустив в этих странах кризис версии 2.0 с учётом местных особенностей и национального колорита. В этом смысле не раз и не два бросаемые автором книги фразы о том, что «эти действия», в конечном итоге, способствовали приходу Адольфа Хитлера к власти в Германии, можно смело адресовать Херберту Хуверу, но никак не Пьеру Лавалю.
Вообще, при чтении книги в глаза бросается тот факт, что автор - не экономист. Не то, что бы я имел какое-то предвзятой отношение к титулам и званиям (или, точнее, к их отсутствию), но, когда неспециалист пишет по специальным вопросам, это поневоле становится причиной всевозможных казусов и, прежде всего, терминологической путаницы. Не буду приводить примеры - скажу лишь, что они есть, и надеюсь, читатели поверят мне на слово. Гораздо важнее то, что автор пишет о Депрессии, когда, порой, он прекращает свой рассказ о Рузвельте.
Здесь, прежде всего, стоило бы остановиться на специфических взглядах М. Шевлякова на экономическую науку и природу кризисов. В прологе к своей работе, он задался вопросом «Что же является причиной? Что именно даёт сбой и приводит к разнице между теориями и реальностью? Где скрыта та небольшая, но важная деталь, которая препятствует работе отлаженного механизма?..» (с. 7). Далее выясняется, что по мнению автора, экономика - это некий набор правил и формул, неуклонное следование которым избавит нас от проблем. Причинами же сбоев, отходов от «заветов Отцов Науки» является... правильно - человеческий фактор! «... Во время Великой Депрессии воздействие человеческого фактора проявилось наиболее ярко и полно - и в последствиях совокупных действий множества мелких участников рынка, и в действиях руководства больших фирм и корпораций, и, что ещё более важно, в действиях политиков, использовавших экономические рычаги для решения совсем не экономических задач...» (с. 8). Безусловно, действия людей влияют на экономику, но всё дело в том, что экономическая наука как раз и занимается изучением отношений, возникающих между людьми в ходе производства, обмена и т.п. процессов, т.е. действия людей являются не досадным недоразумением, а целенаправленно изучаемым и учитываемым фактором.
В описании Депрессии автор не оригинален. Сперва он пунктуально перечисляет основные версии банковского краха 1929 года, ставя знак равенства между кризисом и крахом. Хотя давно известно, что рецессия в американской промышленности началась задолго до «чёрного четверга» - в строительстве за несколько лет, а в целом по индустрии индекс промышленного производства начал снижаться с августа 1929 года - и, как уже упоминалось, обвал экономики САСШ приключился, во многом благодаря принятию Тарифного закона Смута - Хоули летом 1930 года. Как-то странно на этом фоне было бы вспоминать о многочисленных теориях возникновения кризиса - от марксистской (кризис перепроизводства) до кейнсианской: у М. Шевлякова всё просто и однозначно - биржевой крах и точка!
Далее повествование о ходе кризиса по большому счёту подменяется рассказом о политических склоках между Рузвельтом и его оппонентами и даже союзниками. Для читателя не ясным остаётся ответ на вопрос, как США вышли из Депрессии. Да, потом, ближе к концу книги, когда автор подбирается к разгорающемуся в Европе пламени войны, становится очевидным, что именно Вторая Мировая позволила вытянуть американское хозяйство из пропасти. Но при этом затушёвываются причины выхода экономики из кризиса - того самого, в классической хронологии сменившегося в 1933 году депрессией, а затем и ростом, уже на смену которому в 1937 году пришла т.н. рецессия Рузвельта. Хотя нельзя не отдать должного автору: он сумел увлекательно рассказать о скандалах и политической борьбе и встроить их в общий рассказ о Депрессии. Жаль только этот рассказ был подменён пересказом склок и сплетен.
Между прочим, при прочтении книги меня не покидало ощущение дежавю. Уже потом я понял, в чём оно заключалось, - сам процесс принятия ФДР политических решений по выходу из кризиса очень похож на сталинский подход: любой сколь угодно трезвый и правильный шаг отвергался президентом, ежели его предлагал оппонент; зато потом, после ухода оппонента с политической сцены Рузвельт не брезговал использованием его наследия, безусловно, выдавая оное за своё детище.
Но всё это - об описании событий в Америке, а чуть более четверти объёма книги, как я уже упоминал, посвящены событиям, развернувшимся в Старом Свете. И как на мой вкус, эти главы удались автору менее всего. Это классические крысиные бега - «галопом по Европам», когда на 8 - 9 страниц текста пытаются втиснуть описание целого десятилетия (или даже двух!), замечу - десятилетия неоднородного: в 20-ые гг. ХХ ст. хозяйства европейских стран пережили как послевоенный кризис, так и этапы экономического бума. А в случае с «азиатской» главой М. Шевляков сделал практически невозможное: в тот же ограниченный объём он умудрился втиснуть описание развития экономик двух таких различных стран, как Китай и Япония!
Беглый обзор вполне закономерно выливается в поверхностный анализ событий. Хотя какой там анализ? Если вся суть реформ во Франции в 1930-ых гг. сводится к девальвации франка, а неожиданная устойчивость рентной марки в Германии объясняется только немецким национальным характером! Неужели в этих странах правительства только и ограничились тем, что отказались от привязки курса национальной валюты к золоту или ввели новые бумажки вместо других, обесценившихся?
В «английской» же главе то, что неуловимо проскальзывало в мыслях при чтении рузвельтовских склок в «американских» главах, наконец, получило осязаемые формы: автор очень сильно увлекается в своей работе конспирологическими идеями. Там, где возможен выбор между логичным, но «пресным» объяснением и ответом «с душком», он выбирает второе. В данном случае речь идёт о восстановлении в Великобритании золотого стандарта в 1925 году, проведённом под патронатом тогдашнего канцлера казначейства (на наши деньги - министра финансов) Уинстона Спенсер-Чёрчилля. Автор в своём вердикте непреклонен: Спенсер-Чёрчилль в финансовых вопросах некомпетентен, а финансовое лобби, которое стояло за ним и продавило это решение, действовало вопреки национальным интересам, стремясь получить свой гешефт (1 млрд. ф. ст.!).
Никоим образом не стремясь отбелить репутацию будущего сэра Уинстона, всё же должен за него заступиться, равно как и за то финансовое лобби, которое маячило за его могучей спиной. Если за любым действием видеть заговоры, то тогда и не такое померещится. В нашем же случае имела место более прозаическая история. На протяжении довольно длительного периода существование Pax Britannica (читай - господство Великобритании в мире) держалось на трёх китах - на 1) Королевском флоте, 2) дипломатии и 3) британском кредите. Если к концу Великой войны первые два «кита» ещё существовали, то третий приказал долго жить. Именно на реанимацию британского кредита (а не на тривиальное личное обогащение), что само по себе возможно только при сильном фунте, и было направлено восстановление золотого стандарта в апреле 1925 года. Причём это был второй этап процесса. Первый же, прошедший мимо взора автора, произошёл в 1920 году, когда «Старушка» подняла учётную ставку до 7%. Тогда всё закончилось ростом курса фунта стерлингов с 3,2 до 4,3 долларов США за фунт и экономическим спадом.
Подводя итог всему написанному, я бы оценил книгу М. Шевлякова в 4 балла из 10 возможных. Это не та книга, которую я бы с чистой совестью мог посоветовать интересующимся: плохой рассказ о Великой Депрессии, но интересный, хотя и не без изъянов, - о её историческом контексте.