***
И она сбежала: ушла ранним утром, оставив всех внутренних позади.
Ушла, не ощущая стыда или позора, просто, чтоб схоронить это в себе, чтоб никто не узнал, не растрепал, не посмеялся. Умом она понимала, что это - банальность, если не сказать, что пошлость. Но где был ум, когда сердце начало биться чаще, спровоцированное его случайным словом? Она всё знала: что присягнула на верность другому, предать которого - значит предать себя в первую очередь, что даром не нужна этому, что для него она лишь случайность, не способная перерасти ни во что другое.
Но больше всего в этой ситуации угнетала её ошибка: она и подумать не могла, что когда-нибудь снова сможет влюбиться вот так - не разумом, а сердцем; не сможет успокоить себя ни танцами, ни медитациями. Угнетало то, что она не смогла сдержать себя в ту ночь, не смогла не присвоить его, его голос и тьму в углах комнаты - как ребенок, который только что обнаружил, что что-то умеет. Это было позорно, крах всех её самоубеждений гнал вдаль, а не в такт бьющееся сердце жгло грудь.
Единственное, что она пообещала себе, так это вернуться: разобраться со спятившим сердцем, и придти домой.
... Дорога вилась под башмаками, пылинки в рассветном солнце казались волшебной пыльцой, и она начинала понимать, что вернется ещё не скоро - очень не скоро...
Ушла, не ощущая стыда или позора, просто, чтоб схоронить это в себе, чтоб никто не узнал, не растрепал, не посмеялся. Умом она понимала, что это - банальность, если не сказать, что пошлость. Но где был ум, когда сердце начало биться чаще, спровоцированное его случайным словом? Она всё знала: что присягнула на верность другому, предать которого - значит предать себя в первую очередь, что даром не нужна этому, что для него она лишь случайность, не способная перерасти ни во что другое.
Но больше всего в этой ситуации угнетала её ошибка: она и подумать не могла, что когда-нибудь снова сможет влюбиться вот так - не разумом, а сердцем; не сможет успокоить себя ни танцами, ни медитациями. Угнетало то, что она не смогла сдержать себя в ту ночь, не смогла не присвоить его, его голос и тьму в углах комнаты - как ребенок, который только что обнаружил, что что-то умеет. Это было позорно, крах всех её самоубеждений гнал вдаль, а не в такт бьющееся сердце жгло грудь.
Единственное, что она пообещала себе, так это вернуться: разобраться со спятившим сердцем, и придти домой.
... Дорога вилась под башмаками, пылинки в рассветном солнце казались волшебной пыльцой, и она начинала понимать, что вернется ещё не скоро - очень не скоро...