Скрипачка
Трамвай катится по огромному заснеженному полю. Садящееся солнце пронизывало его насквозь тысячами золотистых нитей. От прикосновений колес трамвая рельсы издавали низкие контрабасовые звуки, он катился всё быстрее, а звуки становились выше и сливались в мелодию. Подмерзшие стекла шелестели звоном колокольчиков. Трамвай набирал скорость, контрабас обратился в скрипку. Она яростно ныла, закатный свет приобретал багряный оттенок, а снежное поле всё тянулось.
Вагон качнулся и встал. Она резко открыла глаза, никого не видя, выскочила в пестрящую предновогодними огнями улицу. Чуть не угодила под колёса грузовика, нырнула во двор и отдышалась.
Скрипка покоилась в кофре. Он поблескивал лаковым боком в темноте. Она поправила выбившуюся из-под шапки прядь и побрела по двору в сторону филармонии…
Задняя дверь была не заперта, и, спустя три глубоких вдоха и два подъема по лестнице, она очутилась в полутёмной репетиционной комнате. В единственное окно скреблась ветка яблони в праздничной гирлянде. Она скинула пальто, вынула скрипку из футляра и…
Яблоневая ветвь потянулась, расправила узловатые пальцы и сбросила ненавистные лампочки. Они с колокольным шелестом плюхнулись в сугроб.
Она отдернула смычёк, оглянулась: ветка бессильно скребла по стеклу.
Махнула смычком. Прежде чем разлиться по скрипке соль диезом, он чуть надрезал воздух. Лоскут материи упал к её ногам, но этого она уже не заметила.
Филармонический оркестр не начинал репетицию, не было второй скрипки, дирижер злился и просил кого-нибудь позвонить опаздывающей скрипачке.
Сквозь порез в пространстве едва различимо было видно заснеженное поле, садящееся солнце и трамвай вдалеке. Он катился по рельсам, а они плакали скрипичным звуком под тяжелыми колесами. Она ощущала себя напряженной и счастливой, тянулась от одного конца бесконечной снежной равнины к другому. Снег не казался ей холодным, а трамвайное колесо не тяготило. Это она пела под ним: соль малой октавы, ре, ля первой октавы, ми второй октавы… и соль диез шелестом колокольчиков.
Вагон качнулся и встал. Она резко открыла глаза, никого не видя, выскочила в пестрящую предновогодними огнями улицу. Чуть не угодила под колёса грузовика, нырнула во двор и отдышалась.
Скрипка покоилась в кофре. Он поблескивал лаковым боком в темноте. Она поправила выбившуюся из-под шапки прядь и побрела по двору в сторону филармонии…
Задняя дверь была не заперта, и, спустя три глубоких вдоха и два подъема по лестнице, она очутилась в полутёмной репетиционной комнате. В единственное окно скреблась ветка яблони в праздничной гирлянде. Она скинула пальто, вынула скрипку из футляра и…
Яблоневая ветвь потянулась, расправила узловатые пальцы и сбросила ненавистные лампочки. Они с колокольным шелестом плюхнулись в сугроб.
Она отдернула смычёк, оглянулась: ветка бессильно скребла по стеклу.
Махнула смычком. Прежде чем разлиться по скрипке соль диезом, он чуть надрезал воздух. Лоскут материи упал к её ногам, но этого она уже не заметила.
Филармонический оркестр не начинал репетицию, не было второй скрипки, дирижер злился и просил кого-нибудь позвонить опаздывающей скрипачке.
Сквозь порез в пространстве едва различимо было видно заснеженное поле, садящееся солнце и трамвай вдалеке. Он катился по рельсам, а они плакали скрипичным звуком под тяжелыми колесами. Она ощущала себя напряженной и счастливой, тянулась от одного конца бесконечной снежной равнины к другому. Снег не казался ей холодным, а трамвайное колесо не тяготило. Это она пела под ним: соль малой октавы, ре, ля первой октавы, ми второй октавы… и соль диез шелестом колокольчиков.