Ничто так не согревает стылым ноябрьским утром, как первая рецензия на мою книгу, опубликованная по-русски - дружественная и профессиональная:
"Authoritarian Russia: Analyzing Post-Soviet Regime Changes
Vladimir Gel'man
Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2015. - 208 р.
Взрывной интерес к нашей стране, охвативший западное экспертное и академическое сообщество в начале 1990-х годов, начал угасать уже к концу десятилетия. Ученые как будто негласно приняли положение о том, что Россия "нормальная страна" (вспомним известную статью Андрея Шляйфера и Дэниэля Трейсмана), не без своих особенностей, конечно, но в целом все-таки тяготеющая к норме. Действительно, наблюдая за эволюцией режима Владимира Путина до 2014 года и его действиями во внешнем мире, мало кто из экспертов предвидел сколько-нибудь кардинальное изменение status quo в отношениях с Западом, полагая его невыгодным прежде всего для самой России.
Но эти представления и связанная с ними надежда оказались ложными. С прошлого года Россия опять "в тренде", наша страна снова оказалась в центре дебатов исследователей и экспертов. Только теперь, в отличие от начала 1990-х, этим дебатам присущ привкус не надежды и воодушевления, а неприятия и страха. Как это получилось, что и когда пошло "не так"? Сегодня мы остро нуждаемся в объяснениях. Свой ответ на эти вопросы предлагает Владимир Гельман в новой книге "Авторитарная Россия".
Сам автор определяет свой труд как книгу о том, как и почему Россия не стала демократией после падения советского строя. Его интересуют причины и последствия той траектории развития, которую избрал российский политический режим после 1991 года. Основная предпосылка анализа связана со стимулами, вынуждающими политиков устанавливать демократические "правила игры". Установление подобных правил может стимулироваться необходимостью разрешения политических или социальных конфликтов, внешним влиянием, идеологическими мотивациями и преференциями части политической элиты. В постсоветской России ни одного из этих стимулов не было. Все политические конфликты разрешались как "игры с нулевой суммой", в которых победитель получал все, влияние внешних акторов на внутрироссийскую политическую повестку было (и остается) крайне ограниченным, а реальные интересы политических акторов оказались намного важнее их идеологических преференций. Авторитарный режим в России возник как "побочный продукт" стремления правящей элиты к максимизации политической власти; при этом основными инструментами, обеспечивающими сохранение правления этих элит, стали страх и ложь.
Как пишет Гельман, в постсоветской истории России было несколько "критических моментов" (последним из них по времени стал 2014 год), когда политические акторы имели возможность выбора между движением к авторитаризму или же к демократии. Почти всегда акторы выбирали первую опцию. При этом демократия не сворачивалась полностью; напротив, она играла важную роль - служила "дымовой завесой" для авторитарного строительства, иными словами, демократические институты сознательно и в целом успешно использовались для целей совсем не демократического свойства. В результате практически каждый шаг, предпринимаемый элитами с 1991 года, уводил страну все дальше от демократии.
Аргументация книги Гельмана базируется на убеждении в том, что происходящее в России - это едва ли не хрестоматийный пример максимизации власти политиками, не встретившими почти никаких препятствий для реализации своих амбиций. Действительно, если воплощение стратегии максимизации власти при Ельцине было затруднено прежде всего слабостью государства и экономическими потрясениями, то стратегия Путина оказалась, несомненно, более эффективной. У второго президента России руки были развязаны, и поэтому ни протесты 2011-2012 годов, ни украинский кризис не смогли ограничить его сколько-нибудь существенным образом. Таким образом, в случае России речь идет о провале проекта демократизации страны. Причем в этом мы не уникальны: электоральные авторитарные режимы нередко выступают по сути "побочными продуктами" неудавшихся демократий. Распространение авторитаризма стало глобальной тенденцией, которая затронула многие страны и регионы. Так что по крайней мере в данном отношении ничего экстраординарного у нас не происходит.
Именно шок, вызванный провалом начавшейся после распада Советского Союза демократизации, обусловил глубокое разочарование в демократии (Гельман называет это "синдромом политического похмелья"), что выразилось: 1) в резком обесценивании демократизации как политической цели в глазах элит и населения; 2) в сознательном поиске "советских решений" и использовании советского наследия для решения постсоветских проблем; 3) в почти полном неучастии Запада в стимулировании демократического развития России и, наконец, 4) в сконструированной и старательно поддерживаемой властью политической пассивности населения. Барьеры, которые могли бы появиться на пути политических акторов, стремящихся к максимизации власти, так и не были созданы.
Поскольку среди прочих факторов, погубивших российскую демократизацию, в книге упоминается самоустранение Запада от вклада в демократическое развитие России, я хотела бы не столько поспорить с автором, сколько попытаться объяснить ограниченное участие Европейского союза в этом деле. Его сдерживали объективные причины: российские трансформации 1990-х совпали по времени с серьезными преобразованиями внутри самого ЕС, с его попыткой решить проблему слабой координации действий стран-участниц и выстроить общую внешнюю политику. Не стоит забывать и крайне масштабного расширения 2004 года, которое привело к размежеванию стран-членов относительно отношений с Россией. Свою роль сыграла и двусторонняя экономическая зависимость, до 2014 года заставлявшая европейцев закрывать глаза на действия России на постсоветском пространстве. Наконец, Россия - это не Молдова, не Грузия и не Украина. Не будет преувеличением сказать, что, принимая во внимание ее размеры, даже гораздо более масштабное западное участие едва ли заставило бы российских акторов выбирать иные опции.
Что же готовит нам день грядущий? Прогноз политического развития - дело неблагодарное, есть слишком много переменных, о которых мы сегодня не знаем и влияние которых, следовательно, не в состоянии оценить. Тем не менее обрисовать альтернативы, имеющиеся у России, в принципе, возможно; при этом, однако, несравнимо сложнее выдвинуть достоверное предположение относительно того, по какому пути она все-таки двинется. Впрочем, даже в самом представлении круга альтернатив уже заключена некоторая определенность. Гельман выделяет четыре альтернативных пути: сохранение нынешнего политического режима на фоне его постепенного упадка; тяготение к гегемонистскому и/или репрессивному авторитаризму, выступающее в качестве реакции правящих элит на вызовы их правлению; внезапное обрушение режима под давлением каких-то обстоятельств, причем не обязательно вызванных внешними шоками; наконец, постепенная и, вероятнее всего, непоследовательная "ползучая" демократизация политического режима. Весь круг переменных, определяющих движение России по тому или иному пути, не известен, но, как пишет Гельман, по крайней мере три из них будут иметь особое значение. Во-первых, существует вероятность непредсказуемых сегодня изменений общественного мнения и, соответственно, политического поведения граждан и элиты. Во-вторых, важное значение имеют способность и желание правящих элит применять насилие и репрессии. Наконец, в-третьих, не известна подлинная дееспособность Кремля, то есть то, до какой степени страна действительно управляема, а нынешняя система готова к перегрузкам.
Владимир Гельман называет сегодняшнюю Россию настоящим Эльдорадо для изучения "плохой политики". Действительно, российский опыт вносит вклад в научные дискуссии - в частности, о роли формальных и неформальных институтов в режимных изменениях. Кроме того, этот опыт преподносит уроки, усваиваемые граждански активной частью населения, - увы, по большей части разочаровывающие и болезненные. В целом, как пишет Гельман, постсоветский политический опыт России говорит нам о том, что демократия не возникает по умолчанию, просто потому, что разрушен прежний авторитарный порядок. А как хотелось бы...
Специалисты и исследователи найдут в книге Гельмана обосновываемое и цельное объяснение эволюции политического режима в России, а более широкий круг читателей получит шанс избавиться от наивных представлений и более грамотно выстроить свои виды на будущее. Вместо того, чтобы мучить себя извечными российскими вопросами и бесплодными упованиями, стоит прочитать эту книгу. Тем более, что автор вовсе не лишает нас последней надежды.
Ирина Бусыгина"
(Неприкосновенный запас, №5 (103), с.293-295).
На фото (спасибо Марии Трофимовой) - моя книга на стенде University of Pittsburgh Press на ежегодной конференции ASEEES в Филадельфии. Читайте на здоровье
http://www.upress.pitt.edu/BookDetails.aspx?bookId=36573