политика страха: как российский режим противостоит своим противникам
моя новая статья в новом журнале "Контрапункт" (2015, №1) http://www.counter-point.org/64-2/
"... Феномены массовых репрессий, такие, как Гулаг или геноцид времен «красных кхмеров», уходят в прошлое, и на первый план выходят куда менее кровавые средства удержания власти. Это отнюдь не значит, что авторитарные режимы отказываются от подавления своих противников: «кнут» (подавление) остается важнейшим инструментом в их арсенале наряду с «пряниками» в виде подкупа и кооптации. Но стратегия использования жестких методов кардинально меняется: политические репрессии носят не массовый характер, а избирательный. Они все чаще направлены не против граждан в целом или отдельных социальных (этнических, религиозных и т.д.) групп, а против конкретных лиц и организаций, выступающих и/или способных выступить против режима. Такие репрессии носят явный и иногда даже демонстративный характер..., но могут также быть и неявными... Селективные репрессии ставят целью не только и не столько наказать врагов режима (хотя эти мотивы в ряде случаев присутствуют), сколько предотвратить распространение враждебной активности за пределы (обычного весьма узкого) круга непосредственных противников. С этой точки зрения, репрессии выполняют важную сигнальную функцию, демонстрируя элитам и рядовым гражданам, что публичные проявления нелояльности чреваты большими потерями. Для сохранения авторитарного режима данная репрессивная политика может оказаться не менее эффективной, чем масштабные репрессии, но она требует более тонкой работы - для соблюдения баланса кнута и пряника и для дозированного использования инструментов политического контроля...
Выбор репрессивной стратегии имеет еще один аспект, на который обращал внимание Кристиан Давенпорт, исследовавший реакцию демократических и авторитарных режимов на угрозы подрыва политического порядка со стороны их противников. Значимую роль в этом выборе играет то, как именно режимы воспринимают значимость этих угроз, что, в свою очередь, обусловлено даже не общим уровнем антиправительственных выступлений, а их внезапностью. Более того, восприятие угроз усиливается, если они проистекают сразу из нескольких источников и при этом стратегии противников режима более разнообразны и включают в себя широкий репертуар средств борьбы (как мирных, так и, особенно, насильственных). Чем более опасными кажутся угрозы, тем больше шансов на то, что на экзистенциальный вопрос «бить или не бить» (своих противников) режимы дадут утвердительный ответ.
Но главное, что определяет выбор стратегий со стороны авторитарных режимов, - это наличие предшествующего опыта репрессивной политики. Если в прошлом репрессии помогли режиму успешно справиться с угрозами, то шансы их применения вновь резко возрастают, равно как масштабы репрессий и их интенсивность..." (текст можно скачать здесь http://www.counter-point.org/wp-content/uploads/2015/08/gelman_counterpoint1.pdf)
"... Феномены массовых репрессий, такие, как Гулаг или геноцид времен «красных кхмеров», уходят в прошлое, и на первый план выходят куда менее кровавые средства удержания власти. Это отнюдь не значит, что авторитарные режимы отказываются от подавления своих противников: «кнут» (подавление) остается важнейшим инструментом в их арсенале наряду с «пряниками» в виде подкупа и кооптации. Но стратегия использования жестких методов кардинально меняется: политические репрессии носят не массовый характер, а избирательный. Они все чаще направлены не против граждан в целом или отдельных социальных (этнических, религиозных и т.д.) групп, а против конкретных лиц и организаций, выступающих и/или способных выступить против режима. Такие репрессии носят явный и иногда даже демонстративный характер..., но могут также быть и неявными... Селективные репрессии ставят целью не только и не столько наказать врагов режима (хотя эти мотивы в ряде случаев присутствуют), сколько предотвратить распространение враждебной активности за пределы (обычного весьма узкого) круга непосредственных противников. С этой точки зрения, репрессии выполняют важную сигнальную функцию, демонстрируя элитам и рядовым гражданам, что публичные проявления нелояльности чреваты большими потерями. Для сохранения авторитарного режима данная репрессивная политика может оказаться не менее эффективной, чем масштабные репрессии, но она требует более тонкой работы - для соблюдения баланса кнута и пряника и для дозированного использования инструментов политического контроля...
Выбор репрессивной стратегии имеет еще один аспект, на который обращал внимание Кристиан Давенпорт, исследовавший реакцию демократических и авторитарных режимов на угрозы подрыва политического порядка со стороны их противников. Значимую роль в этом выборе играет то, как именно режимы воспринимают значимость этих угроз, что, в свою очередь, обусловлено даже не общим уровнем антиправительственных выступлений, а их внезапностью. Более того, восприятие угроз усиливается, если они проистекают сразу из нескольких источников и при этом стратегии противников режима более разнообразны и включают в себя широкий репертуар средств борьбы (как мирных, так и, особенно, насильственных). Чем более опасными кажутся угрозы, тем больше шансов на то, что на экзистенциальный вопрос «бить или не бить» (своих противников) режимы дадут утвердительный ответ.
Но главное, что определяет выбор стратегий со стороны авторитарных режимов, - это наличие предшествующего опыта репрессивной политики. Если в прошлом репрессии помогли режиму успешно справиться с угрозами, то шансы их применения вновь резко возрастают, равно как масштабы репрессий и их интенсивность..." (текст можно скачать здесь http://www.counter-point.org/wp-content/uploads/2015/08/gelman_counterpoint1.pdf)