Воскресный киносеанс из жизни тогда еще Великой Америки
Джон Уэмбо "Новые центурионы". Я когда-то давно писал немного об этой книге, увидевшей свет в далеком 1970 году. И цитировал из нее ряд пророчеств, которые сегодня считаю нелишним повторить. Ибо их актуальность просто-таки зашкаливает.
- Хочешь, устроим экскурсию по всему округу? - спросил Кильвинский.
- Еще бы.
- Почти все здешние жители - негры. Встречаются, правда, и белые, и мексиканцы. Но главным образом - негры. Много негров - много преступлений.
О да, какие же нетолерантные времена тогда были!
- Давай-ка, Фелер, не будем напускать туману, нам с тобой работать целый месяц. Скажи мне откровенно, будь они белые, ты бы небось действовал куда шустрее и решительнее?
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что ты чертовски заботлив и пуще всего на свете боишься хоть чем обидеть черных, боишься настолько, что, по-моему, готов рисковать своей чертовой жизнью и в придачу моей собственной, лишь бы не выглядеть белым громилой-штурмовиком, шарящим по карманам какого-нибудь черного в каком-нибудь общественном месте на глазах у какой-нибудь толпы, сплошь состоящей из каких-нибудь черных рож. Что ты на это скажешь?
- Знаешь, что с тобой не так, Лайт? Ты стыдишься собственного народа, - выпалил Рой и тут же пожалел о сказанном.
- Чего-чего? Что за хреновина! - сказал Лайт, и Рой отругал себя почем зря, но отступать уже было поздно.
- Ну ладно, Лайт, я знаю о твоих сложностях и собираюсь тебе кое-что растолковать. Очень уж ты строг и несправедлив к своим собратьям. Не стоит относиться к ним так жестоко. Неужели ты сам, Лайт, этого не понимаешь? Ты испытываешь чувство вины оттого, что отдал столько сил, лишь бы вытянуть себя за уши из унизительной среды гетто. Потому тебе и стыдно, потому тебя и душит комплекс вины.
- Проклятье! - произнес Лайт, глядя на Роя так, будто увидел его впервые. - Я всегда знал, ты, Фелер, парень со странностями, но вот думать не думал, что вдобавок ты еще и любитель выносить за кем-то горшки.
- Я ведь, Лайт, по дружбе, - сказал Рой. - Только потому и затеял этот разговор.
- Ну так послушай, дружище. В этой толпе я не различаю обычно ни черных, ни белых, ни даже людей. Для меня они просто задницы. И когда у этих задниц подрастут детишки, почти наверняка они станут такими же задницами, как их родители, хоть мне, признаться, сейчас и жаль их до чертиков.
- Да, понимаю, - сказал Рой, терпеливо кивая головой, - существует такая тенденция: угнетаемый перенимает идеалы того, кто его угнетает.
Разве ты не видишь, что как раз это с тобой и произошло?
- Да никто меня не угнетает, Фелер. И чего это белым либералам неймется в каждом негре разглядеть угнетенную личность с черным цветом кожи?
- Себя я либералом не считаю.
- Типы вроде тебя еще похуже ку-клукс-клана будут. Из-за этакой проклятой отеческой заботливости. Кончай смотреть на эту публику как на какой-то клубок проблем. Когда я кончил академию, меня отправили работать в Вест-Сайд, в район шелковых чулочек, но мне и в голову не пришло ставить расовое клеймо на любой из белых задниц, что мне там попадались. Задница - она всегда задница, просто здесь они малость темней будут. Да только для тебя все иначе: коли негр, значит, нуждается в особом подходе да в защите.
- Погоди, - вмешался Рой. - Ты не понял...
- Черта лысого не понял, - оборвал его Лайт, на углу бульвара Вашингтона и Центральной авеню он съехал к обочине и развернулся на сиденье всем корпусом, оказавшись с Роем лицом к лицу. - Ты ведь уже год здесь работаешь. Знаешь, какая преступность в негритянских кварталах. И это при том, что окружного прокурора нужно уговаривать регистрировать уголовное преступление, если в нем оба - и жертва, и нападавший - негры.
Тебе известна поговорка наших сыщиков: "Сорок швов или один выстрел - преступление. А что поменьше - так то проступок, шалость". От негров ждут такого поведения. Раньше белые либералы так и говорили: "Все правильно, Мистер Черный Человек, - (они никогда не забывают сказать ему "мистер"), - все правильно, тебя так долго угнетали, что ты не можешь быть до конца ответствен за свои поступки. Это наша вина, значит, мы, белые, и должны нести за все ответ". И что же в таком случае делает черный человек?
Конечно же, пользуется вовсю той выгодой, что навязывается ему не к месту употребленной добротой его терпимого белого брата, - тот бы и сам так поступил, поменяйся они местами, ведь в большинстве своем люди всего-навсего обыкновенные жопы и остаются ими до тех пор, пока их хорошенько не взнуздают. Запомни, Фелер, людям узда нужна, а не шпоры.
...- Я ведь тоже ходил здесь в школу, вот здесь же, на юго-востоке родного нашего Лос-Анджелеса. И каждый день видел, как вымогались денежки. Черных было больше, так что белым пацанам от них здорово доставалось. "Гони мелочь, мать твою... Гони мелочь, не то нарежу ремней с твоей задницы". А после при любом раскладе награждали его зуботычиной, и, давал он мелочь или нет, не имело никакого значения. А ведь это были бедные белые дети, дети от смешанных браков или вовсе прижитые на стороне, такие же бедные, как мы сами. А ты, Рой, не хотел заводить на мальчишку дела. Зато хотел употребить свою двойную мораль, как же: виновник - подавленный и растоптанный несправедливостью черный мальчуган, а жертва - какой-то белый!
- Ты не желаешь меня понять, - сказал Рой уныло. - Негры ненавидят белых потому, что знают: в их глазах они всего лишь безликие нелюди.
- Как же, как же, мне знакома вся эта интеллигентская белиберда. Ты ведь, Фелер, не единственный на свете полицейский, прочитавший пару-другую книжонок.
- Я этого и не говорил, черт побери, - сказал Рой.
- А я тебе говорю, что безликими были те белые пацанята, что учились со мной в одной школе, были безликими для нас. Что ты на это скажешь? Мы их попросту терроризировали, этих бедных ублюдков. Те немногие, с кем мне пришлось иметь дело, не ненавидели нас, они нас боялись, потому что на нашей стороне был численный перевес. Когда болтаешь о неграх, Фелер, лучше прибери свои коленки. Мы такие же, как белые. И по большей части - задницы. Опять же - как белые. Заставь негра так же отвечать перед законом, как и белого. И перестань его баловать да превращать в изнеженную бабу. Не делай из него домашнее животное. Все люди одинаковы. Так что сунь ему в пасть обычные удила да выбери подлинней мундштук, а как разгорячится сверх меры - дергай за вожжи, приятель!
- Ума не приложу, зачем боссу нужно, чтоб я тут торчал, - сказал буфетчик. - Всего-то и было, что пара-другая клиентов. Из-за этих "mallate" все сидят в своих четырех стенах... Мне не следовало произносить это слово. "Ниггер" - ужасное слово, а "mallate", хоть означает то же самое, - еще хуже.
- Да.
- Не думаю, что черные попытаются спалить Ист-Сайд. С нами, мексиканцами, они не ладят, зато уважают. Знают, что, коли попытаются спалить наши дома, мы их поубиваем. Англос они не боятся. Никто не боится англос. Слабеет ваш народ.
- Если и так, то меня это не удивляет, - сказал Серж.
- Я заметил, что в этой стране мексиканца вынуждают жить бок о бок с черными только потому, что он беден. Когда я только сюда приехал, мексиканцы хотели разъединиться с черными. Они хотели - мексиканцы - жить рядом с англос. Те ведь почти такие же, почти как мы. Но то, что происходило и происходит, - мягкотелость англос, заявления на весь мир, что вы жалеете, мол, что приходится кормить их и содержать, то, как вы лишаете негра чувства собственного достоинства, предоставляя в его распоряжение все, чего его душа ни пожелает, - я начинаю думать, что из-за всего этого мексиканцы станут сторониться и чураться англос, и начинаю думать, что поделом.
..- Когда двенадцать лет назад я приехал в эту страну, я думал, это плохо, что мексиканцы большей частью живут здесь, в Ист-Сайде, оберегая и почитая старые обычаи. Я думал даже, что нам не след учить детей la lengua <язык (исп.)>, что их надобно учить тому, что сделает их настоящими американцами. Я присмотрелся поближе и считаю, что местные англос здесь принимают нас так же почти, как и самих англос. Раньше я гордился тем, что меня принимают, как какого-нибудь англос, я ведь помню, как плохо обращались с мексиканцами еще совсем недавно. Но покуда наблюдал за тем, как вы слабеете и страшитесь, что вас перестанет любить весь мир, я думал уже: смотри-ка, Армандо, Mira, hombre, los gabachos <смотри-ка, друг, на этих ребят (исп.)>, нечему завидовать. Даже если б ты мог, все равно не стал бы одним из них. Если кто-то захочет спалить твой дом или приставить нож к твоему брюху, ты убьешь его - и плевать, какого цвета у него кожа.
Если он нарушит твои законы, ты докажешь ему, что поступать так очень рискованно. И младенцу известно, что нельзя брать в руки горящий уголек, а после дуть на него и верить, что он погаснет. Разве гринго не учат этому своих детей?
- Учат, да не все.
- Согласен. Вы словно твердите: тронь его несколько раз, может, он горячий, а может, и нет. А потом ребенок растет, спеша сделаться мужчиной, и носится как угорелый по вашим улицам, и в том не вся его вина, потому как никто его не выучил, что горящий уголек всегда жжет. Я рад, что живу в вашей стране, но потому только, что мексиканец. Простите, сеньор, но я не желал бы стать гринго. И коли ваш народ и дальше будет слабеть да портиться, оставлю я все ваши удобства да комфорты и возвращусь обратно в Мексику, не желаю я смотреть на то, как гибнет великая нация!
Как видите, ростки тенденций, в полный рост проявившихся сейчас, появились еще пять десятилетий назад. И умные люди их заметили уже тогда.
В 1972 году по книге был снят фильм с одноименным названием. Правда он получился менее острым в социальном плане, упор больше был сделан на криминальную и личную драму.
Тем не менее, фильм очень интересный и поэтому я сегодня вечером пересмотрю его. Ибо он - еще о той Америке, которая была реально великой. Вернее, тогда она доживала последние годы своего величия.
- Хочешь, устроим экскурсию по всему округу? - спросил Кильвинский.
- Еще бы.
- Почти все здешние жители - негры. Встречаются, правда, и белые, и мексиканцы. Но главным образом - негры. Много негров - много преступлений.
О да, какие же нетолерантные времена тогда были!
- Давай-ка, Фелер, не будем напускать туману, нам с тобой работать целый месяц. Скажи мне откровенно, будь они белые, ты бы небось действовал куда шустрее и решительнее?
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что ты чертовски заботлив и пуще всего на свете боишься хоть чем обидеть черных, боишься настолько, что, по-моему, готов рисковать своей чертовой жизнью и в придачу моей собственной, лишь бы не выглядеть белым громилой-штурмовиком, шарящим по карманам какого-нибудь черного в каком-нибудь общественном месте на глазах у какой-нибудь толпы, сплошь состоящей из каких-нибудь черных рож. Что ты на это скажешь?
- Знаешь, что с тобой не так, Лайт? Ты стыдишься собственного народа, - выпалил Рой и тут же пожалел о сказанном.
- Чего-чего? Что за хреновина! - сказал Лайт, и Рой отругал себя почем зря, но отступать уже было поздно.
- Ну ладно, Лайт, я знаю о твоих сложностях и собираюсь тебе кое-что растолковать. Очень уж ты строг и несправедлив к своим собратьям. Не стоит относиться к ним так жестоко. Неужели ты сам, Лайт, этого не понимаешь? Ты испытываешь чувство вины оттого, что отдал столько сил, лишь бы вытянуть себя за уши из унизительной среды гетто. Потому тебе и стыдно, потому тебя и душит комплекс вины.
- Проклятье! - произнес Лайт, глядя на Роя так, будто увидел его впервые. - Я всегда знал, ты, Фелер, парень со странностями, но вот думать не думал, что вдобавок ты еще и любитель выносить за кем-то горшки.
- Я ведь, Лайт, по дружбе, - сказал Рой. - Только потому и затеял этот разговор.
- Ну так послушай, дружище. В этой толпе я не различаю обычно ни черных, ни белых, ни даже людей. Для меня они просто задницы. И когда у этих задниц подрастут детишки, почти наверняка они станут такими же задницами, как их родители, хоть мне, признаться, сейчас и жаль их до чертиков.
- Да, понимаю, - сказал Рой, терпеливо кивая головой, - существует такая тенденция: угнетаемый перенимает идеалы того, кто его угнетает.
Разве ты не видишь, что как раз это с тобой и произошло?
- Да никто меня не угнетает, Фелер. И чего это белым либералам неймется в каждом негре разглядеть угнетенную личность с черным цветом кожи?
- Себя я либералом не считаю.
- Типы вроде тебя еще похуже ку-клукс-клана будут. Из-за этакой проклятой отеческой заботливости. Кончай смотреть на эту публику как на какой-то клубок проблем. Когда я кончил академию, меня отправили работать в Вест-Сайд, в район шелковых чулочек, но мне и в голову не пришло ставить расовое клеймо на любой из белых задниц, что мне там попадались. Задница - она всегда задница, просто здесь они малость темней будут. Да только для тебя все иначе: коли негр, значит, нуждается в особом подходе да в защите.
- Погоди, - вмешался Рой. - Ты не понял...
- Черта лысого не понял, - оборвал его Лайт, на углу бульвара Вашингтона и Центральной авеню он съехал к обочине и развернулся на сиденье всем корпусом, оказавшись с Роем лицом к лицу. - Ты ведь уже год здесь работаешь. Знаешь, какая преступность в негритянских кварталах. И это при том, что окружного прокурора нужно уговаривать регистрировать уголовное преступление, если в нем оба - и жертва, и нападавший - негры.
Тебе известна поговорка наших сыщиков: "Сорок швов или один выстрел - преступление. А что поменьше - так то проступок, шалость". От негров ждут такого поведения. Раньше белые либералы так и говорили: "Все правильно, Мистер Черный Человек, - (они никогда не забывают сказать ему "мистер"), - все правильно, тебя так долго угнетали, что ты не можешь быть до конца ответствен за свои поступки. Это наша вина, значит, мы, белые, и должны нести за все ответ". И что же в таком случае делает черный человек?
Конечно же, пользуется вовсю той выгодой, что навязывается ему не к месту употребленной добротой его терпимого белого брата, - тот бы и сам так поступил, поменяйся они местами, ведь в большинстве своем люди всего-навсего обыкновенные жопы и остаются ими до тех пор, пока их хорошенько не взнуздают. Запомни, Фелер, людям узда нужна, а не шпоры.
...- Я ведь тоже ходил здесь в школу, вот здесь же, на юго-востоке родного нашего Лос-Анджелеса. И каждый день видел, как вымогались денежки. Черных было больше, так что белым пацанам от них здорово доставалось. "Гони мелочь, мать твою... Гони мелочь, не то нарежу ремней с твоей задницы". А после при любом раскладе награждали его зуботычиной, и, давал он мелочь или нет, не имело никакого значения. А ведь это были бедные белые дети, дети от смешанных браков или вовсе прижитые на стороне, такие же бедные, как мы сами. А ты, Рой, не хотел заводить на мальчишку дела. Зато хотел употребить свою двойную мораль, как же: виновник - подавленный и растоптанный несправедливостью черный мальчуган, а жертва - какой-то белый!
- Ты не желаешь меня понять, - сказал Рой уныло. - Негры ненавидят белых потому, что знают: в их глазах они всего лишь безликие нелюди.
- Как же, как же, мне знакома вся эта интеллигентская белиберда. Ты ведь, Фелер, не единственный на свете полицейский, прочитавший пару-другую книжонок.
- Я этого и не говорил, черт побери, - сказал Рой.
- А я тебе говорю, что безликими были те белые пацанята, что учились со мной в одной школе, были безликими для нас. Что ты на это скажешь? Мы их попросту терроризировали, этих бедных ублюдков. Те немногие, с кем мне пришлось иметь дело, не ненавидели нас, они нас боялись, потому что на нашей стороне был численный перевес. Когда болтаешь о неграх, Фелер, лучше прибери свои коленки. Мы такие же, как белые. И по большей части - задницы. Опять же - как белые. Заставь негра так же отвечать перед законом, как и белого. И перестань его баловать да превращать в изнеженную бабу. Не делай из него домашнее животное. Все люди одинаковы. Так что сунь ему в пасть обычные удила да выбери подлинней мундштук, а как разгорячится сверх меры - дергай за вожжи, приятель!
- Ума не приложу, зачем боссу нужно, чтоб я тут торчал, - сказал буфетчик. - Всего-то и было, что пара-другая клиентов. Из-за этих "mallate" все сидят в своих четырех стенах... Мне не следовало произносить это слово. "Ниггер" - ужасное слово, а "mallate", хоть означает то же самое, - еще хуже.
- Да.
- Не думаю, что черные попытаются спалить Ист-Сайд. С нами, мексиканцами, они не ладят, зато уважают. Знают, что, коли попытаются спалить наши дома, мы их поубиваем. Англос они не боятся. Никто не боится англос. Слабеет ваш народ.
- Если и так, то меня это не удивляет, - сказал Серж.
- Я заметил, что в этой стране мексиканца вынуждают жить бок о бок с черными только потому, что он беден. Когда я только сюда приехал, мексиканцы хотели разъединиться с черными. Они хотели - мексиканцы - жить рядом с англос. Те ведь почти такие же, почти как мы. Но то, что происходило и происходит, - мягкотелость англос, заявления на весь мир, что вы жалеете, мол, что приходится кормить их и содержать, то, как вы лишаете негра чувства собственного достоинства, предоставляя в его распоряжение все, чего его душа ни пожелает, - я начинаю думать, что из-за всего этого мексиканцы станут сторониться и чураться англос, и начинаю думать, что поделом.
..- Когда двенадцать лет назад я приехал в эту страну, я думал, это плохо, что мексиканцы большей частью живут здесь, в Ист-Сайде, оберегая и почитая старые обычаи. Я думал даже, что нам не след учить детей la lengua <язык (исп.)>, что их надобно учить тому, что сделает их настоящими американцами. Я присмотрелся поближе и считаю, что местные англос здесь принимают нас так же почти, как и самих англос. Раньше я гордился тем, что меня принимают, как какого-нибудь англос, я ведь помню, как плохо обращались с мексиканцами еще совсем недавно. Но покуда наблюдал за тем, как вы слабеете и страшитесь, что вас перестанет любить весь мир, я думал уже: смотри-ка, Армандо, Mira, hombre, los gabachos <смотри-ка, друг, на этих ребят (исп.)>, нечему завидовать. Даже если б ты мог, все равно не стал бы одним из них. Если кто-то захочет спалить твой дом или приставить нож к твоему брюху, ты убьешь его - и плевать, какого цвета у него кожа.
Если он нарушит твои законы, ты докажешь ему, что поступать так очень рискованно. И младенцу известно, что нельзя брать в руки горящий уголек, а после дуть на него и верить, что он погаснет. Разве гринго не учат этому своих детей?
- Учат, да не все.
- Согласен. Вы словно твердите: тронь его несколько раз, может, он горячий, а может, и нет. А потом ребенок растет, спеша сделаться мужчиной, и носится как угорелый по вашим улицам, и в том не вся его вина, потому как никто его не выучил, что горящий уголек всегда жжет. Я рад, что живу в вашей стране, но потому только, что мексиканец. Простите, сеньор, но я не желал бы стать гринго. И коли ваш народ и дальше будет слабеть да портиться, оставлю я все ваши удобства да комфорты и возвращусь обратно в Мексику, не желаю я смотреть на то, как гибнет великая нация!
Как видите, ростки тенденций, в полный рост проявившихся сейчас, появились еще пять десятилетий назад. И умные люди их заметили уже тогда.
В 1972 году по книге был снят фильм с одноименным названием. Правда он получился менее острым в социальном плане, упор больше был сделан на криминальную и личную драму.
Click to viewТем не менее, фильм очень интересный и поэтому я сегодня вечером пересмотрю его. Ибо он - еще о той Америке, которая была реально великой. Вернее, тогда она доживала последние годы своего величия.