Про реальную магию и как с ней бороться.
Очень красивое и "вкусное" описание одного забавного психологического феномена.
Оригинал взят у autumn_flavour в Магия бранного слова
Вера в магию слова - это такой мешок, в котором помещается много других вер поменьше. Вера в то, что можно накаркать, если предрекать плохое, или сглазить, заговорив о хорошем. Вера в то, что о плохом надо молчать, и оно не случится, а о хорошем, наоборот, говорить - и оно случится. Вера в то, что маленького ребенка нельзя хвалить в разговорах с посторонними (и для таких случаев даже есть специальное слово, которое формально как бы означает "плоховатый, паршивенький", а на самом деле, и это известно обоим говорящим, означает "ну конечно, мой ребенок замечательный, и мы с вами об этом знаем, но вслух не скажем").
А еще бывает вера в силу бранного слова. Но если результат всех остальных ритуалов веры в слово обычно смутно маячит в туманном будущем и его, результата, появление на столе сию секунду никак не ожидается, верующие в силу бранного слова рассчитывают на немедленную запланированную реакцию.И если реакции вдруг не происходит, эти люди обычно имеют вид очень разочарованного колдуна, который и зев ехидны-то положил, и клюв совиный истолок, и жабу накрошил мелко, и мешал трижды по три раза посолонь омеловой ветвью, а вместо страшного зелья все равно раз за разом получается жидкий супчик с лягушачьими лапками а-ля франсэ.
Была я тут некоторое время назад в медицинском учреждении. А узистка в этом учреждении отчего-то вела себя грубо, в частности, не желала слова лишнего произнести, и если ей нужно было, чтобы я, к примеру, заложила руку за спину, то она мне эту руку за спину выворачивала сама, выбирая очень странные и, по-моему, анатомически почти невозможные углы. Мне-то ничего, у меня болевой порог на высоте Памира примерно, а узистка пыхтела, прилагала все силы и очень сердилась, когда рука отчего-то не желала долго пребывать в очередном странном положении и приходила в нормальное, едва узистка ее отпускала. В какой-то момент, наблюдая за мучениями по построению из меня египетской пирамиды, я спокойно сказала - знаете, ведь можно гораздо проще: вы мне говорите, что и куда повернуть, а я поворачиваю и стараюсь удержать на месте.
Дело было в крупной и известной больнице, я платила за прием, и узистка понимала, что при таких вводных откровенная ругань чревата осложнениями. Поэтому она перестала лепить из меня картину Пикассо и просто потребовала заложить левую пятку за правое ухо, а когда оказалось, что выше лопаток дотянуться не удается, сказала, поджав губы: а это у вас, милочка, возрастные изменения уже начались! И посмотрела со значением.
Я вообще человек нервный и впечатлительный, но на этот раз стрела прошла мимо цели. В самом деле, мне тридцать пять лет, и возрастные изменения по сравнению, к примеру, с двадцатью годами просто обязаны присутствовать - иначе, простите, где я была все эти годы? Хочется, правда думать, что изменения происходили в основном в голове (и сказались на ней положительно), но в реальности у меня кроме головы есть много других частей тела, включая левую пятку, которые тоже были со мной все эти тридцать пять лет и, разумеется, должны были малость поизноситься. Такова се ля ва, как говорит одна подруга.
Пока я все это меланхолично думала и продолжала тянуть левую пятку к правому уху, узистка вдруг повторила с нажимом: возрастные изменения! у вас! у вас, моя дорогая! И опять посмотрела значительно, но к этой значительности примешивалась некоторая доля растерянности.
И по этой растерянности я поняла, что происходит на самом деле. Не имея возможности открыто грубить, она решила прибегнуть к магии тонкого хамства и подкусить меня в том месте, где, по ее мнению, должно болеть у любой женщины: в области стремления к вечной молодости и вечно юной красоте. По ее расчетам, намек на приближающуюся старость должен был выбить меня из колеи, так что она прибегла к магии бранного слова и ожидала от этого какого-то результата - обиды, или оправданий, или страха "что, уже?" Но результата не случилось, магия не сработала, потому что в моей вселенной молодость - не великая драгоценность, а разменная монета, которой расплачиваются за гораздо более ценные вещи. Узистка плеснула вторую порцию зелья - и не сработало опять. Ее портрет в тот момент можно было вешать в галерею самых незадачливых колдунов вселенной.
После этого случая я научилась распознавать таких незадачливых колдунов. Если вам что-то говорят со значительным видом, делают паузу и внимательно вглядываются вам в лицо, а потом с некоторой растерянностью повторяют сказанное и смотрят опять, с искательной надеждой: ну же, ну, работай, работай мое зелье! - это и есть те, кто истово верит в магию бранного слова и в свою способность сварить забористое магическое зелье.
А магии, как известно, не существует.
:)
Оригинал взят у autumn_flavour в Магия бранного слова
Вера в магию слова - это такой мешок, в котором помещается много других вер поменьше. Вера в то, что можно накаркать, если предрекать плохое, или сглазить, заговорив о хорошем. Вера в то, что о плохом надо молчать, и оно не случится, а о хорошем, наоборот, говорить - и оно случится. Вера в то, что маленького ребенка нельзя хвалить в разговорах с посторонними (и для таких случаев даже есть специальное слово, которое формально как бы означает "плоховатый, паршивенький", а на самом деле, и это известно обоим говорящим, означает "ну конечно, мой ребенок замечательный, и мы с вами об этом знаем, но вслух не скажем").
А еще бывает вера в силу бранного слова. Но если результат всех остальных ритуалов веры в слово обычно смутно маячит в туманном будущем и его, результата, появление на столе сию секунду никак не ожидается, верующие в силу бранного слова рассчитывают на немедленную запланированную реакцию.И если реакции вдруг не происходит, эти люди обычно имеют вид очень разочарованного колдуна, который и зев ехидны-то положил, и клюв совиный истолок, и жабу накрошил мелко, и мешал трижды по три раза посолонь омеловой ветвью, а вместо страшного зелья все равно раз за разом получается жидкий супчик с лягушачьими лапками а-ля франсэ.
Была я тут некоторое время назад в медицинском учреждении. А узистка в этом учреждении отчего-то вела себя грубо, в частности, не желала слова лишнего произнести, и если ей нужно было, чтобы я, к примеру, заложила руку за спину, то она мне эту руку за спину выворачивала сама, выбирая очень странные и, по-моему, анатомически почти невозможные углы. Мне-то ничего, у меня болевой порог на высоте Памира примерно, а узистка пыхтела, прилагала все силы и очень сердилась, когда рука отчего-то не желала долго пребывать в очередном странном положении и приходила в нормальное, едва узистка ее отпускала. В какой-то момент, наблюдая за мучениями по построению из меня египетской пирамиды, я спокойно сказала - знаете, ведь можно гораздо проще: вы мне говорите, что и куда повернуть, а я поворачиваю и стараюсь удержать на месте.
Дело было в крупной и известной больнице, я платила за прием, и узистка понимала, что при таких вводных откровенная ругань чревата осложнениями. Поэтому она перестала лепить из меня картину Пикассо и просто потребовала заложить левую пятку за правое ухо, а когда оказалось, что выше лопаток дотянуться не удается, сказала, поджав губы: а это у вас, милочка, возрастные изменения уже начались! И посмотрела со значением.
Я вообще человек нервный и впечатлительный, но на этот раз стрела прошла мимо цели. В самом деле, мне тридцать пять лет, и возрастные изменения по сравнению, к примеру, с двадцатью годами просто обязаны присутствовать - иначе, простите, где я была все эти годы? Хочется, правда думать, что изменения происходили в основном в голове (и сказались на ней положительно), но в реальности у меня кроме головы есть много других частей тела, включая левую пятку, которые тоже были со мной все эти тридцать пять лет и, разумеется, должны были малость поизноситься. Такова се ля ва, как говорит одна подруга.
Пока я все это меланхолично думала и продолжала тянуть левую пятку к правому уху, узистка вдруг повторила с нажимом: возрастные изменения! у вас! у вас, моя дорогая! И опять посмотрела значительно, но к этой значительности примешивалась некоторая доля растерянности.
И по этой растерянности я поняла, что происходит на самом деле. Не имея возможности открыто грубить, она решила прибегнуть к магии тонкого хамства и подкусить меня в том месте, где, по ее мнению, должно болеть у любой женщины: в области стремления к вечной молодости и вечно юной красоте. По ее расчетам, намек на приближающуюся старость должен был выбить меня из колеи, так что она прибегла к магии бранного слова и ожидала от этого какого-то результата - обиды, или оправданий, или страха "что, уже?" Но результата не случилось, магия не сработала, потому что в моей вселенной молодость - не великая драгоценность, а разменная монета, которой расплачиваются за гораздо более ценные вещи. Узистка плеснула вторую порцию зелья - и не сработало опять. Ее портрет в тот момент можно было вешать в галерею самых незадачливых колдунов вселенной.
После этого случая я научилась распознавать таких незадачливых колдунов. Если вам что-то говорят со значительным видом, делают паузу и внимательно вглядываются вам в лицо, а потом с некоторой растерянностью повторяют сказанное и смотрят опять, с искательной надеждой: ну же, ну, работай, работай мое зелье! - это и есть те, кто истово верит в магию бранного слова и в свою способность сварить забористое магическое зелье.
А магии, как известно, не существует.
:)