You spin me round, baby, right round
Как вам известно из писаний Мизуллиной и нечленораздельного воя Бергсет, вся Европа состоит из развратных гомосексуалистов. Развратность их такова, что прорывает все государственные границы и мощным, остро пахнущим мускусом потоком врывается в лоно России, рождая чудовищ. Да, вы можете не верить этому, говорить, что это все вранье и пропаганда, и вы лично никогда не видели развратных престарелых геев-европейцев, и что я самую свою бессмертную душу гублю, возводя такую наглую напраслину...
Но я видел, господа и дамы, я был в первом ряду на зрелище совращения молодого русского парня чудовищным голландцем, наследником гезов, смевших говорить «Лучше турецкий султан, чем испанский король». Читайте же и ужасайтесь.
[Tales from the Closet]
Первый раз перст начертал для меня знаки на стене, когда я узнал, что моего брата, милого, тихого, целомудренного мальчика 20 лет от роду соблазнял в ресторане некий пенсионного возраста голландец. Голландец угощал Сеню алкоголем, отечески трогал его мощные плечи и приглашал поехать к нему в «пентхаус», посмотреть на его коллекцию джазовой музыки.
Арсений преданно глядел ему в глаза, поглощая дармовое спиртное в огромных количествах и расспрашивал голландца о жизни. Голландец представился Яном, и сказал что он повар в каком-то посольстве. Далее развратник всячески намекал, как много у него денег и как заветной его мечтой всегда было давать эти деньги милым молодым мальчикам, которые любят джаз и посещение чужих пентхаусов. Сеня тепло благодарил его и заказывал еще спиртного, всем видом показывая, что всегда мечтал поглядеть мифический пентхаус изнутри.
Но к сожалению, говорил Сеня, сейчас я не могу поехать, Ян. «Когда нибудь?» - спрашивали глаза голландца. «Когда нибудь...» - успокаивала вся Сенина поза. «Завтра?» - шелестели голландские деньги, отправляюсь в папочку ресторанного счета. «Может быть» - шептала спина уходящего Сени.
Когда Сеня мне все это, смеясь, рассказал, мы еще не знали, что судьба снова сведет нас с Яном.
Мы сидели в том же ресторанчике на Ленинском, с Сеней и его девушкой, обсуждая неостановимый прогресс России и возрождающуюся духовность, когда Ян вошел в зал и занял свой традиционный столик у окна. Сеня тут же решил нас познакомить. Ян радостно приветсвовал Сеню, без интереса взглянул на меня и удивился девушке. Но голландец впитал в себя упрямость и крепость нидерландских плотин, напор темной, холодной воды и общую непробиваемость деревянных голландских башмачков. Он снова пригласил Сеню за свой столик, взглядом дав мне понять, что мне и девушке пора удалится. Мы тактично покинули ресторан, дав Сене шанс объяснить Яну всю тяжесть ситуации.
Вместо этого Сеня через пять минут позвонил мне, сказав, что Ян может намутить веществ. Ян тяжело и влюбленно дышал неподалеку. Я решил, что грех упускать возможность насладиться добротой настоящего европейца, и мы стали ждать развития событий.
Сеня вернулся через полчаса, неся искомое, и рассказал, как Ян пригласил его к себе домой. Дом оказался вовсе не пентхаусом, а обычной квартирой на Ленинском. Возможно, пентхаус начинался только со следующего уровня отношений. Пока что Сеня ограничился сердечной благодарностью и пустым взглядом. Во взгляде Ян увидел что-то, нам недоступное и преисполнился надежд, отсыпав Сеньке от щедрот. Сеня вновь удалился, многообещающе стесывая по пути углы.
Подарок голландца оказался забористым, причем настолько, что я толком не помню, как провел тот день.
В третий и последний раз Яна мы встретили позавчера.
Он вошел в зал, увидел Сеню, меня и Сенину девушку... И тихо сел за свой столик у окна, не удостоив коварного Сеню и взглядом. Он сидел спиной к нам, в лучах заходящего солнца, и смотрел на улицу. Когда мимо проходили молодые люди, Ян подбирался, молодел и играл мускулами спины, но видно было, что этот лавандовый волк уже стар и частенько промахивается. И мне и Сене стало жаль этого голландца, столь многого ожидавшего от России, поэтому, выходя из ресторана, мы тепло с ним попрощались. Ян принял проигрыш в этой вечной, идущей от начала мира игре достойно. Так, наверное, принимали проигрыш короли былого, владыки Версаля; томным взглядом провожали они красивых пажей, сумевших переиграть христианнейших владык в амурном поединке.
Да, Ян принял проигрыш достойно.
Но на меня все равно смотрел без интереса.