Из пляжа в пляж

May 27, 2011 18:59

"Присвоить тексту Автора - это значит как бы застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо" (с). Р. Барт.

Лживые загадки седьмого сезона, поддельные симптомы, ожидаемо неоправданные ожидания

Захотелось собрать воедино разрозненные соображения, которые посещали меня во время просмотра этого великолепного сезона. Это мой, собранный из деталей, гештальт, моя картинка на стене. Она не претендует на верную трактовку, которой нет.
Истины нет. Автор давно умер, да здравствует читатель.
Под катом то, о чем мне рассказал Хаус в этом сезоне.






Когда в слезах и соплях смотрела "Хелп ми!", я и предположить не могла, что седьмой сезон окажется одним из самых фееричных, зажигательных, эмоциональных, логичных и продуманных сезонов в этом сериале.

Мне, наивной, казалось, что там под завалами, уничтожен Грегори Хаус, герой и личность, который в приступе мещанства сообщил во всеуслышанье, что нога это просто нога, а счастье не в этом, а в муже.

Я так расстроилась, что хлопнувшая в "Багаже" дверь показалась мне издевательской усмешкой над зрителями, которые понадеялись было, что герой вернулся домой.
В завалах осталась душа Хауса, отразилась в расколоченном зеркале, и больше ее не вернуть, думала я, глядя на чудо в розовом, протягивающее руку. На полу сидела оболочка, которая потеряла жизненные ориентиры и уже не различает, где правда, а где правильно.

Но тогда рядом со мной не было искусного зрителя Хауса, который проспойлерил бы мне, промотав кадры вперед, что пациент не даст себя поджечь посторонним наблюдателям. И что мне оставалось делать, как не поверить в эту публичную экзекуцию?

Мистер Лори гениальный артист. Он совершил невозможное, заставив зрителя поверить, что Хаус стал Нехаусом, одновременно заложив сомнение в робкие души. Негодование смешалось с надеждой. Недоверие с верой.

Отдаление недоверия - непреложное требование кино от зрителя, джентльменское соглашение, без которого невозможно смотреть фильмы.

Отдаление недоверия в первой части седьмого сезона обратилось мешающим фактором. От зрителя требовалось разорвать контракт. Не верить. Ведь это ничего не значащий маскарад, о котором пишут в "Нью-Йоркере". Пишут, а не живут. Я не читала "Нью-Йоркера".

И, быть может, надежда, эта крошечная область мозга, сыграла со мной злую шутку и вмeсте с одной из частей Хауса запела: "Ну пожалуйста, ну пусть не герой, пусть не из адамантия, но пусть получится!".

Не получилось.

То что началось с возвращения имущества, закончилось возвращением имущества. От книги до щетки, из мелких и незначительных деталей, картина жизни, плывущий под знаком надежды корабль в Новый Мир. Как много обещаний! Как много надежды! А под ней два ребенка, поверивших, что можно быть вместе.

Два человека вылезли из под обломков. Рука стала потерянной тростью.

- Я знаю, что будет дальше.
- Тебе не дано предугадать будущее.
- Я никогда не ошибаюсь.
- Давай попробуем.
- Я тебя лублу.

Два человека на обломках разрушенного дома.

Беговая дорожка, которая ведет в никуда.

Хаус никогда не ошибается. Он это знает. Кадди это знает. Мы это знаем. Нам это столько раз показывали, как же можно было об этом забыть? Неверие? Во что я не верила и во что верила за этот сезон? Во что верил и не верил Хаус? А Кадди? Где правда? Где правильно? Игра со зрителями, смешные вставки из кино. Игра Хауса с самим собой, со своей надеждой. Дурацкие эксперименты человека, который хочет избавиться от боли.

Парадокс, заданный в финале шестого сезона, был только пробой парадокса, растянувшегося на целый сезон.
Он пытался все сделать правильно, и все равно ошибся. И одновременно вернул себе свою изначальную правоту.

Для любви не названа цена. А для правоты?
Какова цена этой правоты?

Расческа?
Зубная щетка?
Мусорное ведро?
Одна дохлая крыса?
Одна распотрошенная нога?
Один разрушенный дом?

Самое лучшее в тебе то, что ты никогда не ошибаешься, и как ужасно, то, что ты всегда прав, говорит та, другая любимая, из старой жизни.
Она уже однажды испугалась.

Теперь настал черед другой пробовать.

Вот он перед ней, такой родной, такой потерянный, такой настоящий. Я смогу, я справлюсь. Он говорит, что не справлюсь, но с каких пор я поддаюсь его провокациям?

Я тебя люблю.
Магическое заклинание, отгоняющее злых духов.
Любовь, любовь, любовь.
Прогонит боль, прогонит страх, прогонит одиночество.

Смотрит на него Кадди, на него, пытающегося сделать все, как правильно, как надо, как требуется, и не узнает. Это кто? Верить ему или нет? Что это с ним? Почему я его не узнаю? Почему он со мной больше не конфликтует? И так и этак пытается вернуть старую динамику отношений, но он уперся, играет в игру до конца, манипуляциям не поддается. Неужели таки Нехаус? Неужели неторт?

Она видит сон.

У плиты, в фартуке, прилизанный, не хромающий, черно-белый Нехаус, заказывает торты.
Быть может это самый страшный из всех трех кошмаров Лизы?
Лживый и неправильный Хаус. Нет. Она не этого хотела, когда просила не меняться.

А какого? Того, кто играет со смертью?
Почти смерть ничего не меняет, смерть меняет все.
Ну, почти.
Смерть, прожитая во сне, тоже способна многое поменять.

Одинокая смерть на брачном ложе. Что может быть страшнее одиночества? Только одиночество вдвоем.

Мне не нужна твоя голова в моей вагине. Ты наркоман. Наркоман. Наркоман. Вот ты кто.
Вот она, достойная причина, чтобы избавить нас двоих от лжи, от надежды, от дальнейших разочарований в нетортовости друг друга.

А он? Он тоже перепугался до смерти. Настолько перепугался, что произошла регрессия. Регрессия в стрессовых ситуациях не контейнируется. Релапс. Старые паттерны. Такие знакомые и уютные защитные механизмы. Боль, нога, алкоголь, викодин.
Хаус.
Ну вот, я такой, как ты просила.
Примешь ли меня?
Нет, и таким не приму.
Ведь "и ради меня ты не можешь поступиться даже в мелочах".
"Все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, но не исполняют даже возможного".
"Я обыкновенная женщина, не требуй от меня больше, чем я могу".

Так просто, так по-человечески.
Он сразу понял.
И ни в чем ее не обвинил. Ни словом, ни вздохом.

Как? Не может быть? Не обвинил? Но я же виновата, я же последняя сволочь, из-за меня он разрезал свою ногу и чуть не умер. Он же меня хотел наказать. Я виновна, освободи меня от моих мук совести, поговори со мной, разозлись, давай я тебя разозлю, чтобы ты наорал, избил, но только не молчал, оставляя меня наедине с совестью.
- Ты ни в чем не виновата.

Конечно, нет!
Он сам несет свою ответственность, как всегда. Как тогда, когда полез резать ногу в завале.
Его попытка, его надежда, ему и отвечать.
Ну да ладно. Раз правильно не работает, стану делать как неправильно. Назло Кадди, Нолану, Уилсону, но в первую очередь назло самому себе, решившему поверить.
Главное найти, что полюбить так сильно, чтобы не болело.

Проституток, картошки, куриц, игрушки на колесиках, провальных боксеров, которых невозможно излечить, но можно поставить правильный диагноз.
А может все же можно излечить?

Разрушительная и созидательная силы Хауса сошлись в непримиримой схватке.
Воля к жизни тянет в одну сторону, а воля к смерти в другую.
Это его правда, его конфликт, из которого черпается жизненная энергия. Вечное напряжение - ток.

Понимайте как хотите. Текст это всегда то, что туда вкладывает зритель. Открытое поле для фантазий.

Лживая Персона, обезьянья маска, уходит в сумрак, и на сцену выходит Тень.
Ее пробудил сон. В котором Шут обещал веселье, обернувшееся смертью.
Крушить, ломать, громить, обещать убить, когда попросят, стрелять из лука в азиаток, из картошкометов в азиатов.

Страшен Хаус в своей разрушительности настолько, насколько великолепен в своей созидательности.
Одинаково силен.
Кого он хочет убить? Себя? Конечно, нет. Хочет убить ту часть, которая вечно болит. Но убить не получается.
Eму по-прежнему больно.
Надежда не умирает. Он не может отдалить неверие.
Ну а вдруг в этот раз получится?
И он хватается за очередную соломинку. Непpоверенное лекарство. Очередной эксперимент. В омут головой с балкона. Авось не разобьется.
Хлобысь!
Крыса сдохла.
Ну и скажите мне теперь, что крыса, это просто крыса. Крыса это охота на большую любовь, надежда на большую любовь, чуть не сдохшая когда-то и окончательно сдохшая теперь, нарастив опухоли.

Срочно резать.
Прямо сейчас, никого не дожидаясь. Сам, всегда сам. Никогда не ошибаться, а если однажды ошибся, платить по счетам. Сам ответствен за свои ошибки.

Завалы, мертвая девушка, нога это просто нога, она ничего не значит, если есть друзья, любимая женщина, счастье. Цена любви, цена ошибки, цена правоты, моя правая нога. Как можно было от нее отказаться? Как можно отказаться от своей правды, от своих мозгов, ради надежды на чудесное спасение?
Как можно так чудовищно ошибиться?

Что он делает в этой жуткой ванне?
Наказывает себя за ошибку? Вытаскивает себя за волосы из болота? Переигрывает три, четыре, пять историй, на этот раз сам на себе? Цепляется за безумную надежду на всемогущество?

Хаус не бог.
Но он творец этой вселенной, который возвел боль в высокое искусство.

Он звонит. Он просит помощь зала. Он не может вынести столько безумного одиночества, он всего лишь человек.

Но помощь зала иногда оборачивается наручниками прикованной к кровати рукой.
Кому, как не ему, этогo не знать.

Посмотрите на него. Он же смотрит нам в глаза и ищет смысла. Неужели все это ничего не значило?
Неужели опять беговая дорожка в никуда?
Неужели мы никогда его не поймем?
Почему именно он?
Кто повесил топоры и факелы над его головой? Он сам? Изверги-сценаристы?
Кто тут зритель, а кто действующeе лицо? Кто персонаж, а кто творец? Кому снятся эти сны в кривых зеркалах?

На эти вопросы он никогда не отвечает.

Он делает то, что делает Хаус.
Встает с койки и идет отгадывать очередную загадку.
Он всегда был человеком действия.

Пациентка врет. Она болела взаправду, да. Но она и притворилась больной. Часть ее симптомов - лжива.
Когда наш пациент врал в этом сезоне?
Когда притворялся таким, как все? Когда говорил "люблю"? Когда верил, что все получится?
Или не врал, а действительно отдалил неверие?

В "Багаже" он уже вернул себе свое имущество.
Теперь он возвращает имущество Кадди.
Дурацкие детали, из которых складываются жизни, надежды, дома.

Цена любви. Одна расческа.
Цена правоты. Одна нога.
Так, мелочи.

Бутафорские декорации несбыточных обещаний, американских мечт, мечт Нового Мира.

Разрушить их вхлам.

Интерактивный текст: не нравится - перемотайте, на 37 минут вперед, на 23 серии назад, на 7 сезонов, в начало. Спросите его, что все это значит? Только он не ответит. Загадка должна оставаться загадкой, и роль детектива в ней отдана зрителю.

Дурацкий поступок, разрушенный дом. Не хотите понять? Значит, Хаус вам про другое рассказал.

Он простил своего убийцу. Да что там простил, даже прощения попросил, со слезами на глазах. Чейза простил. Простил Стейси. Простил Кадди.
Он-то знает, что не все дурные поступки проистекают из дурных побуждений.
Только свои ошибки он не умеет прощать.
Он знает, какова их цена.

Обещанный пляж начала, обернулся неожиданным пляжем финала. Пляж на двоих - пляжем для одного. Стелется бесконечная беговая дорожка Хауса в никуда. В куда же он двигается дальше на неработающей ноге?

Но двигается. Cдирает датчики мониторов, встает с койки. Сперва на костылях, потом с тростью, идет. Тяжело ему, наверное, шагать по вязкому песку. Швы расходятся. Ну и пусть. Он идет.

Хауса давно не вмещают ванны и бассейны, ему подавай моря и океаны Нового Мира. Может там он однажды обретет покой.

заметки мозгоправа, рецензия, 7-й сезон

Previous post Next post
Up