май/июнь
если думаешь, мне все равно - ты чертовски прав,
ничего не меняет ни боль, ни ее лекарства.
горизонт из песка, из камней, из воды, из трав
остается всегда только линией, не пространством,
каждый шаг - просто шаг, просто грань, но не космос, так
я тобой наполняю себя, но не видно края,
будь ты трижды жесток, я сдающийся белый флаг,
ничего не меняется,
я себя - не меняю,
не черствею - лишь злюсь, не смягчаюсь - куда еще?
все проходит навылет, судьбы не задев, ни ранив,
и во мне все по-прежнему - плавится и течет,
ты бессилен пред этой горящей, кипящей лавой.
сотни лет пролетят, сотни слов растворятся, пыль
нарисует на спинах моря, города и скалы.
мне всегда все равно - ненавидел ли ты, любил,
мне достаточно знать, что меня это не сломало.
как всегда - все и легче, и проще, и хватит уже
пережевывать память, держать за щекой как драже,
что с того, что тебя не вписали в душевный бюджет,
заглянуть не решили, а так, лишь прошлись по обложке;
этот космос в твоей голове - он, увы, не манит,
нет ни денег, ни времени, весь исчерпала лимит,
бьются волны о спину, а в ней - многолетний гранит,
хоть покрыт он нежнейшей из всех человеческих кожей;
будут тайны раскрыты когда-то мадридских дворов,
ты нальешь себе виски, добавишь в него вечных льдов,
и ему улыбнешься, как будто теперь он готов
рассмотреть твою боль так любовно, как только желаешь,
ты достанешь драже, ты развяжешь дурацкий язык,
что к гортани прилип, растворился от пыток немых,
но ни слова не дашь, не родишь - ни отчаянный крик,
ни счастливую песнь,
просто спросишь - «ну, как поживаешь?».
здесь никто никого не держит, всем просто лень,
то, что можно прибрать к рукам, дешевеет быстро,
я ложусь на тебя - как на город ложится тень:
невесомо, беззвучно, едва высекая искру.
и я слышу, как там, подо мной, корабли гудят,
как колышется парус, как волны идут стеною,
марширует усиленно рота твоих солдат,
заполняя собой ненасытную лодку Ноя.
все уходит в других, ничего не дается мне,
уберечь бы на память хоть крошку с плеча, хоть волос,
я лежу на тебе - как на самом песчаном дне
раскрывает объятия теплая безысходность.
покачнется стена и обрушится дом и тыл,
день сметет меня махом, как будто и не бывало,
так снимают с себя тех, кто спас нас и кто укрыл,
но не знал, что и этого мало,
ничтожно мало.